Крестник матушки Земли...

                1
Двадцатый  век  ушёл  в  лета,
В  историю  вошёл,  записан.
В  архивы  сложен  навсегда,
Эфир  же  мыслями  пронизан.
О  недосказанном,  наверно,
Которого  хоть  пруд  пруди,
Как  хочется  мне,  словом  верным,
Что  рвётся  птицей  из  груди,
Не  удержать  в  себе  ту  ношу, 
Прошу  в  том  Боже  помоги,
Где  подсказать,  где  подытожить,
От  лжи,  ненужной  огради.
Не  позволяй  укрыть  и  славу
В  стихе  о  детях  от  земли,
Среди  людей  в  чести  по  праву, 
Живущей,  в  здравии  семьи 
Средь  нас  ничем  не  выделяясь,
Скромны  в  быту  и  в  праздный  день 
И  в  меру  сил  за  жизнь  цепляясь,
Не  знающих, что  значит  лень.
В  повествование  о  пути   
Семьи,  с  крестьянскими  корнями,
Порой  непросто  им  идти, 
В  обход,  окольными  путями,
Приходится  идти,  как  многим,
Частенько  через  сеть  преград,
Но  совесть,  честь  чтят  очень  строго,
Не  требуя  взамен  наград…
И  след  за  ними  –  красота
И  сотен  земляков  стабильность.
Уют,  порядок,  чистота,
И  урожай  культур  обильный.
К  словам  не  будьте  Вы  строги,
Воображенью  дайте  волю.
В  нестройности  моей  строки
Не  проглядите  чью-то  долю,
В  живом  рассказе  о  судьбине,
Где  Высших  сил заметны  тени,
Начало  где,  в  лихой  године,
Где  дьявол  правил  или  гений,
В  стране  с  разрухой  и  раздором,
Когда  на  брата  вышел  брат,
В  том  не  было  людей  укора,
Был  революции  раскат…
В  развитии  любой  страны
Есть  вехи  славы  и  позора,
Не  отрекайтесь  от  сумы
Ведь  жизнь  –  игра,  мы  в  ней  –  актеры.
Что  ждёт  нас  в  суетной  дороге?
Что  предстоит  нам  испытать?
Обнимет  счастье  ль  на  пороге?
А  может  горе?  Как  узнать?
Ни  один  пуд  съедим  мы  соли
Пока  узнаем  что  к  чему,
В  «массовке»  ты,  иль  в  главной  роли
Известно  Богу  одному…


                2
Херсонщина  –  богатый  край!
За  труд  крестьянский,  семижильный,
Земля  «рожала»  урожай
И  поражала  всех  обилием.
Здесь  Хильниченко  Филимон,
С  женой,  Хазицкой  Пелагеей,
Царём  был  «паем»  наделён,
А  уж  трудиться-то  умели.
Пусть  небольшой  земельный  пай,
Но  окупал  труды  с  лихвою.
Кто  не  мечтал  создать  свой  «рай»
Уйдя  в  работу  с  головою. 
Из  «техники»  –  кобылок  пара,
Соха,  телега  да  коса…
Крестьянского  к  землице  дара.
Да  внутреннего  голоса:
«Эх,  не попортил  всходы  град бы…»,
В  руках  при этом  теребя:
Серпы,  лопаты,  вилы,  грабли…
Молитвы  Богу  про  себя…
Завистливый  язык  судачил,
Недобрым  взглядом  одаря,
В  делах,  желая  неудачи
Любимцам  батюшки  царя…
Трудяг,  прозвали  «кулаками»,
А  что  стоит  за  словом  тем:
Построить  жизнь  трудом,  руками,
Но  лишь  достаток  виден  всем.
Работать  с  «треском  жил»  сезон,
Без  перекуров,  без  просветов
Не  каждый  даром  наделён,
В  жару  безжалостного лета
 Днём,  в  самый  зной,  замрёт  работа
Спасенье  только  в  холодке.
Трудились  до  седьмого  пота,
Их  отдых  –  сон  на  кулаке…
Вот  потому  и  «кулаки»,
От злобы,  зависти  название,
А  проще  жизни  «батраки»,
Но  для  себя,  их  всё  старание…

Ведь  летние  коротки  ночи.
Чуть  рассветёт,  все  на  ногах.
Достатку  –  труд  всегда  источник.
С  зори  и  до  темна  в  делах.

                3
Так  потихоньку  обживались.
Трудягой  был  дед  Филимон.
Труды  с  лихвою  окупались
По  осени,  монеты  звон
Слух  радовал,  глаза  слезились
От  радости  –  не  зря  трудились. 
Труд  с  «барышом»  –  бальзам  на  раны,
По  совести  всё,  без  обмана.
Коровок  статных  прикупили,
Волов  в  хозяйство,  птицу  всю…
Часть  в  золото  уже  вложили,
Часть  Богу  в  церковь,  часть  царю.
Налоги,  как  и  все,  платили
И  счастливо,  почти,  зажили,
Хотя  мозоли  на  руках,
Да  от  трудов  был  «гуд»  в  ногах.
В  семье  с  детьми,  «ртов»  десять  душ:
Обуть,  одеть  всех,  обустроить,
Сад  баловал  обилием  груш,
Приплодами  –  хозяйство  в  стойле.
Где  подлатать,  а  где  исправить,
Большим  хозяйством  в  радость  править,
С  большой  отдачей  за  труды,
Но  шаг  один  лишь  до  беды.
«Аврора»  той  бедой  стрельнула
И  кровью  вся  страна  харкнула,
Уж   жизнь  иную  «сулит»  власть,   
И  беднота  гульнула   всласть,
Всё  рушила  и  поджигала,
И  устали  в  злобе  не  знала.
Хоть  бедность  знали  не  порок,
Но  зависть  подведёт   итог…
В  стране  всё  встало  на  дыбы,
Фарс  переменчивой  судьбы.
Все  видели  –  ломать,  не  строить,
С  «голодной»  властью  трудно  спорить.
Коль  что  не  так,  всех  сразу  к   стенке…
Расправа  мерзка,  коротка,
Поблекли  жизни  все  оттенки,
Задача  выжить,  не  легка…
За  годы  хаоса,  разрухи
Богатый  двор  был  разорён.
Смешались:  правда,  ложь  и  слухи,
Всё  потерял  дед  Филимон.
Война  не  разбирала  больно
Каким  путём  кто,  что  нажил,

Отдай  всё  черни  добровольно,
Иначе  же  расстрел  грозил.
А  разве  скарб  важнее  жизни?
А  коль  кормилец  ты  –  вдвойне,
Всё  отдал  дед,  хоть  с  укоризной, 
Но  ради  жизни  на  Земле!...

                4
А  власть  менялась  неизменно,
Всё  было  как  в  кошмарном  сне,
Грядут  большие  перемены,
Удары  страшные  в  судьбе.
Сначала  брат  родной  предал
Был  лодырем,  всегда  под  «мухой».
Днём  прятать  хлеб  сам  помогал
Да  слушал:  что,  где,  краем  уха.
А  к  ночи  власть  в  избу  привёл,
Заначки  все  вскрывал  счастливо
Под  веник,  всё  до  крошки  смёл.
Всё  на  детей  смотрел  брезгливо:
«Помыкайтесь  –  взгляд  говорил  – 
Хлебните  нищеты  убогой…»,
Как будто  в  спину  нож  вонзил,
Изменой  в  ад  мостя  дорогу
Взгляд  полон  ненависти,  злобы.
Душа  проклятье  молча  шлёт:
«Развеял  прах  Ваш  ветер  чтобы,
Пусть  молнией  Вас  разорвет…».
Вслух  не  посмел,  боясь  молвы,
Но  не  помогут  уж  мольбы.
Проклятья  те  вросли  в  семью,
Ведь  кровным  брошены  во  тьму.
О  том  соседи  говорили,
Он  в пьянках  злобы  не  скрывал…
В  бесчинствах,  где  погром  творили
Семью  язык  в  кусочки  «рвал»…
Нет  зла,  сильнее  чем  проклятье,
Во  гневе  брошенным  родным.
Так  брат  за  кров  и  хлеб  отплатит –
Вступает  в  ход  тьмы  «господин»…

Брат  удалился  пировать,
Добыча  за  день-то  изрядна,
В  гульбе  «геройством»  козырять,
Петь  песни  до  рассвета  складно.
Лишь  Пелагея  до  утра
Молила:  «Детям  хлеб  верните…»,
Но  злобно  скалилась  «братва»:
«У  Бога  хлеба  попросите.
В  него  вы  верите,  и  с  ним
Дышите  воздухом  одним.
С  богами  нам  не  по  пути
Ты  Пелагея  нас  не  зли…
Вы  кулачьё  попили  кровь
Нас  за  бесценок  нанимая,
В  «былое»  время  жаждешь  вновь?...
Сгинь  с  глаз,  иначе  закопаем…».
Ушла  сердечная  ни  с  чем,
«Детей  кормить  –  рыдала  –  чем?...»

«Братва»  ж  проспавшись,  протрезвев
Шла  в  новую  избу  всем  скопом,
В  экспроприациях  свой  гнев
Сжигая:  «Хватит  жить  в  холопах…
Пора  быть  выше  божьей  власти…
Давно  вас  охладить  пора…»,
Так  накалялись  злобы  страсти,
За  место  в  жизни  шла  игра…
Всех  недовольных  выселять
Была  команда  «вниз»  им  «свыше»,
Горячих  больно  –  расстрелять.
Рыдали  Боги,  плач  тот  слыша,
Но  не  под  силу  было  Им
Людей  заставить  силой  верить,
Народ  стал  росчерком  одним
Свои  поступки  Богом  мерить.
Во  всех  грехах  Его  винить,
Что  сами  на  Земле  творили.
Лишь  Бога  стоило  забыть,
А  бесы  свой  уж  суд  вершили.
В  те  годы  смерти  нормой  стали:
От  тифа,  голода,  властей,
И  банды  всюду  промышляли,
Не  знаешь  ждать  каких  гостей.

