Случайных встреч не бывает

      Мне тогда было почти 18лет, а точнее, исполнилось через один месяц после  описанной мною истории. В то лето я впервые с моими подругами и друзьями моего брата поехала отдыхать в дивный уголок нашего края, о котором от них много слышала чудесных воспоминаний – они часто рыбалили в тех краях.
      Я впервые оказалась в столь живописном уголке природы, даже не верила своим глазам, что есть такие места недалеко от Харькова. На холмах, что были  покрыты лесом,  сохранялась первозданная красота и разнотравье. В некоторых местах казалось, что и нога человека не ступала по земле уж много десятков лет. Пока мы шли вдоль устья реки, нам не встретилось ни одной тропки. Вдоль склона, словно серебристая змея, извиваясь и переливаясь в лучах солнца, скользила река, на поворотах и изгибах замедляя бег, а затем, издавая шипение да шуршание, омывая берег, ускоряла течение.
       Боясь этих изгибов и круговоротов, мы с девчонками сошли на берег и продолжили путь пешком, а ребята в надувных лодках, покоряя пороги и повороты, плыли по течению и указывали нам путь. Вскоре мы увидели возле одного из изгибов  два небольших озера, словно два зеленоглазых земных ока смотрящих в небесную синеву с белыми облаками. Озёра были  покрыты огромными листьями, а между ними росли белые лилии и казались маленькими облачками, но желтые кувшинки, отражая солнечный свет, словно светились небесными лучиками.
       Мы, девчонки, были просто в восторге от этого места, и было принято решение здесь остановиться. Ребята ставили палатки на зеленой полянке под огромным тополем, что одиноко рос у этих трех водных источников. Готовясь к ужину и ночлегу, девчонки стали собирать хворост для костра да распаковывать вещи. А когда сумерки серым крылом окутали наш островок, мы уже закончили ужин и дружно расположились вокруг костра. Живой огонь продолжал свой жаркий пляс на черном островке земли, и, словно принимая жертвенное подаяние из сухих веток, дарил нам взамен свет и тепло. Влага от водоемов окутывала нас с трёх сторон и пробирала мелкой дрожью, поэтому теплу костра мы все были рады.
  Брат взял гитару, и все стали тихо петь песни под переливистый звон струн нашей любимой спутницы. Когда совсем стемнело и мы, чувствуя усталость, решили уходить на ночлег в палатки, возник вопрос, кто будет первым дежурным у костра, для поддержания огня. Но мнения разделились в споре, а нужно ли сохранять костёр и стоит ли опасаться «непрошенных, лесных гостей», так как всем хотелось спать.
       Но вдруг нас заставил умолкнуть и прервать споры донёсшийся из темноты треск ломанных сухих веток. Один из ребят схватил фонарик и направил луч света на этот шум. Увиденное нами существо, словно призрак, испугало не только меня. К костру, не спеша, шел человек – а человек ли? Он был в длинном плаще-балахоне, и голову его покрывал капюшон, скрывавший лицо. Мы все поднялись и стояли, словно остолбенев.          
       Подойдя поближе, суховатый и строгий голос властно и громко произнес: «Да убери своё светило, зачем слепишь, сам дорогу вижу. Чего всполошились – не леший я, а лесничий»? Но мы продолжали стоять, как истуканы, хотя свет фонарика убрали за пределы силуэта ночного гостя. Когда он подошел к огню и сбросил с головы накидку, то все увидели улыбающееся с искристым взором лицо пожилого человека, с коротко стриженой бородой и слегка вьющимися волосами до плеч.
      «Ну, добрый вечер, ночные гости, откуда и каким ветром вас занесло в мои владения?» - произнёс лесничий, затем сняв плащ и расположившись на нём у костра, продолжил: «Что оробели? Кто у вас за старшего-то будет? Можно присесть у костра»? 
Мы, снова усаживаясь у костра, все молча посмотрели на Виктора, друга моего брата. Нет, он не то чтобы был старшим, но слыл заводилой и организатором, а точнее сказать – душою компании. Увидев наши взоры, дед и обратился к нему: «Тебя как зовут? Меня – Пантелеймоныч».
      Виктор, улыбнувшись в ответ, назвал своё имя. А затем объяснил, что мы приехали на три дня просто отдохнуть, отметить день рождение одной из девушек и указал на мою подругу.
«Вы видимо уже почивать собирались, а я вам помешал, ну вы уж простите, это я на огонёк заглянул, - продолжил беседу старик. - Это служба у меня такая, а казанок у вас есть, может, чайку из трав запарим»? 
