Вторая Ударная

Захлебнулась в болотах Вторая Ударная,
С трех сторон ее немец весною зажал,
И приехал спасать обреченную армию
Сухощавый, высокий, в очках генерал.

По бойцам пробежал шепоток нарастающий:
«Это ж Власов, что фрицев громил под Москвой!
Ну, теперь заживем, спасены мы, товарищи!
С ним мы немцам устроим и здесь мордобой!»

Кем я был тогда? Щуплым московским мальчишкою,
Старый врач чёркнул перышком в карте: «Здоров!»
И меня, новобранца, дразнили мартышкою,
За очки, что я прятал от всех докторов.

Но теперь я, тщедушные плечи расправивши,
Горделиво очёчки на нос нацеплял,
«Я – как Власов!» - и нет, не смеялись товарищи -
По душе всем пришелся худой генерал.

Сколько раз мы пытались прорвать окружение,
Сколько раз отступали, теряя людей,
Нет патронов, снарядов, заглохло снабжение,
И последних доели уже лошадей.

И когда наверху руководство бездарное
На измученных людях поставило крест,
По кусочкам, по крохам Вторую Ударную
Генерал выводил через гать, через лес.
 
Помню, словно вчера, дни те страшные давние,
Нашей роты в конце коллективный портрет:
Десять касок, да двадцать сапог издырявленных,
Да убойного веса полтонны на всех.

Вместе с нами он шел, не чурался, не прятался,
Падал нАземь и вновь поднимался с земли,
И гордились мы тем, что мы с ним, что мы – с Власовым!
Без патронов, без хлеба держались и шли.

Я уже не стоял, но друзья меня вывели,
Мы дошли, добрались до своих у реки.
…Много позже узнал я, что Власова выдали,
В Туховежах фашистам свои ж мужики.

…А дикторы из Совинформбюро
Фашистов за фальшивку укоряли:
«Врут, что вторая полегла в лесках!»

...Черкнуло в Ставке властное перо,
И, собранного наспех, в бой послали
Той армии погибшей двойника…
                17 декабря 2009