                5
Когда  задело  за  «живое»,
Детей  голодных  схоронив,
Дед  осознал  –  в  беде  святое,
Оставшихся  всех  в  путь  срядив.
Возможно,  брат  шепнул:  «Бегите…»,
Чтоб  искупить  свою  измену…
То  Богом,  временем  всё  скрыто,
Надеюсь,  в  нём  проснулись  «гены»,
Когда  навис  топор  над  братом.
В  голодной  смерти  племяшей
Все  знали,  он  лишь  виноват-то,
Из-за  него  кормили  вшей…
Беду  хлебали  без  вины,
Врагами  стали на  Отчизне.
Объелся  кто-то  белены,
А  ты  зажжёшь  свечу  у  тризны…

Пошли  на  юг  за  лучшей  долей
Наперекор  своей  судьбе,
Где  ветер  вольный  бродит  в  поле,
Где  голод,  холод  при  Луне.
Таких,  как  дед,  в  те  времена
Шли  тысячи  по  всем  дорогам.
Гражданская  вокруг  война,
Что  кроме  страха  и  тревоги
Засело  в  душах  и  умах?…
Да  разве  выразишь  в  словах
Ту  боль,  что  на  людей  свалилась,
Что  властью  новой  породилась,
Но  слухи  шли:  «В  Ташкенте  сытно,
Там  много  фруктов  и  тепло…».
Шли  по  свету,  пока  всё  видно,
Ночуя  там,  где  «припекло».
Трава  перекати-поле – явь,
Попутчица  ветров  всех  вольных.
Судьба  же,  как  её  не  правь –
Предпишут  что,  тем  и  довольна…
К  «киргизам»  в  степи  боль  судьба
Прибьёт,  спасенья  там  искали.
Казахской  ССР  тогда
Степные  земли  те  назвали.
По  пастбищам,  простор  большой,
«Киргизами»  казахов  звали,
Народ  забитый,  кочевой,
Отары,  табуны  гоняли.
Не  знали  языка  казахов.
Подмогой  жесты  языку,
В  дороге  натерпелись  страха.
 Привёл  в  Акмолинск   дед  семью,
Спасибо  что  пусты  карманы,
Да  шесть  голодных  сорванцов.
Не  раз  перетрясли  всё  банды,
Ища  «шпионов»  да  глупцов.
Глумились,  потешались  вволю,
Гяур – не  человек  был  вовсе.
В  ком  нет  души - нет чувств  и к  боли,
Он  схож  «любовью»  волка  к  овцам…
Бесправный  суд  они  вершили.
Как  шайки  злобных  палачей
Людские  жизни  не  щадили.
То  белых  банд,  то  басмачей
Стада,  отары  отнимая,
 С  добычей  за  границу  шли,
Народ,  на  голод  обрекая,
Немало  горя  тем  несли.
С  разгулом  банд  и  мародёров,
Несущих  страх  и  бес предел
Власть  справится  в  степи  не  скоро,
Смирение  пока  удел…
«Нажива»  лишь  у  банд  тех  в  планах,
Прикрытием  слова  о  мести,
Всегда  негаданны,  не  званы,
Без  облика,  стыда  и  чести.
Забрав  у  бедных  скот,  баранов,
Себя  позором  заклеймив…
Бедняк  же  куртом  и  айраном,
Свои  остатки  разделив,
Пришельцам  не  дал  умереть,
Среди  разрухи  и  обмана
Не  дал  душе  вдруг  огрубеть,
В  том  вихре  вскрученом  шайтаном.
У  деда  «ком»  стоял  у  горла,
Всё  выплакать  не  хватит  слов,
Не  лень,  а  жизнь  его  приперла,
Под  страхом  смерти  и  угроз
Те  подаяния  просить,
Был  не  богат  «сумою»  выбор,
Лишь  деткам  жизни  сохранить,
Не  «тётка»  голод,  кто  б  ты  ни был…
Делился  тот  –  кто  сам  в  нужде,
Кто  сам  хлебал  её  без  меры,
По  всей  дороге  так  –  везде,
Но и  не  выжить-то  без  веры…
Что  мог  иметь  простой  чабан:
Отары  баев,  земли  баев…
Своим  лишь  был  худой  чапан,
Семьи  очаг,  душа  простая…
Но  по  сравнению  с  «беглецами»
И юрта – сказочный  дворец,
В  глазах,  чьих  были  «богачами»,
Где  курта  узелок – ларец…
Делились  всем,  чем  Бог  послал,
Народ  так  познавался  южный.
Кров  находил  и  стар,  и  мал,
Как  ДОРОГ  он  в  разгуле  стужи…
Чужой  народ  спас  жизнь  детей,
Роднее  стал  он  тем,  дороже.
А  сколько  судеб  у  людей
На  деда  жизнь  были  похожи.
Гнала  народ  беда  одна:
Разруха,  голод,  смерть  повсюду,
Поистине,  кому  война,
Кому  нажива  –  воля  блуду…
Богатый,  сытый  не  поймёт,
Что  значит  быть  в  нужде,  голодным,
Призренным  взглядом  лишь  скользнёт,
Оставшись  на  мольбы  холодным.
Лишь  тот,  кто  сам  вкусил  нужду,
Поделится  куском  последним.
В  казахских  юртах  гостя  ждут,
Наказ  таков  всем  поколениям.
Гостеприимством  знаменит
Народ  казахов,  силой  духа,
Закон  их  предков  так  велит,
Вдвойне  –  там,  где  беда,  разруха…
С  тех  пор  связала  жизнь  семью
С  судьбой  казахского  народа,
Хлебали  вместе  «боль-беду»
И  радости  побед,  шли  в  ногу.
Когда  всех  в  Армию  призвали,
Чтобы  пресечь  всех  банд  разгул,
С  казахами  и  деда  взяли,
Он  глазом даже  не  моргнул.
За  долг  счёл  жизнь  свою  отдать
За  тех,  кто  руку  протянул,
Семье  его  –  честь  надо  знать!
Так  стал  родным  степной  аул.
Так  дед  в  ряды  встал  под  ружьё
За  власть,  с  которой  были  счёты
И  долго  предстоит  ещё
Латать  пробелы  и  просчёты…
С  тем  мужики  бандитов  били
В  степях,  ущельях  и  горах,
Не  ведая,  как  семьи  жили,
Где  смерть  свой  нагоняла  страх.
Но  сердце  чувствует  всегда,
Где  нужно жертвовать  собою,
В  стране  разруха  где,  беда,
Лишь  груз  проблем  вслед  за  тобою…
Коль  плохо  что,  в  семье – кольнёт,
Даст  Небо  знак:  слезой,  удушьем,
В  душе  повиснет  грузом   гнёт…
Ход  жизни  же  со  склона  пущен…

6
Так  строились  проблемы  в  цепь
И  беды,  как  репейник  с  поля.
В  Акмолинске  пустынна  степь –
Ветрам  старинное  раздолье.
Целины  земли  пустовали,
В  станице  бывших  казаков,
Деревья  редко  где  встречались,
Речь  встретишь  чаще  русаков…
В  степях,  где  ветер  частый  гость,
Лишь  по-над  реками  камыш
Спасеньем  был,  как  в  горле  кость,
Коль  мёрзнет  в  холод  твой  малыш,
А  здесь  их  шестеро,  тем  паче,
Зов  материнский,  не  иначе,
Забудешь  о  своём  здоровье,
Тот  зов  сродни  лишь  зову  крови.
Особенно  зимою  лютой,
Когда  метели  и  мороз.
Камыш  –  теплом  был  и  уютом,
Надежду  выжить  он  всем  нёс.
Его  по  снегу  первому
Везли  повозками  и  в  санках
С  подъездами  прескверными
В  вечерний  час  и  спозаранку.
Не  предсказать  всё  наперёд,
Умеет  лихо  затаиться,
Там  в  камышах  под  тонкий  лёд
С  бедовой  думкой  и  от  чиха, 
И  провалилась  Пелагея,
Взревев  от  холода  волны…
Замёрзшая  и  леденея,
И  лёгкие  водой  полны…
Прощалась  мысленно  с  детьми,
Всё  глубже  отпускает  берег,
Но  тут,  откуда  не  возьми,
Ну,  как  тут  в  Господа  не  верить!
С  Небес,  как  Ангел,  опустился
Верёвку  бросил, потянул…
Уж  разум  малость  помутился,
Но  кто-то  тело  мял  и  гнул…
Сосед  спас,  на  телеге,  стоя,
Обложив  камышом  по  горло,
Хлестал  лошадку,  матом  кроя
До  хрипоты…  и  та  допёрла,
Спасая  мамку  детворе…
Очнулась  та  лишь  во  дворе:
«Как  дети?»  –  ведь  о  них  все  мысли,
Им  без  неё  не  выжить,  знала…
На  «глыбе»  ледяной  повисли
В  избе  детишки,  всё,  упала…
С  трудом  раздевшись,  самогон
Спас:  внутрь приём  и  растирание…
Удар  здоровью  нанесён,
У  смерти  побывав  на  грани.
С  тех  пор  всю  жизнь  той  болью  спину
К  земле  гнёт  бабушку  простуда,
В  болезни  случай  злой  повинен,
Он  взялся  будто  неоткуда.
Хлебнула  горького  немало
Бабуля  наша  Пелагея,
Всё  нажитое  поменяла
На  хлеб  –  детей  своих  жалея,
Пока  болела,  поправлялась,
От  той  болезни  злополучной.
Но  мужу  так  и  не  призналась
В  письме  на  фронт  про  этот  случай:
«Всё  хорошо  –  тепло  и  сытно,
Детишки  на  глазах  растут.
Живот  с  ребёночком  уж  видно,
Как  будто  воздухом  раздут…
Он  часто  бьётся  без  причины,
Напорист,  весь  в  тебя  Филюша,
Наверное  рожу  вновь  сына
И  назовём  его  Петрушей…».
Вот  вкратце  что  в  письме  писала
И  слёзы  смахивала  шалью,
По  мужу  очень  тосковала,
А  дети  встречей  и  дышали…
Но  там  где  смерть  во  всю  лютует
Пощады  нет  твоим  врагам,
Судьба  здесь  правила  диктует…
Но рады  из  дому  вестям.
Читали  письма  всем  отрядом,
Очаг  свой  каждый  защищал…
У  деда  были  и  награды,
И  в  командирах  побывал.
Ранение  в  руку  получил
В  одном  из  тех  боёв  жестоких,
С  тех  пор  на  почте  лишь  служил,
Ведь  знал  он  грамоты  истоки.
Рукою  больше  не  обнять
Родную  жёнушку  и  деток,
В  больнице  думали  отнять,
Не  дал:  «Задышит,  может  к  лету…»,
Но  та  «культёй»,  увы,  висела
И  шевелиться  не  хотела.
Уж  дело к  лету,  роды  скоро.
Бег  не  удержишь  календарный.
Пусть однорук, но  МУЖ,  ОПОРА
С  душою  чистой,  благодарной…
Здесь  в  Акмоле  сын  Пётр  родился,
А  следом  и  младшая  дочь.
Одной  рукой  дед  уцепился
За  жизнь,  гоня  плохое  прочь.
«Пётр  Филимонович!..»-  частенько
Дед  сына  окликает  гордо,
В  трубке  махра,  скрестив  колени –
«Эх,  встать  бы  вам  на  землю  твёрдо…»
Рос  Пётр  покладистым,  послушным,
При  мамке  больше –  Пелагее.
Любить  как  землю  её  слушал,
О  прошлом  спросит,  та  немея,
Уйдёт,  работой  «скована»,
В  глазах  лишь  слёзы,  ком  у  горла,
Детей  пускать  рискованно
Туда,  где  жизнь  трепала,  тёрла.
А  вдруг  сболтнёт  кто,  что  случайно,
О  том,  что  были  «кулаки»…
Конец  такой  семьи  печальный –
Расстрел, так  лучше  «бедняки».
Порою  ядом – правды  слово
И пулей – истины  напевы…
Подход  был  свой  у  власти  новой,
На всё  «Секретно»  гриф  надели…
И  рос  Пётр,  в  строгости,  в  заботе,
В  сплочённости  семьи,  в  работе.
Семь  классов  в  школе – курсы  в  жизнь…
«Ты  на  кондуктора  учись…» –
Так  мама  с  папой  порешили,
Кондуктора  в  почёте  были.