       Мы заверили гостя, что рады его приходу и готовы чаем угостить – только не травяным, а магазинным, да и спать то особо не хотим. Его приход нас действительно всех взбодрил. Лесничий достал из кармана своего огромного плаща полотняный мешочек и протянул мне, так как я, находилась ближе всего к нему, и объяснил, что там сбор трав для чая. Предупреждая также, что травы бросать нужно во вскипевшую воду, но, сняв с огня и укрыв, отставить так и настоять минут десять – так полезнее будет.
      Беседа была душевной и не торопливой. Видимо, старик истосковался по общению, а мы, потеряв интерес ко сну, с любопытством слушали его рассказы да прибаутки. И уж не помню, как возник этот вопрос и кто его первым произнёс, но прозвучал он приблизительно так: «Да что может быть общего между деревом с корнями растущего в земле и родовым-то деревом. Ведь родовое – это просто перечень тех людей, что относятся к одному роду и носят общую родовую фамилию. Мы это в школе проходили».
      Пантелеймоныч, помолчав, внимательно посмотрел на всех и, остановив взгляд на Викторе, попросил: «Назови тогда свои родовые связи, хотя бы одну ветвь по отцу или матери, не говоря обо всём древе и его корнях». Виктор назвал поимённо братьев, теток и дядек, а затем дедов и бабушек по родительской линии и, поразмыслив немного, сказал, что коль дед отца Степаныч, то, значит, прадеда звали Степаном. А вот по маминой линии он деда не застал в живых и отчества его даже не знал, значит, и имя прадеда ему не известно. Мы все зашумели и стали вспоминать, кто знает глубже свои родовые связи, чем знал это Виктор, и оказалось, что таковых нет.
Чай уже был готов и, приняв кружку с напитком да пару конфет вместо сахара, лесничий начал свой рассказ.
      - Мир наш прадеды наши славяне представляли как «мировое древо», вершина которого упиралась в небо, а корни опускались до подземных вод. Над ветвями его были солнце или луна, чередуясь по времени. В кроне обитали священные птицы – орёл, соловей да ворон; по стволу бегала белка да муравьи; в дупле роились пчелы, а вот под деревом стоял олень да сидел медведь. В корнях же жили змеи, лягушки и бобры. Такое изображение в юности вышивала ещё моя бабушка по подсказке своей бабки,  а затем, сохранив вышивку, мне, мальцу, показывала. Но об этих знаниях тогда говорили люди только в родовых семьях и скрытно – время такое было. 
      Дерево это и образ единства и взаимодействия трех времён: прошлого, настоящего и будущего. Ствол дерева – это отражение настоящего времени, то есть нас самих и каждого рода в отдельности. Подземные корни дерева это память о прошлом времени, мир умерших душ, наших предков. Крона олицетворяет будущее время – наших потомков: вначале детей, потом внуков, потом правнуков и т. д.
      Корни дерева – это каждого из вас родовые корни: вначале это отец с матерью, потом наши дедушки и бабушки, потом прадедушки, прабабушки, потом многие поколения всех ваших предков – всех до единого. Потом, когда все перечисленные имена ваших предков заканчиваются, начинаются животные сопутствующие всей жизни ваших прародителей.
      А за животными следуют растения, камни, песок, лучи света разных цветов, ведь это мир, в котором мы живём как люди и без него не сможем существовать.  Затем идут стихии – воздух, вода, огонь, земля. Потом идут духи и Боги. И всё это ваши предки, и всё это находится внутри каждого из вас, в ваших генах, в подсознании, в душе, из этого всего мы и состоим. 
      Вы знаете себя такими, какие вы есть, но не знаете, какими вы можете быть. А то, какими вы станете, и отразится на вашем родовом дереве.
На некоторое время старик умолк, а мы сидели и, словно зачарованные, смотрели на блеск его глаз, в которых отражался живой огонь костра. Такого мы даже в школе не слышали. И боясь прервать ход его мысли, не торопились задавать вопросы. Лесничий обвёл всех взглядом и задал вопрос, видели ли мы на деревьях вечно зелёный куст паразита, что питается соком из ствола. И получив утвердительный ответ, зачерпнул ещё с казанка чаю и промолвил:
      - Вот так в некоторых родовых ветвях людей и возникает хворь – проклятие. Заведётся вот такой паразит и пьет энергию любви и добра, собранную веками целого рода. Он творит зло, а народ его проклинает, и эта энергия зла ложится обратно на его ветвь, приумноженная. Затем он, как зараза, сеет своё паразитическое семя на ближние ветви, и вот уже все дерево оказывается обвешанным этой гадостью. Это – проклятие рода, и если у родового дерева не хватит сил с этими отрицательными энергиями бороться, то вскоре оно засохнет и превратится в прах. Это я образно говорю о тех родовых древьях, в которых происходит вырождение. У таких многими десятками лет не рождаются сыновья, часто умирают младенцы, а женщины не могут производить потомство – или вдовеют, или же болеют. Это и есть проклятый род, обреченный на вымирание. И причину этому нужно искать не только в глубоком прошлом, но и в каждом из близких родных, если такое происходит в определённом роду. Отыскать, кто вносит энергию паразитической хвори души в родовые корни и постараться изменить эту энергию тьмы, очистить древо от скверны. Да и всем вам всегда нужно помнить об этом и хранить святость своей души, она ведь вечная. Что приумолкли? Небось, уже устали от моих нравоучений?