                7
Страна,  все  банды  уничтожив, 
Дороги  строила,  заводы.
И  всех,  кто  грамотен,  надёжен
Бросала  на  прорыв  в  те  годы.
С  Акмолинска  до  Верного 
Дед  станции  с  семьёй  обжил.
И  так  бы  кочевал  наверно
Пока  детей  не  схоронил.
В  голодный  год,  в  тот  тридцать  третий
На  станции  уж  Бейскайнар.
Как  свечи  гасли  его  дети
Здесь  четверых  земле  предал.
В  беде  беспомощная  мать
В  кровь  губы-то  все  искусала
В  борьбе  за  жизнь,  но  не  видать
«Кровинок» - миру  что  рожала.
Лишь  четверым  жизнь  сохранила,
«Меня  возьми...  –  Бога  молила  – 
Оставшихся,  молю,  не  тронь…».
То  дрожь  по  телу,  то  огонь,
Но  из  последних  сил  к  реке,
Рыбёшек  уж  несёт  в  подле.
С  бедой  боролась  Пелагея –
С  травой  варила  пескарей,
На  мясорубке,  чтоб  скорее,
Всё  перекрутит,  так  верней.
Навар  готов,  лишь  закипит,
Надежда,  как  «набат»,  стучит…
И  отпоила  –  затеплилась
В  глазах  оставшихся  вдруг  жизнь.
Сама-то  с  ног  почти  валилась,
Глаза  с  мольбою  смотрят  ввысь,
За  умершими  вслед  летит,
Бог  видел  всё,  пусть  Он  простит,
Но  видно  так  угодно  Богу,
Судьбу  корить  нет  видно  проку…
Себя  корила:  «Не  успела,
Чуть  растерялась,  проглядела…
Как  сразу-то  не  спохватилась,
Ведь  за  окном  спасенье  билось…
Как  этих  четверых  спасла?...
От  горя  волосы  рвала.
Но  не  было  душевной  силы
Могилки  детские  покинуть.
В  селе  том  корни  и  пустили,
Ничем  отсюда  их  не  сдвинуть.
Ковыль - могильная  трава,
Свидетель  бед  и слёз  столетий.
Судьба  порой  так  не  права,
Кровавостью  своих  отметин,
Родителей  детей  лишая,
Под  корень, род  весь изводя
И  за  других,  КАК  ЖИТЬ,  решая,
Вслепую  по  свету  ведя…

                8
Язык  казахский  стал  родной
И  уважаемы  здесь  всеми,
А  до  войны  подать  рукой,
Чтоб  боль  утихла,  нужно  время…
Но  сына  вновь  смерть  унесла, 
Степану  было  уж  за  двадцать,
Беда   вновь  силы  отняла,
Седьмой  по  счёту,  сны  уж  снятся
Где  детки  за  собой  зовут,
В  садах  заоблачных  играя…
Но  трое  рядом,  ещё  тут,
В степи,  где  нет  границ  и  края…
Для  них,  собрав  все  силы,  встали,
Вновь  в  лампе  огонёк  зажгли
И  дальше  путь  свой  продолжали,
Но  беды  вновь с  небес  сошли
Сыграв  трагедию  в  семье,
У  взрослых  всё  решает  случай,
Игрива  молодость  вдвойне –
Играя,  кто  ловчей  и  лучше…
При  сборах  на  охоту   в   доме,
Чтоб  дичи  раздобыть  к  столу
И  всё  учли,  убийства  кроме –
Смех,  выстрел –  кто-то  на  полу…
В  игре  в  Ивана  стрельнул  друг,
В  стволе  быть  не  должно  патрона,
Цена  игры  –  сердечный  стук,
Крик  Вани  и  предсмертья  стоны…
В  руках  померкнет  жизни  луч,
Родители  что  так  лелеят…
В  судьбине  беспросветность  туч,
Пал  духом  дед  и  Пелагея…
Восьмое  чадо  схоронили,
Кто  одарил  такой  судьбою?
Где  взять  для  горя  столько  силы,
Сносить  беду  вслед  за  бедою?
Один  лишь  Бог  наверно  знает.
В  Его  руках  все  наши  нити…
За  что  судьба  так  истязает?
Просили –  «нашу  оборвите…»
Остались  только  младших  двое.
Как  их  для  жизни  уберечь?
Какая  их  постигнет  доля?
Гас  смысл  в умах,  терялась  речь…
Но  передышки  не  дал  рок  –
Фашисты  землю  «содрогнули».
Призыв  Петра  подходит  срок,
Родители  ком  слёз  глотнули.
Один  ведь  продолжатель  рода
Пётр  Филимоныч  Хильниченко,
Пусть  Бог  решит,  земля,  природа!
Решили  так,  шла  дрожь  в  коленках,
Но  сына  в  армию  собрали,
И  с  болью  в  сердце  провожали.
Вернётся  ль,  нет,  увы,  не  знали,
Война  утроила  печали…
Отцы,  сыны  ушли  без  срока
На  поле  брани,  в  руки  смерти.
Без  них  всё  пусто,  однобоко
И  радовались  только черти…
Но  труд  для  фронта  сгладил  боль,
В  работе,  места  нет печали,
Познал  весь  тыл  от  пота  соль,
Часы,  по  новому  помчались…
И  мал,  и  стар,  и  инвалид…
Вставали  плотною  стеною.
У  каждого  душа  болит,
Росла  ответственность  волною.
И  не  было  семьи  в  стране,
Не  опалённою  бедою
А  кто-то  встретился  в  войне
Со  смертью  наглой  и  слепою…
И  потому  трудились  в  поле,
В  цехах  стояли  у  станков
На  фабриках,  заводах…  долю
От  похоронок  до  гудков,
С  которых  смены  начинались,
Делили  сообща,  всем  миром,
И вместе  плакали,  стенали…-
Война  у  всех  на  шее  «гирей» 
Висела,  шли  страной  ко  дну…,
Но  устояли,  всё  стерпели,
Недоедали  всю  войну,
Недосыпали,  лишь  потели
От  непосильного  труда,
Где  страх  начальствует,  беда…
От  слёз  скупых,  от  мук и  боли
До  срока  дети  все  взрослели,
Хлебая  умудрённых  долю
И  опериться   не  успели…
Отнимет  детство  навсегда,
Военных  лет  нагрузка  быта
Кто  был  рождённым  в  те  года,
Не  ведая,  как  есть  до  сыта…
Но  не  родители  –  беда 
Огнём  вам  детство  опалила,
За  что  прощенья  не  просила,
А  лишь  кусала  как  всегда.
У  детворы  отцов  отняв,
Сиротскую  суля  им  долю,
Лишая  детских  всех  их  прав,
Готовя  к  взрослой  сразу  роли…
До  срока  вдовы  постарели,
Поникли,  сморщились…  –  война.
Отцы  и  матери  седели
Все  слёзы  выплакав  сполна.
В  боях  от  крови  алый   снег,
Глаза  от  скорби  провалились,
Но  жив  надеждой  человек
И  истины  своей  добились…
Назад  погнали  наши  фрицев,
Был  Ленинград  освобождён,
Светлели  в  тех  победах  лица,
Сверхмерный  труд  –  враг  обречён!
По  всей  стране  везли  блокадниц
Худых,  голодных,  измождённых…
И  Казахстан  для  них  как  праздник,
От  фруктов,  словно  вновь  рождённых.
Страна  склоняется  в  поклоне 
От  силы  Духа  ленинградцев…
В  беде  людской  нет  посторонних,
В  семье  любой  им  были  рады.
Пять  девушек  и  в  Бескайнар
Распределили  на  работу.
Им  помогал  и  мал,  и  стар,
И  дед  проникся  к  ним  заботой.
А  среди  них  он  Евдокию,
В  простонародье  просто  Дусю,
Приметил  вмиг,  глаза  большие,
В  лице  печали  больше,  грусти,
Блокадницу  с  ранением  в  бок.
В  письме  уж  сыну  между  строк
Наказы  шлёт:  «…там  не  женись…
Невеста  рядом,  неплохая…
В  глазах  огонь,  только  держись,
В  руках  «горит»  всё,  оживает.
Невестки  лучше  и  не  сыщешь
И  санитаркой  фронт  прошла…
Коль  шла  туда,  где  пули  свищут,
Геройской  будет  и  жена…».
Но  Пелагея  была  против,
Ведь  ни  кола  и  не  двора
За  Евдокией:  «Что,  мол,  в  плоти
Коль  бесприданницей  была…
Жила уже  одна  невеста,
Петра  до  службы  оженила,
Любви  пустой  на  месяц  места,
Другого в  спальне  тешит  мило…».
Но  Филимон  ворчанье  слушал,
Как  будто  отключивши  уши,
«Не  лезть»  к  ним  слово  он  нарушил,
Невестки  нет  здесь Дуси  лучше…
Письмо  угольником  сложив,
Отправит  весточку  Петруше:
«Сын  разберётся,  был  бы  жив…
А  женится,  своё  получит…».
А  Евдокия  знать  не  знала,
О  тех  вечерних  разговорах,
Что  в  поле  зрения  попала
Со  взглядом  ласки  и  укора,
Вдруг,  к  умудрённой  жизнью  паре,
Заочно  где  судьба  решилась
Ведь  в  пятьдесят  ещё  не  стары,
Их  жизнь  проблемами  крошила…
Состарила  беда  им  тело
И  тёмных  сил  к  семье  внимание
А  Филимона  видит  в  деле,
«С  уменьем  дядька  и  старанием…»
Как  он  –  порядочных  и  добрых
Отца  и  маму  только  знала,
По  ним  душа  болела  в  скорби,
Война  родителей  отняла…
Так  привязалась  всей  душою
К  семье,  да  к  дочери  их  младшей,
Любовью скрытой,  но  большою,
Дочерней,  коей  нет и  краше.
С  Катюшей  дружбу  всё  водили,
Все  ахи,  охи – пополам,
Ровесницы  почти  с  ней  были
Верны  и  слову  и  делам.
Коровка  в  той  семье  была,
На  вольных выпасах  кормилась,
На  молоке  и  расцвела:
Точённый  стан,  грудь  округлилась, 
Да  так,  что  дух  сводило  деду,
(Не сын  бы,  сам  рванулся  в  «бой»)
Особо  ждал  он  дня  Победы,
Кормив  коровку  на  «убой»…
Живого  сына  чтоб  обнять,
Расцветшей  удивить  невестой.
И  меры  «нужные»  принять,
Благословляя  путь  их  крестный.
Назвать,  чтоб  дочкой  Евдокию.
Дождались  –  грянула  Победа,
Восторг  захлёстывал  Россию…,
Весь  Мир…,  казалось,  нет  и  следа
От  битв  длиной  в  четыре  года,
Настолько  счастье  Велико…
Но  подведут  вскоре  итоги
Кто,  где,  и  сколько  полегло.
От  цифр  статистики  войны
Все  содрогнуться,  чувств  полны…
А  ныне  празднуют  героев –
Вернувшихся  с  войны  солдат
И  вспоминают  павших  стоя…,
Девчата  ловят  бойцов  взгляд,
Ведь  миллионы  не  вернулось…
Кому-то  в  «девах»  век  встречать,
Кому-то  счастье  «улыбнулось»
Без  рук,  без  ног  семью  создать.
Бывало  всякое  –  так  жили
И  ничего,  детей  родили.
Заводы,  города  вставали,
Хозяйства  всюду  оживали,
Страна  встаёт  на  мирный  путь,
Глоток  свободы  бы  глотнуть
Солдату,  но  страна  вся  в  ранах
О  павших  память,  безымянных,
Родных,  друзьях  и  всех  погибших.
За  них,  в  поту,  что  с  грязью  слипшись
Боец  не  дал  себе  вздохнуть,
Стране  скорее  жизнь  вернуть
Спешил  солдат,  то  их  права…
И  засучили  рукава…
Вновь  песни  по  Земле  летели
И  радостью  наполнен смех,
От  злобы  души  отогрели,
В  быту просвет,  в  делах  успех…
А  женщины  детей  рожали,
Спешили  благ  земных  испить,
«Сверх  плана»,  устали  не  знали,
Чтоб  вычеркнутое  всё  прожить…
И  без  «декретных»  и  «пособий»,
Не  зная  чем  кормить, где  холить,
И  «сверху»  без  команд  особых,
Отдались  смело  в  руки  доли…
Инстинкт  сработал:  «…нужны  руки…»
Без  рук  не  одолеть  разрухи.
И  жизнь  в  том  верная  порука,
И не  рожали  лишь  старухи…
В  сорок  седьмом  и  Пётр  вернулся,
Сражен  был  выбором  отца.
И  Евдокии  приглянулся,
Солдат  с  походкой  удальца…
Отец  и  мать  дождались  сына,
Бог  сохранил  им  гена  код
И  с  ними  дочь  их  Катерина,
Продолжится  и  жизни  ход…
Уж  вскоре  вечер,  молодым
Срядили  и  благословили,
Наказы  все  давали  им:
«Чтоб  счастливо,  красиво  жили,
Детишек  больше  чтоб  плодили,
Чтоб  Землю-матушку  любили
И  каждым  мигом  дорожили,
Судьбой  отмеренной  сполна,
Чтоб  в  памяти  всегда  хранили
Людей  что  отняла  война…».
Слились  уж  жизни  две  в  одну,
Но  небу  видно  горя  мало
Судьбой  кто  правит?  –  не  пойму,
Семью  вновь кипятком  обдало…
Старуха  в  гости  вдруг  пришла,
Всё  Катериной  любовалась,
В  неделю  та  на  «нет»  сошла –
Ломало  всю,  в  огне  металась…
Снять  порчу  не хватило  сил,
Старуха  видимо  из  ада
И  след  её  с  тех  пор простыл.
Семья,  как  всходы  после  града…
Убил  сглаз  «ведьмы»  Катерину,
Дед  Филимон,  как  в  топь-трясину
Попал,  стал  таять  на  глазах,
Оплакал  внука  он  в  сердцах,
Что  у  Петра  родился  первым.
Не  выдержали  деда  нервы,
(«Младенческим»  накрыло  внука)
Была  последней  эта  мука.
К  детишкам  он  ушёл  во  тьму,
Оставив  жёнушку  одну,
Беречь  её  Петру  веля –
Всех   примет  в  недра   мать  Земля,
В  свой  срок  лишь…,  так  в  беде  немея,
Осталась  с  сыном  Пелагея
И  тридцать  с  лишним  лет  судьбою
Ей  выпало  прожить  вдовою,
Семью  как  Ангел  охраняя,
Во  всём  до  смерти  поучая,
Житейской  мудростью  своею,
Добром  все  помнят  Пелагею…

                9
Проходит  год  и  Небеса
Вновь  сердце  биться  заставляют,
Откроет  жизнь  вновь  чудеса,
Дар  материнства  окрыляет.
Супруга  Пети  родила
Дочурку  Катю  всем  на  радость,
Рожденьем  Виктора  зажгла
Огонь  надежды  –  будто  в  младость
Свою  попала  Пелагея,
Мечту  о  будущем  лелея:
«Род  Хильниченко  будет  жить!!!»
С  минуты  той  не  так  тужить
О  прошлом  стала,  боль  чуть  стихла,
Что  смертью  детской  била  в  «дыхло».
Потом  надежда  укрепиться,
Когда  внук  Коля  народиться, 
Потом  внук  Юра  –  род  ожил,
Но  «первый»  голову  вскружил…
Любовь  всю,  опыт  свой  большой
Спешила  Виктору  отдать,
Порой  короток  путь  земной,
О  том  ни  ей  ли  лучше  знать?
Крестьянства  искорку  лелея
Всю  жизнь,  надеясь  Пелагея,
Вживляла  в  Виктора  ту  жилу,
Что  память  тридцать  лет  хранила…
Семья  Петра  вновь  ожила:
Две  внучки  Люба  и  Татьяна.
От  внучек  много  не  ждала –
В  свой  срок  замужества  изъяны,
Сменит  фамилию,  иссушит, 
А  ныне  «нянькою»  Катюша
С  бабулей  груз  забот  несла,
Проворной,  умною  росла.
Огонь  в  делах,  в  учёбе  тоже,
На  маму  всем  была  похожа,
Но  мама  на  работе  чаще,
На  «няньках»  все  борщи  и  каши,
Хозяйство,  огород  ещё,
В  семье  кто  тянет,  так  уж  всё.
Училась  Катя  всем  «рулить»:
Где  отстоять,  где  отлупить,
Где  страху  младшим  по нагнать,
Иначе  всё  одной  «тягать»…
А  так,  коль  в  страхе  будут  жить,
Работу  будет  с  кем  делить...

                10
В  стране  лихие  перемены,
Идёт  прогресс  разрухе  в  смену.
Железные  дороги  людям
Как  кровеносные  сосуды… 
Но  здесь  товаров  ходят  груды:
Продукты,  лес,  пшеница,  руды…
«Дорога»  Дусю  захлестнула,
Ушла  в  неё  вся  с  головой.
Вагоны  шли,  жизнь  не  минула 
Заметить  умницы  такой.
Ведь  добросовестных,  толковых 
Учила,  двигала   страна.
Настроили  уж  станций  новых 
И  должность  матушке  дана
Дежурной  станции  районной,
В  Карабулак  ее  назначат.
И  Евдокию  –  в  жизни  скромной,
Заметит  вскоре  и  удача.
 
Война  всё  дальше  отступала,
Жизнь  понемногу  оживала:
Вновь  верят  в  счастье  горячо 
И  каждый  чувствовал  плечо
Соседа,  друга,  сослуживца…
И  трудно  было  уложиться 
В  тот  график  жесткий  иногда  –
Всё  шли  с  товаром  поезда.
Составы  по  пол ста  вагонов,
Пять-шесть  за  сутки  ежедневно,
Да  пассажирский  у  перрона,
И  вагон-клуб  был  неизменно.
Но  Евдокии  без  проблем 
Давались  сложные  задачи,
Лишь  год  прошел,  но  видно  всем,
Она  начальник,  не  иначе.
Приказ  о  назначение  быстро 
Пришел,  и  не  заставил  ждать, 
А  пост  ответственный,  что  искры  –
Далёко  в  темноте  видать.
Семья  давно  перебралась 
В  Карабулак,  по  месту  службы.
Партийных  жестко  держит  власть,
Лишь  не  мешала  личной  дружбе.
А  в  дружбе  Дуси  нет  надёжней,
Тому  «Блокада»  научила,
Любой  вопрос,  простой  иль  сложный 
Она  по  совести  решила,
Чем  заслужила  уважение
Всего  района  и  посёлка,
И  двадцать  лет  считались  с  мнением 
Родной  всем  «Фёдоровны»  с  «толком».
Пока  же  домик  обживали,
Соседей  в  гости  зазывали, 
«Купи  не  дом,  купи  соседа…»,
Не  зря  народ  так  говорит,
Но  детям  незачем  то  ведать,
У  них  всё  спорится,  кипит.
Раскрепощён  их  мозг,  свободен,
От  мудрых  фраз  и  назиданий,
Их  мир  понятен  и  удобен,
Хоть  не  лишен  и  острых  граней.