      Все были задумчивы, а я спросила, какое дерево считается священным, ель? Ведь именно его мы покупаем под новый год. На что ночной гость поведал:
      - Из деревьев славяне больше всего почитали дуб, березу и кедр, что можно объяснить повсеместной распространенностью этих деревьев в зоне расселения славян, а также их хозяйственной значимостью.
Дуб издавна почитался как дерево, связанное с грозой – он хранитель мужской силы. До сих пор в народе считается опасным в грозу находиться под дубом – ведь он притягивает молнии, но именно к нему шли мужики для восстановления сил после хворей или ранений. В древней мифологии славян дуб – дерево Перуна, бога грозы.
      В дни своего детства мне рассказывал дед о святом месте – урочище в Галицкой земле, где растет Перунов дуб. Там и по это время староверы проводят обряд поклонения дубу. Он рассказывал о трудном и опасном переходе русских лодий через Днепровские пороги. После этого перехода, русы приносили благодарственные жертвы на острове Хортице – там, где рос громадный дуб. Жертвовали живых петухов, укрепляли они и стрелы вокруг дерева, а также возлагали кусочки хлеба, мясо – всё, что имел каждый пришедший. Так велел обычай. Затем бросали они и жребий о петухах: зарезать ли их и съесть, или отпустить живыми.
      Этот участок Днепра называли «Перуня рень». А вот с принятием Русью христианства дуб как дерево Перуна «попал в немилость». Во-первых, под страхом церковного суда запрещалось «пред дубом молебну петь» - и это относилось ко всякому дереву, все должны были ходить только в храм. А наши прадеды завсегда солнцу до земли кланялись, да под кроной дерева всей общиной с богами общались. А затем, видимо, в силу его связи с грозой и богом Перуном, дуб был объявлен нечистым деревом.
      А вот береза – дерево начала, символ света, сияния, чистоты, женственности. В старину у славян год начинался не зимой, а весной, поэтому и встречали его не елью, а березой. В это время берёза распускалась первой зеленью, отсюда и пошло древнерусское название марта  – «березозол». Так именовали месяц до XV века, а затем, когда русский календарь был перестроен, название сохранилось только в украинском языке, где март называют бэрэзнэм.  Также когда мне бабушка рассказывала о лесных, водяных и небесных духах, то говорила, что была у тех главная богиня по имени Берегиня, мать всех духов и всех богатств на земле, а поклонялись ей в образе священного белого дерева – берёзы.
      Также берёза почиталась как женский символ во время весеннего праздника Семика или Зелёной недели, а та же Русалочья. Дерево воспринималось как существо живое, могущественное, способное исполнять желания. Девушки несли берёзе в лес яичницу, пироги и другие угощения, усаживались под деревом, съедали принесенные дары, приглашая и её к трапезе, а затем обращались к берёзе с заветными просьбами. Из её веток плели венки. Верили, что та из девушек, которая в Семик сядет в тень деревца, непременно в том году выйдет замуж. В некоторых местах в этот день в селение вносили распустившуюся берёзу, «завивали» ее венками, украшали разноцветными лентами и водили хороводом с песнями по улицам. Иногда берёзу одевали в женское платье и с песнями носили по деревне как олицетворение юности, весны. Или же, как символ женственности, её изображала самая красивая девушка, украшенная берёзовыми ветками с листвой. Вот такая она, берёза.
      Кедр или цедр величают ещё чудо-деревом, он является национальной гордостью и богатством России, царем тайги. Лекарственные средства хвои были известны и употреблялась за несколько тысяч лет до нашей эры, не говоря о его шишках и смоле. Чаша кедровой смолы входила в ритуал посвящения старейшины рода, а затем и царей. А у друидов, магов сил природы, чашей жизни называлась чаша кедровой смолы-живицы.