В  семье  два  лидера  растут:
По  старшинству  всем  правит  Катя,
Но  Виктор  честь  «мужскую»  тут 
Вменяет  всем,  он  после  бати.
Сестра  и  брат  не  раз  дрались 
До  первой  крови  –  знак  победы,
Попробуй  в  «битвах»  разберись 
Родителям, (жаль  нет  уж  деда…
Тот  словом  так  бывало  резал,
Как  будто  по  металлу  фрезы.
Мог  в  чувства  привести  любого,
Лечил  и  души  нужным  словом.
Пусть  будет  вечной  ему  память...)
Что  ж  предпринять?  когда  устами,
В  крови,  взахлёб,  ища  защиты
И  оправдания  за  поступки,
Но  жаль  обоих,  корни  скрыты
Тех  ссор,  где  детской  нет  уступки.
За  Катю  мама  и  отец
Стоят  горой,  в  делах  послушна,
А  бабушке  был  мил  юнец,
Спасти  кровь  прадедов  ей  нужно.
Отец  бабуле  не  перечил
И  шёл  во  всём  он  ей  на  встречу,
Послушно  волю  исполнял
И  на  судьбину  не  пенял.
Так  Виктору  поблажки  всё,
Как  первому  и  дорогому.
Ответственность  в  нём  спит  ещё,
Пока  идёт  всё  по другому.
Сын  не  пошёл  в  отца  –  «заноза»,
Был  непоседой,  забиякой.
Ремня  отцовского  угрозы
Не  помогли,  ведь  «лев»  по  знаку
И  в  год  «кота»  рождён,  свободу
Во  всём  любил,  себе  в  угоду
Мог  жизни  случай  повернуть
И  драками  свой  начал  путь.
Всем  доставалось:  и  сестрёнкам, 
Соседкам  тоже,  их  друзьям,
А  парень  это  иль  девчонка
Разбора  нет  шальным  рукам.
Учителей  до  слёз  доводит,
С  такими  же  и  дружбу  водит,
Магнит  к  плохому  будто  тянет,
Кого-то,  где-то  да  достанет.
Авторитет  искал  в  глазах
Таких  же  забияк  дворовых,
Лет  на  семь  младше  был  в  годах
Своих  дружков  уж  двухметровых,
Которые,  свой  кодекс  правил
В  своём  кругу  для  всех  вводили.
«Кулак»  ценился,  он  всем  правил,
По своему  всегда  «судили»,
Всех  кто  попался  на  пути,
Здесь  чтоб  по  улице  пройти,
За  право  это  надо  биться,
Свои  по  улицам  границы,
Иль  быть  в  хороших  отношениях
С  одним  из  «круга»  в  то  мгновенье.
Когда  на  улицу  попал,
Кто  «страховался»,  не  пропал,
Другим  же  «битыми»  ходить,
Иль  дракой  «право»  заслужить.
А  в  «круге»  все  друг  друга  знали
И  самых  бойких  выбирали
На  поединок,  тут  держись,
Иначе  будешь  землю  грызть.
Такой  «свод  правил»  не  случайно
Мальчишками  здесь  был  введён,
Родительской  судьбой  печальной
Из  них  был  каждый  обожжён.
Клеймом  в  то  время  «враг  народа»
Был  каждый  пятый  спешно  назван.
Лишив  достоинства,  свободы,
Чтоб  люду  не  жилось  столь  праздно,
Власть  силой:  дармовой,  народной
Глухие  земли  обживала.
Так  было  Сталину  угодно,
Его  правление  многим  стало
Расстрелом  в  спину  иль  в  затылок,
Иль  пыткой  за  стеной  Бутырок,
Трудом  суровым  в  лагерях,
На  фронте  быть  в  рядах  штрафбата,
Быть  брошенными  на  полях
Зимою  лютой,  взяв  лопаты,
Киркой,  железками,  ножами,
Семья,  чуть  шевеля  руками,
Вгрызались  спешно  в  мерзлоту,
Землянки  роя,  жизнь  спасая
Голодным  детям…,  так  мечту
Диктатора  осуществляя:
«Переселение народов!»,
Смешав  все  нации  в  одну…
Всё,  может,  оправдают  годы…,
Как  оправдали  кровь  Петру,
Что  прорубил  «окно»  в  Европу,
Прогрессу  пробивая  тропы.
Он  тоже  жизни  не  жалел,
И  в  мире  первенства  хотел…,
А  может  просто  проклянут,
При  Сталине  держал  всё  «кнут».
Так  дети,  тех,  кто  зла  хлебнул
Обиду  в  душах  затаили,
Жестоким  не  назвать  разгул,
Но  «мир»  свой  под  себя  кроили,
Держали  в  страхе  всех  вокруг,
Таков  и  Виктора  был  круг.
Юнец  два  мира  познавал,
Мозг  не  противился  –  искал:
На  улицах  в  «боях»  с  дружками,
Лбом  как  «таран»  и  кулаками,
А  дома  в  строгости,  делами
И  занятых  в  труде  руками.
Что  ближе  сердцу  скажет  время,
А  нынче  чаще  бати  ремень,
Весомым  аргументом  был,
Солдатский,  знавший  вкус  войны,
Нейтрализуя  детский  пыл –
Мерило  глупости  вины…

                11
Сестра  Любаша  подрастала,
Брат  Коля  в  школу  стал  ходить,
Танюшка  во  дворе  играла,
Успели  Юрика  родить.
Семья  росла,  проблемы  тоже,
Рос  уровень  людей,  запросы,
Но  двор  был  чист,  всегда  ухожен,
Решались  многие  вопросы.
Родители  работы  кроме
Садили  семечки,  чеснок
Не  забывали  и  о  доме,
Ложились  спать  без  «рук»  и  «ног»…
Крутились  словно  тот  «волчок»
Детей  к  труду  всех  приучая,
Накинув  и  на рот  «крючок»
Все  дни  рожденья  отмечая
И  праздники,  что  чтит  страна.
По  вере  бабушка  сама
Устраивала  «пир»  внучатам,
Ведь  относилась  к  вере  свято:
На  Пасху,  в  Рождество  Христово,
На  Троицу,  в  Покрова  дни,
Несла  и  людям  Божье  Слово:
«Бог  в  нас  живёт,  мы  не одни…»
Религии  всю  жизнь  верна,
За  десять верст ходила  в  церковь.
Святых  всех  чтила  имена,
Всем  сердца  открывала  дверцу…
И  в  русской  печке,  что  сама
Спланировала  и  сложила,
Да  не  на  год  и  не  на  два,
До  сей  поры,  всем  печь  служила,
А  ныне  сиротой  стоит,
Прикрыта  сетью  паутины,
Убогой  кажется  на  вид,
Творенье  выпечки  старинной.
Забыв  огня  от  древа  пала
И  нужный  пода,  стен  накал,
Ту   пользу,  что  семье  давала,
Ухвата  мирного  оскал.
В  печи  той  сдоба   выпекалась,
В  субботу  будто  ворожили,
Семья  в  блаженстве  замирала,
Снимая  пробу,  сердцу  милы
Те  праздники  до  сей  поры,
Слюна  течёт  у  детворы.
Ведь  Пелагея  –  мастерица,
Как  заведённая  кружится,
Закваска  в  кадке  и  замес,
Едва  в  листах  хватало  мест
Для  булок,  калачей  и  сдобы,
В  тепле  «подъёмом»  удивит,
«Не  перекисло  только  чтобы…»,
А  в  нужный  час  печь  накалит…
Бабуле  дел  на  целый  день,
Не  знала  та  что  значит  лень:
Варила  знатные  борщи,
Пекла  ватрушки,  пироги,
Томила  «ряженку»  в  печи,
Всё  вкусно,  с  доброй  коль  руки.
И  мясо  в  тесте  запечённом,
Хлеб  на  поду  или  слоённый.
Покоя,  кажется,  не  знала,
Внучат  чем  можно  баловала.
Но  власть  не  может  без  «хулы»
И  в  школах  Бога  отвергала,
В  сознание  вбило  детворы
Свод  Атеизма,  как  начала
Коммунистических  устоев,
В  которых  есть  добро  и  зло,
Встречая  «веру»  всюду  с  боем,
Как  «беспринципных»  ремесло…
Ни  раз  внучата  в  спор  вступали
С  бабулей,  славя  Атеизм,
Мимо  ушей  всё  пропускали,
Когда  ворча  на  ленинизм
Она  пыталась  правду  жизни,
Ложь  опровергнув,  рассказать…
Не  верили,  лишь  с  укоризной
Качали  головы  опять:
«Мол,  выживаешь  из  ума,
Года,  склероз  и  всё  забыла»,
Не  мудрено,  всю  жизнь  сама
В  себе  все  тайны  хоронила,
Боясь  режима  и  людей,
Храня  от  бед  своих  детей.
За  сорок  лет  два  поколения
Сменились,  да  плоды  внушения…
Травой  уж  «правда»  поросла,
Замыты  все  следы  дождями,
Не  отличить  добра  от  зла
 Тем  более,  детей  умами…
«Ну  что  ж  не  верилось  и  ладно,
Зачем  на  хрупкое  давить?
В  семье  всё  у  Петруши  складно,
Здоровы,  сыты  –  надо  жить...»
Так  Пелагея  рассуждала,
Всех  младших  нянчила,  купала,
Судьбы  счастливой  всем  желала,
Крестила  внуков  и  прощала…
И  внуки  злобу  не  таили,
За  всё  бабуленьку  любили:
За  мудрость,  ласку,  доброту,
За  мыслей  ясность,  простоту.
Хотя  не  всё  и  понимали,
Старание,  старость  почитали.
Родители  тому  учили,
Так  дружно,  ладно  вместе  жили.

                12
Здесь,  на  дороге  на  железной
Врастал  корнями  Пётр  всё  глубже,
Железный  путь  стал  жизнью  крестной
И  в  летний  зной,  и  в  зимней  стуже.
Электровозы,  тепловозы 
Уверенно  на  рельсы  встали,
Сменяя  всюду  «паровозы»  –
Трудяг,  что  смены  давно  ждали.
Уж  мирный  атом  заработал
Энергией  в  подмогу  людям
И  в  северных  морских  широтах
Атомоход  льды  плавил  «грудью».
На  «целине»  жизнь  закипела,
Расцвет  страны  казалось  близок,
Шагнули  люди  в  космос  смело,
В  дом  куплен  первый  телевизор
И  детской  радости  нет  края  –
Смотрелись  все  подряд  программы
Коллег,  соседей  собирая,
Чтоб  новости  узнать  с  экрана.
Карибский  кризис  разгорался,
Грозя  всем  ядерной  кончиной,
Но  труд  в  «глубинке»  не  прервался  –
Для  страха  как бы  нет  причины.
В  семье  уж  снова  девять  душ
И  за  столом  не  меньше  чашек,
А  в  доме  главный  всё  же  муж,
И  едет  тот,  кто  груз  свой  тащит…
И  он  тянул  свой  воз  исправно,
Безропотно,  бесповоротно…
Казался  между  «баб»  бесправным,
Как  по  тропе  идёт  болотной:
Супруга  на  работе  «жмёт»,
А  Пелагея  в  доме  «правит»…
Он  с  детства  смотрит  маме  «в  рот»,
На  людях  же  обеих  славит:
Ни  слова  жалобы,  ни  звука –
Цены  нет  двум хозяйкам  в  доме
И  взгляд  «искрой»  тому  порука,
Он  царь – с  периной  на  соломе…
Так  Пётр  трудился  под  началом
Своей  супруги  драгоценной,
Лишь  выпив  голос  повышал  он
На  Евдокию,  зная  цену
Себе  в  делах,  супруге  тоже,
Перечила  снохе  и  мать
«Ведь  «приструнял»,  но  был  моложе…»,
Теперь-то  как  всё  понимать…
В  попытках  сыпались  «угрозы»,
Но  чем  взрослей,  тем  страха  меньше,
Бывало,  проливались  слёзы,
Но  нет управы-то  на  женщин…
«Мужчина»  в  грудь  себя  стучал
И  «синячок»  в  быту  случался, 
Но  трезвым  скромненько  молчал,
Как  будто  мозг  переключался…
Ни  в  чём  супруге  не  перечил,
В  трудах  встречал  свой  день  да  вечер,
Не  признавая  жизнь  несчастной
И  чувствовал  себя  прекрасно.
С  детьми  всегда  он  сыт,  ухожен,
Хотя  и  мир  вокруг  безбожен.
С  подачи  мамы  верил  в  силы,
Что  жизнь  ему  лишь  сохранили
Из  десяти-то  детских  душ…
Теперь  он  сам  отец  и  муж,
В  хозяйстве  ишачок  с  телегой,
Коровка,  свиньи,  птица  вся…
Крестьянский  сын  он,  не  калека,
Где  сам  присмотрит,  где  семья.
Пётр  жизнью  просто  наслаждался
И  трудностям  лишь  улыбался,
Двор  ладно  правил,  управлялся,
Семьи  делами  занимался.
Всё  под  контролем,  всё  надёжно
За  сына  только  вот  тревожно
За  Виктора,  старшого  значит,
Он  чем-нибудь  да  озадачит,
То  где-то,  с  кем-то  заигрался,
Забыв  про  вся  и  всё на  свете
До  школы  так  и  не  добрался,
Виною  в  том  «чужие  дети»…
То  мимо  «душа»  проходя,
Кирзаводского,  для  рабочих
«Буравит»  женские  тела
Пригревшись  среди  труб,  регочут
С  дружками,  в  холод  или  дождь,
Мечтая:  «…каждый  будто  вождь
В  индейском  племени  далёком,
А  там  жара  и  голый  вид
Привычен  всем…»,  не  до  уроков,
В  ушах  от  душа  лишь  шумит,
Так  дни  проходят  ненароком…
Юнцы  взрослели  так  до  срока,
Плоть  молодую  пробуждая,
Умишком  «тайны»  познавая…
То   вдруг  устроит  «велобол»,
Летя  на  стадионе  школьном,
Забыв  про всё:  «Забить  бы  гол…»,
Слетев  вдруг  с  велика  невольно,
Руки  открытый  перелом
Он  заработал  в  этом  матче,
Несчастье  рядом,  за  углом
И  «бесшабашных»  ловит  чаще…
То  вдруг  провалиться  под  лёд
Весною  ранней,  в  половодье:
Каток,  морозец  их  скуёт,
С  утра  как  в  школу,  что  там  дроби…
Разливов  много  по  низинам,
Игра  в  катание  невинна,
Домой  «гремят»  в  одежде  «мумий»,
Ведь  знают  «шельмы»  без  раздумий
Родители  оставят  дома,
Чаёк  у  печки,  полудрёма…
Получше,  чем  «училки»  «зуд», 
Уроки  в  школе  подождут.
Да…,  в  поведение  и  в  учёбе
Он  только  время  чьё-то  гробил,
До  Кати  было  далеко…
Урок  та  знала  на  «отлично»,
Давались  знания  ей  легко,
К  труду  и  трудностям  привычна.
О  ней   все  отзывы  приятны
Всегда  подтянута,  опрятна.
Гордилась  внучкою  бабуля,
Года  летели,  вниз  тянули,
Грубели  руки,  но  в  конце
Учебного  сезона  –  к  лету,
Тетрадки  Кати  уж  в  кольце
Шпагата  сцепке: «Слава  свету…».
И  руки  бабушки  всё  свяжут
Так  каждый  год,  а  не  однажды.
Тетрадки  в  стопках,  по  годам
Хранились  в  уголке  чердачном,
Чтоб  не доступней  сорванцам
Достать  их  было  –  на  удачу…
Примером  чтоб  своим  для  младших
Служили  роль,  стремлением  краше,
Учёбой  имя  прославлять,
Равнение  на  сестру  держать
По  жизни  чтобы  те  стремились,
Как  Катя  в  школе  чтоб  учились.
Так  талисман  «подковы»  рог,
Притягивал  в  дома  достаток,
Но  Виктор  свой  «надыбал»  прок,
Смекалист  был  умом  и  хваток.
Из  года  в  год  не  первый  раз
Все  темы  в  школе  повторялись,
Восьмой  иль  третий  это  класс,
Лишь  поколения  менялись.
Смекнёт  лишь  тот,  кто  побойчей,
Что  темы  те  же:  из  дробей,
Из  умножения,  вычитания,
В  диктантах  слов  правописания,
Все  классные,  на  дом  задания,
Контрольные  по  четвертям,
Один  в  один  все,  лишь  желанье
Ты  приложи,  а  там  «чертям»
Найдётся  уж  простор  в  их  сфере…
Наивно  педагоги  верят,
Что  Виктор  путь  «благой»  избрал
Хвальбе  нет  края,  он  же  врал
Что  сам  осилил,  «за  ум  взялся»
И  сон  красивый  привязался:
«Что  он  на  доске  на  «почётной»,
Линейка  в  школе,  тишина…
Все  восхищения  льют  без  счёта…»
Судьба  ж  его  предрешена…
Он  строго  тайну  хороня,
Всё  списывал  с  тетрадей  Кати,
Секрета  рухнула  броня  –
Случайно  всплыли  те  тетради…
Так  раскусили  в  школе  парня
И  засвистел  ремень  «ударный»
В  руках  отца:  «Позор  какой…»,
Но  наказанье  –  миг  пустой.
«Плут»,  стиснув  зубы,  всё стерпел,
Смиряться  не  имел  и  мысли,
Дружкам  конечно  сказки  «пел»,
Как  от  ударов  «члены»  висли… 
Наш  Виктор  разбитной  юнец,
Сказалось  бабушки  влияние,
Зря  бились  мама  и  отец,
Угрозы  бес толку,  рыдания
И  бабушкины  причитания
Не  дали  пользы  в  воспитании.
Старания  все  –  горох  об  стенку:
В  углу  стоял  он  на  коленках,
И  «трудовую»  нёс  повинность,
Послушным  был  на  вид,  наивным,
Но  только  свист  дружков  услышит,
Как  вор,  украдкой,  еле  дышит,
Наказ  отца  вмиг  нарушал,
Как  «призрак»  в  поле  исчезал,
В  дворах,  в  кустах  он  растворялся,
За  прежний  образ  жизни  брался.
Свобода  в  действиях  пьянила,
А  неизвестное  манило.
Адреналин  «лавиной»  в  кровь,
Проступки  чередой,  так  вновь
Колхозные  сады  трещали,
Однажды  сторожа  связали
Толпой  всей  дружной,  да…  «герои»,
По  саду  шли  всех  матом  кроя,
 Смех  обуял  от развлечения…
Разули  деда,  тапки  в  воду,
Корабликом  вниз  по течению,
Но  в  винограднике  их  сходу
Рой  пчёл  накрыл,  за  зло  в  отместку,
В  саду  вдруг  стало  мало  места
Их  хулиганистой  ватаге,
Минуя  дебри  и  овраги,
Спасеньем  речка  им  всем  стала,
Так  за  проступок  наказала
Судьба,  за  сторожа  мученья
И  за  «лихие»  приключения.
Что  за  день  скопом  натворили,
Теперь  лишь  пчёл  все  матом  крыли,
На  всякий  случай  озираясь,
Случилось  что,  понять  пытаясь…
Ободраны  и  вид  «опухший»,
Бросая  шутки  на  ходу
Друг  другу:  «Что  мол  взгляд  «потухший»?
Что,  были  «лешие»  в  роду?
Смотри  ровнее…, не  вопи…,
Что  шепелявишь?…  не  слепи
«Фонариком»  под  «хитрым»  глазом,
Эй,  чукчи…»  –  все  летели  фразы,
Так  боль  ту,  смехом  заглушая,
Домой  шли,  встречу  предвкушая
С  солдатским,  батиным  ремнём,
Бравируя  мол:  «Нипочём
Нам  наказания  такие
И  испытания  любые
Готовы  встретить,  даже  стоя,
Прочнее  кожа  от  побоев.
Нас  будут  бить,  но  мы  крепчаем…
Не  ждите  нынче  масла  к  чаю…».
Да,  «гены»  в  них  фронтовиков,
Закалка  воли  начиналась
И  на  всю  жизнь  внутри  осталась
Для  мирных  «в  суете»  боёв.