       Жизнь дерева полна такой сложности и совершенства, что все человеческие ухищрения по сравнению с ней – жалкое подражательство. Растения совершенны, значит, они живут в согласии с Волей Природы. Они – самые чистые, самые светлые создания, единственные на Земле, питающиеся не чужой жизнью, а непосредственно улавливающие благодатные излучения нашего светила – Солнца или Бога Ра.
Слово растение происходит от двух связующих образов Ра – Солнце и Тенье – тень. Вот и получается что растение это маленькое солнце дающее тень от большого Солнца Ра.
        Деревья издревле почитались существами высшего порядка, воплощением мудрости. "О, дерево, ты знаешь тайные имена Богов", – так говорится в Ведах. Корни дерева в Земле, а крона связана с Солнцем. Оттого оно многое знает, и молчаливо. У дерева учится и зверь, и птаха, и мотылёк.
         А вот вы, люди нынешнего поколения, в суете земного бытия не слышите их душевного излучения.
         Мы, как зачарованные, слушали лесничего, и я вспомнила, как моя бабушка часто ходила к берёзе, и она говорила, что ей силушки взять нужно у деревца. А когда стоял летний зной, то вечерами носила ведром воду для дерева, произнося: «Пойду напою родимую, поди, умаялась». И я брала маленькую леечку бежала следом и, поливая рядом молоденькое деревцо, радостно вдыхала аромат влажной и разгоряченной земли. Как давно это было…
Мы тогда долго, почти до рассвета, беседовали с лесничим, а когда он уходил, то обещал заглянуть в гости на чай в последний вечер, но почему-то не пришел, а жаль. Именно той беседой он на многие вещи помог взглянуть с другой стороны. Он пробудил во мне интерес к ведическим знаниям. Но тогда это были ещё застойные времена, и каждая самая маленькая информация о знаниях наших предков добывалась с трудом.
      Но вот время изменилось, я смотрю на мир взглядом ведающей матери – ведуньи. Теперь я знаю, что в дереве угадывается некий замысел самой Природы, проливающий свет на самые глубокие запросы человеческой души. Из глубины тысячелетий дошло до нас понятие "родового древа". Листва чтимого Родом Священного Дерева, увядающая осенью и вновь зеленеющая весной, была зримым знаком, указующим на непрерывность перевоплощающейся жизни в смене поколений. Постоянно видя, как неудержимо возрождается в Природе новая, молодая, ликующая поросль из "умершего" в земле семени, наши пращуры утверждались в просветленном отношении к смерти. Уверенность в перевоплощении души есть чувство естественное, врожденное, совечное самому Роду человеческому.
Это глубоко осмысленное убеждение процветало некогда во всех родах Ариев и Славян, но было искоренено только огнем и мечом христианских миссионеров и, как они мыслили, на вечные времена, но ошиблись.
      Славяне, как и другие народы, не признавали смерти как исчезновения: уделу небытия подвергались лишь черные души предателей Рода. «Наше тело – это рубашка, - как написано в Ведах, - которую скидывают по мере старения её. По смерти, человек сбрасывает с себя плотную оболочку как ненужную, ставшую теперь тесной скорлупой (оттого и называемую плотью) и остается облеченным обычно невидимым тонким телесным двойником – собственно душою. Устаревшая плоть должна разрушиться, чтобы одушевляющая ее жизнь могла продолжать расти и развиваться в новом воплощении. Смена обличий воплощения жизни обеспечивает ей бессмертие.
      Жизнь была бы невозможна без смерти. Коловращение вечно возрождающейся Жизни завещано нам Солнцем, и мы следуем ему и, ежедневно впадая в ночное забытье и пробуждаясь с восходом Светила, умираем и рождаемся в своих воплощениях снова и снова.
Телесное бессмертие само по себе противоестественно уже хотя бы потому, что только душа вступает в неизбежное воссоединение с вечно юным и  постоянно возрождающимся чувством Любви – ТОРЖЕСТВОМ ПРИРОДЫ.
      Судьба нам дарит, казалось бы, случайные встречи, но я-то теперь знаю – случайностей в нашем мире не бывает. И Пантелеймоныч был не просто лесничим, а хранителем вековых традиций и корней наших Ведических знаний. Он осторожно пробуждал души молодых людей, давая им возможность задуматься: кто мы, от каких корней произошли и что мы передадим нашим потомкам. Земной поклон вам, наши духовные наставники, за вечную и всепрощающую к нам любовь. Да прибудут ваши души в радости и вечной памяти потомков.