13
За  Катей  парни  уж  гурьбой –
Красива,  статна  и  умна.
Бросали  жребий  меж  собой
Кому  достанется  она.
Но  Катя  знала  себе  цену,
В  своём  кругу  как  «атаман»
И  разбивались  как  о  стену
Интриги,  козни  и  обман,
Плели  что  парни  вокруг  Кати,
Разочарование  печати
Влюблённых  тоже  ожидал,
Никто  поблажек  с  ней  не  знал.
Кого  осадит  резким  словом,
Кого-то  шуткою  шальной,
Кого-то  взглядом  иль  «приколом»,
Бывало  съездит  и  рукой.
В  том  с  братом  часто  упражнялась,
С  сестрёнкой,  Любой  заодно,   
Так  что  на  прочих  не  стеснялась,
Что  в  пользу  вдруг  обретено, 
В  ход  вдруг  пустить  прием,  другой. 
И  обходили  стороной 
Кто  прежде  жаждал  «поживиться».
А  Катя  светится,  искрится. 
Авторитет  завоевав
И  поражений  впредь  не  зная,
Вводила  девичий  устав
И,  выводи  её  кривая… 
Подруг  таких  же  заводила 
И  тут  утраивалась  сила.
Всё,  к  ним  теперь  не  подойти,
Уж  лучше  мирно  обойти.
По  году  «бык»,  «весы»  по  знаку
И  меру  знает  уж  во  всём
Как  «вол»  в  работе, тоже  в  драке.
В  учёбе,  в  жизни  взвесит  всё,
Продумает  и  подытожит.
С  сестрёнками  чуток  построже.
Когда  в  субботу,  в  банный  день,
Водила  мыться  их  с  собою.
В  руках  нож  будто  и  ремень,
«Рычит»,  качая  головою:
«Зарежу   «кнопки»,  засеку,
Коль  будете  дурить  с  водою,
Не  подходить  чтоб  к  кипятку,
Иначе  здесь  же  и  зарою…».
Те  с  перепугу  слёзы  льют,
Друг  друга  в  ванне  моют,  трут,
Глаза  поднять  боятся  даже.
Вдруг  правда  их  сестра  накажет.
Довольна,  старшая  собою:
«Теперь  уж  к  печке  и  ногою
Сестрёнки  точно  не  рискнут,
А  слёзы  что  же  пусть  польют…,
Зато  здоровы,  чисты,  свежи».
Чем  дальше, тем  пугает  реже:
Привыкли,  знают  где  и  что –
Так  не  ошпарился  никто!...
А   Люба  в  теле  уж  крепчала,
По  счёту  третья  в  старшинстве.
На  сторону  сестрёнки  встала, 
В  «боях»  за  лидерство  в  семье.
Но  Виктор  руку-то  набил,
Обеих  так  же  колотил,
Как  прежде  чтя  мужскую  честь,
Но  Люба  всё  могла  учесть –
Погромче  в  драках  тех  визжала,
Внимание  старших  привлекала.
Коварство  «близнецов»  в  ней  жило
И  «лошадью»  она  ходила,
Не  знаешь,  что  и  ожидать,
Как  в  шахматной  игре  шах,  мат.
Бойка  лишь  в  играх,  а  к  учёбе
С  ленцой,  с  прохладцей  и  к  труду.
Плотна,  устойчива  к  хворобе,
Рассеяна,  попасть  в  беду
Могла,  играя,  без  усилий,
Но  выглядит  всегда  счастливой,
Лишь  в  играх  всю  себя  сжигая
И  книжек  в  общем  не  читая.
Сверх  любопытная  по  нраву,
Из-за  чего  в  станке  по  праву
Рука  застряла  по  плечу.
Станки  те  на  вагонах  шли
Кому-то  в  город. «Не  хочу
Я  в  город  ехать, отпили –
Кричала  брату, –  забери
Меня  домой,  пусть  без  руки…»
Остыла  только  у  двери
Родного  дома,  столь  горьки
Обиды  были:  море  слёз,
Не  знала,  что  отец  уж  нёс
Спасённую,  в  одной  руке,
В  другой  был  лом,  невдалеке,
По  счастью  папка оказался,
Решил  беду,  не  растерялся.
Теперь  ремнём  над  Любой  машет,
Бабуля  же  костьми  здесь  ляжет,
Закрыв  ребёночка  собой…
Всё  так  запутано  порой.
Одним  чудить,  другим  ругать,
А  третьим  счастье  защищать.   
Лишь  успокоится  ребёнок
Уже  летает  средь девчонок,
Командуя  и  голося,
Лягушек  над  собой  тряся.
За  огородами, в  низине
По-над  «железки»  полотна
Собралось  озерцо: всё  в  тине,
Всё  в  мусоре,  ну  муть  одна…   
Здесь  удобренья  разгружали –
Цемент  и  уголь,  шифер  битый,
Но  детворе  внушишь  едва  ли,
Что  под  водой  ловушки  скрыты –
Из  битого  стекла,   камней,
Железок  разных  и  гвоздей…
И  здесь  купаться-то  нельзя!
Но  отвернись,  они  скользя
Средь  кучек  шифера,  резины,
А  также  среди  вязкой  глины,
Как  головастики  рябят
И  вряд  ли  по  домам  хотят,
Лягушек  встречных  разгоняя,
«Я  рыба-Кит,  брысь  вонь  чумная…».
Вода  как  молоко  парное,
Что  к  дому  близко,   всё  родное…
Как  не  резвиться,  не  купаться?
Хотя  потом  всем  может  статься
Наверняка  уж  попадёт.
Грязь  в  бане  с  криком  отстаёт:
Где  сера  волос  зажуёт,
А  где  мазут  «бархотка»  трёт.
Но  «завтра»  снова  настаёт
И  снова  «пляжный  бум»  идёт.
Ребяткам  нашим  много  ль  надо
Средь  летних  знойных  праздных  дней.
Вода  для  охлаждения  рядом,
Да  заводила  меж  детей,
Какою  Люба  и  являлась,
Чем  целый  день  и  занималась.
Росла  под  стать  во  всём  братишке
В  компании  слегка  потише,
Ведь  всё  же  девочкой  была,
«Занозой  в  юбочке»  слыла.
Любитель  пончиков  и  пышек,
Что  бабушка  всегда  пекла
И  сдобной  наслаждаясь  пищей,
Так  жизнь  семейная  текла.
Уже  Татьяна  достаёт
До  печки,  спички  умыкнула. 
К  чему?  Что?...  толком  не  поймёт,
Но  сеновал  поджечь  рискнула.
На  счастье  Люба  уследит,
На  пять  годков  была  постарше
И  молнией  с  сестрой  слетит
От  сеновала  к  ближней  пашне.
Там  в  арыках  средь  свёклы  листьев
Подальше  от  людей  и  глаз
Затихли,  батя  будет  злиться,
Урон  заметен  от  проказ.
«Пожарка»,  крики,  пламя  сбито,
Слёз  мамы  реки  уж  пролито,
Чтоб  гнев  отцовский  остудить,
Прощенье  к  детям  отмолить.
А  Люба  в  арыке  рыдает, 
Сестрёнку  спрятать  как,  не  знает,
«Не  дам  забрать  тебя  в  тюрьму,
Я  на  себя  поджог  возьму.
В  милицию  тебя  не  сдам,
Уж  лучше  убежим  к  волкам,
Они  нас  точно  приютят
Потом  за  нас  всем  отомстят…»
Так  зарекались  о  неявке,
Ругая  весь  наш  божий  свет,
Не  понимая,  что  «малявке»
И  «уголовнице»  пять  лет.
Не  знали  сёстры,  что  простили
Родители  им  детский  грех,
Ища   их:  «Живы  б  только  были…»
И  опросили  вокруг  всех
«Уж  не  сгорели  ли  в  огне?...»
Забыли  о  бедовом  дне
Лишь  к  вечеру  детей  обняли
И  счастья  большего  не  знали.
Пусть  перепуганы,  но  живы,
Тряслись  от  пережитого  жилы
И  глаз  слезою  заходил,
Отец  проказниц  уж  простил,
На  Любу  он  тот  грех  взвалил.
Уверен  был  –  её  рук  дело
О  «правде»  так  и  не  спросил
И  Люба  не  «сдала»,  ревела,
Всю  жизнь  на  ней  тот  грех  висел,
Пётр  уж  травмировать  не  смел
Детей  своих:  «Хлебнули,  хватит
Никто  за  сено  не  заплатит,
Тем  паче  дело  наживное,
Дороже  кровное,  живое…»
Взглянул  лишь,  понял,  что  нельзя
Сердиться,  права  не  имеешь,
Когда  заплаканы  глаза,
Лишь  любишь,  таешь  и  жалеешь.

Так  будни  шли  в  семье  большой,
Уже  и  Коля  в  бричке  едет
Ещё  помощник  никакой,
Но  Пётр  в  нём  жилочку  приметит:
«Покладист,  хваток,  говорун,
Внутри  в  нём  больше  добрых  струн.
На  огороде  не  скулит,
За  общее  душа  болит…»
Так  ишачок  на  огороды
Семью  везёт  –  далёк  рассвет,
Не  дать  траве  заглушить  всходы
Спешил  отец,  дорог  то  нет –
Ухабы,  кочки,  «неудобья»,
А  огородов  уж  не  счесть,
Взгляд  виноватый  исподлобья,
Когда  детей  будил,  но  несть 
Кому-то  нужно  эту  долю,
Поесть  в  семье  все  любят  вволю,
Чтоб  жить  так  надо  и  трудиться
И  жалость  здесь  уж  не  годиться,
Тем  более  вон  снова  спят,
Казалось,  головы  слетят
От  тряски  этакой  по  ямам,
Ишак  был  сильный  и  упрямый,
Ухаб  иль  кочку  не  пройдёт,
Все  до  единой  соберёт:
«Пора  мол  дети,  просыпайтесь,
Со  мною  лучше  пообщайтесь…».
Те  ж  спят  как  будто  под  наркозом,
Не  разбудить  их  и  навозом,
Что  «валит»  на  ходу  «зараза»,
На  месте-то  встают  не  сразу,
Друг  другу  в  ухо  шепчут  что-то,
Чтоб  первым  встал  не  он,  а  кто-то.
И  лишь  тогда  пьют  молоко,
Краюху  хлеба…  и  пошло –
Работа  в  поле  оживает,
Отец  детишек  подгоняет,
Но  сам  же  рубит  за  троих.
Лишь  на  минуту  звук  утих,
Хребет  со  скрипом  распрямиться,
Глаз  небом,  малость  насладиться
И  вновь  от  тяпки  «хрум»  корней,
Да  пыль  столбом,  знал,  от  детей 
Пока  особого  нет  толку,
Они  кряхтят  и,  втихомолку,
Друг  другу  пакостят,   шалят,
Хихикнут,  но  увидев  взгляд

Отцовский  строгий,   беспокойный
И  ими  как  бы  недовольный,
«Повинность»,  тяпая,  несут
И  часто-часто  воду  пьют…
Вздыхая,  потом  обливаясь,
Вновь  за  работу  принимаясь.
Труд  никого  ведь  не  испортит
И  урожай  был  первосортным,
Земля  –  сплошная  целина
И  приходилось  пить  до  дна,
Что  выпало  крестьянской  долей
Семье  всей  дружной  летом  в  поле.
Считай,  что  спин  не  разгибали,
Лишь  с  урожая  понимали,
Что  был  не  зря  семейный  труд,
Вагоны  в  Ленинград  везут!
Три   брата   там   живут,  сестра
И   племяшам   всегда,  так  рады,
Экскурсии  весь  день,  с  утра,
За  труд - поездки  те  в  награду,
В  обновах  ярких  и  нарядных.
А  в  Ленинграде  –  вид  парадный 
Всех  улиц,  зданий,  Эрмитажа…
На  коже  волос  дыбом  даже,
Когда  в  Кунцкамеру  попали
Глаза  от  страха  закрывали,
От  ужаса,  что  под  стеклом
Всем  на  показ  хранил  сей  дом,
На  улицах  же  вновь  цвели,
О  страшном  разговор  вели,
Увиденным  пугая  здесь,
Да  с  подковыркой,  день  так  весь,
Смеялись,  впечатлений  тьма…
И  жизнь  в  «глубинке»  как  тюрьма
Казалась  во  «второй»  столице,
Но  подставляли  ветру  лица,
Когда  Ракета  по  Неве
Летела  птицей,  дух  в  тебе
Переполняло,  жить  хотелось…
И  всё  здесь  спорилось,  вертелось.
Величие  страны  –  размах…
Эх,  птицей  б  стать  и  сделать  взмах,
Чтоб  с  высоты  её  полёта
Весь  город  за  день  облететь,
Чтоб  не  забыть  увидеть  что-то,
О  чём  потом  будешь  жалеть.
Европа  всё  же,  но,  увы,
Дни  отдыха  так  не  правы,
Когда  заканчиваются  быстро,
Не  дав  разжечься  детским  искрам,
Не  дав  свободой  насладиться…
Что  ж,  вновь  приходиться  трудиться
В  «плену»  бескрайних  огородов,
Чтоб  заново  познать  свободу,
И  жизнь,  что  бьётся  вдалеке
И  льётся  праздно,  налегке…
Так  незаметно  для  детей
Любовь  к  труду  в  них  развивалась,
А  в  пересудах  у  людей
Хорошим  словом  отзывалось.
Как  на  дрожжах  растут  чужие, 
Свои  же  дети  не  спешат,
Расходы  требуют  большие 
В  «упряжке»  двое,  где  что  взять, 
Вот  и  спасали  огороды,
Земля  спасала,  труд  на  ней 
Сжимала  в  минимум  свободу, 
Все  на  бегу  и  все  скорей. 
И  тут  вдруг  Виктор  ошарашил – 
В  семью  стал  деньги  приносить, 
По  виду  видно  где-то  пашет, 
Но  где? –  не  хочет  говорить. 
Земля  же  слухами  полна,
Умейте  слушать  только ухом, 
Секрет  прознали  пацана,
Безделья  здесь  не  пахло  духом.
Они  с  командой  своей  «славной»   
Вагоны  стали  разгружать. 
Не  забывал  «шельмец»  о  главном –
«Ртов»  много,  нужно  помогать. 
От  счастья,  бабушка  «кормильца»
Не  знает  где  и  усадить,
Чтоб  накормить,  помочь  умыться –
«Мужчину»  в  доме  надо  чтить.
И  Виктор  понял,  с  ним  считались,
Его  не  «пилят»  за  проступки, 
Вагоны  чаще  разгружались, 
На  деньги  делались  покупки.
И  за  столом  всем  объявлялось 
«Виновник»  Виктор  нужных  трат,
Чтоб  знали  что,  откуда   взялось 
И  сколько  сил  в  то  вложил  брат.
О  том  мозоли  говорили, 
Отцу  не  просто,  ком  у  горла, 
Но  лучше  честно  пусть  грузили,   
Чем  у  кого-то  что-то  спёрли. 
Да  и  энергию  гасили,
Кипит  та  больно  через  край,
С  тех  пор  чуть  меньше  уж  чудили,
А  то  хоть  в  клетку  запирай.
Но  Виктор  шёл  с  дружками  дальше,
Стал  самогонщиков  снабжать, 
Остатки  патоки,  без  фальши
Доход  «команде»  стал  давать
Намного  больше,  чем  вагоны,
И  труд  полегче,  лишь  ныряй 
В  цистерны  – запах  благовонный,
Остатки  дна  расковыряй…
И  фляги  быстро  наполнялись
Густою  сахарною  массой,
Клиентов  списки  составлялись,
Тем  самым  пополнялась  касса,
Мальчишек  юрких,  вездесущих 
И  большей  частью  в  дом  несущих
Труды  находчивости  юной
Не  чистой  в  чем-то,  но  не  трудной. 
Так  Виктор  был  во  всем  не  прост – 
«Зарплату»  бабушке  вручал, 
«Заначек»  тоже  был  прирост,
Они  на  танцах  выручали…
Купив  бутылочку  «портвейна»,
Приняв  для  храбрости  стакан,
Снимали  «цыпочек»  ничейных,
Входил  в  «кураж»  наш  «хулиган».
Все  остальное,  как  по  нотам 
Происходило  –  невзначай…
Задеть  у  них  уж  есть  кого-то, 
А  там  –  удача  выручай….
Кулак  в  ходу,  вслед  крики,  грохот,
Стена  вновь  на  стену  идет
И  тут  ты  выложись,  не  охай, 
Иначе  «некто»  зашибет.
Шестидесятники  прославят 
В  краю  –  ЖД  Карабулак, 
Надолго  в  страхе  жить  заставят 
Всех  «пришлых» –  дружный  их  «костяк». 
Так  по  субботам,  раз  в  неделю
То  там,  то  здесь  велись  бои,
Побед  тех  лавры  «эго»  грели,
В  кругу  их  в  «доску»  все  свои.
Дружить,  работая  гурьбой,
Вагоны  всем  им  помогали,
Спорт  секций  рядом  ну  хоть  вой,
А  здесь  «мышцу»  всерьёз  качали.
Разгрузка  и  погрузка  грузов,
Удел  мужской  и  крепышей.
Особая  здесь  бродит  «муза»,
Особых  мужики  кровей.
Здесь  жилка  крепкая  нужна,
Слабак  и  смену  не протянет
Престижем  жаль  обделена,
То  тот нальёт,  другой  обманет…
Не  потому  ль  удел  их  пьянки,
Разборки  и  табачный  дым…
Не  выйти  им  из  пешек  в  дамки,
Так  что  же  делать  молодым?

«Бой»  позади,   вновь  «пир»  идёт,
Моменты  памятные  в  красках,
Почти  весь  вечер  напролёт.
Беззубый  смех  и  ртов  зубастых…
Обмыв  побед  был  самогоном,
Иль  бражкой,  что  в  дворе  любом,
А  мама  нервно  у  перрона
Бродила  с  мыслью  об  одном:
«Из  «круга»  сына  вырвать  как?
В   который  он  попал  случайно.
С  таким  характером  впросак
Попасть  он  может  и  нечаянно».
Не  раз  привёл  уж  аммиак
В  себя  бесчувственного  сына
Из  состояния  «себе  враг»…
В  толк  взять  не  может  в  чём  причина?
Не  глуп  ведь,  знала, терпелив,
В  делах  огонь,  в  семье  опора,
Непостоянства  лишь  прилив,
Как  «вирус»  и  пройдёт  не  скоро.
Но  вновь  сын  пьяный  промелькнёт
С  дружками  где-то  в  переулке,
В  душе  надежду  обожжёт,
Всё  чаще  тянется  к  бутылке.
Проступками  - семье  «ярмо»,
Среди  знакомых  как  «бельмо»…
Нельзя  сказать,  что  беспросыпно
Такие  пьянки  проходили,
За  каждый  случай  батя   всыплет,
Да  и  других  отцы  лупили.
Смущало  то, что  это  дети,
В  болоте  пьянок  вдруг  увязнут.
Куда  ведут  пути  все  эти,
Исход  печальный  и  не  праздный.
Бывали  случаи  такие,
Когда  самим  «не  грех»  поставить.
Ведь  по  весне  те  как  чумные,
Лишь  только  снег  сойдёт,  растает,
Копают  дружно  огороды
Поочерёдно  всей  команде,
Мокры  рубашки  все  от  пота,
А  в  это  время  на  веранде,
Хозяйки  стол  уж  накрывали
И  без  пол-литра  точно  знали,
Стол  будет  как  бы  и  пустой
И  значит  следующей  весной
Никто  к  ним  в  помощь  не  прейдёт,
А  день  весенний  кормит  год.
В  селе  слова  те,  как  закон,
Достаток  ставится   на   «кон».

Поэтому  стабильна  плата
Юнцам  пол-литра  на  столе,
Веселье  чтоб:  вверх  дном  всё  в  хате,
Иначе  быть  двору  в  хуле,
А  так  все  сыты  и  довольны.
Не  жмёшься,  значит  хлебосольно
Ты  встретишь  зиму  в  этот  год,
И  слухов  меньше  наперёд.
И  вот,  попробуй,  накажи
Юнцов  за  пьянки  и  за  драки,
На  семьи  пашут  от  души,
А  это  жизни  жёсткой  знаки.
Отцам  их  видеть  довелось
Лишь  голод,  кровь  и  войн  раскаты,
А  в  душах  пустота  и  злость,
Спасала  водка  их  да  маты.
Да,  пили  все,  при  тех  задачах
Не  в  силах  выдержать  иначе
Той  жизни  сложной  напряжение
И  потому  отцы  решение:
«На  привязь  детство  не  садить»
Все  вместе,  молча  принимали,
Их  дело  «чадо»  породить,
Что  ж  дальше,  Боги  сами  знали…

                14
Так  жизнь  текла  тех  сложных  буден
Порой  легко,  но  чаще  труден
И  горек  всуе  хлеб  насущный,
Но  каждому  свой  срок  отпущен
Вселенной,  и  во  всём   свой  прок.
Кто  был,  казалось,  одинок
Вдруг  обретал  семью  большую,
Иль  находил  вдруг  дом,  кочуя.
А  кто  надежды  подавал
Вдруг  опускался,  исчезал…
Тот,  кто  казался  безнадёжен
Глядишь,  а  конь  его  стреножен,
И  птицей  за  удачей  в  след,
Невзгод  всех  уж  не  виден  след.
Да  и  фортуна  с  ним  на  ТЫ,
Лишь  удержать  сумей  бразды,
Будь  по уверенней  рука…
Всё  продолжалось  так  века. 
Я  не  спроста   сказ  о  юнце
Подробно  вёл,  он  был  в  кольце
Тех  обстоятельств, что  сложились
Вокруг  семьи,  вокруг  него,
Особенные  корни  жили,
В  нём  цепкость  деда,  ум  его…
Был  неожидан  поворот
В  его  судьбе  в  стезю  крестьянства.
Так  раз,  попав  в  водоворот
Одной  из  драк,  с  попутным  пьянством
Милиция  всех  «заметёт»,
И  протокол  уже  составлен.
Отпустят  сразу,  лишь  дойдёт
Черёд  до  Виктора,  так  славно
У  Евдокии  имя  здесь,
За  доброту  её  и  честь.
А  сын  её  вклад  небольшой
В  знак  благодарности  людской
И  звук  был  это  не  пустой,
Им  дорог  был  её  покой.
Жаль  жизнь,  ей  мало  отпустила
Годков  отмеренных  судьбою,
Болезнью  рано  подкосило,
По  сути,  женщину-героя.
Такие  люди  как  кометы
В  сто  лет  раз  промелькнёт,  но  светом
Из  уст  в  уста,  из  века   в  век
Хранит  и  помнит  человек.
Добро  то  Виктора  спасло
От  участи,  что  по  «этапу»
Его  дружков  всех  понесло,
Так  не  попал  он  «злому»  в  лапы.
Вот  где  впервые  оглянулся
На  жизнь  свою  парнишка  трезво,
От  сна  кошмарного  проснулся,
Что  в  рамки  здравые  не  лезло.
К  чему  пришёл?  О  чём  мечтал?
Что  дальше  в  жизни  будет  делать?
Отцу  лишь  с  мамой  досаждал,
У  них  заметней  волос  «белый».
Так  рассудив  в  технарь  попал,
Решил  стать  в  поле  агрономом,
Как  будто  кто-то  направлял
Всё  то,  что  шло  доныне  комом.
Давно  ждёт  матушка  Земля
В  свои  помощники  мальчишку,
Он  «крестник»  ей  с  рождения,
Стремился  только  вот  не  слишком
В  её  объятья,  что  ж  не  знал,
Что  Небом  он  давно  примечен,
Когда  «крещение»  принимал
С  бабулей  в  церкви  и  навечно…
Пришло,  как  видно,  его  время.
Пора  и  ногу  вставить  в  стремя.
В  начале  по  привычке  прежней
Настрой  был  на  учёбу  слабым,
Вновь  угасает  луч  надежды,
Хотелось  быть  в  глазах  всех  бравым.
Вновь  потасовки,  вечеринки,
Но  раз  портвейна  перебрав
До  «визга»  всем  известной  «свинки»,
Подруг  в  автобусе  обняв,
Судить  их  «оргий»  не  берусь,
В  них  не  вникал,  соврать  боюсь…
Всех  с  практики  домой  везли
Студенческой  порой  весёлой,
Возможно,  кочки  растрясли,
Но  внутрь  влетели  словно  пчёлы.
Горело  всё  и  извергалось
Казалось  жить  чуток  осталось…
Зарёкся  в  те  минуты  Виктор
Ни  самогона  и  не  спирта,
Ни  коньяка,  ни  вин,  ни  бражки,
Коль  выживет,  уж  в  рот  не  брать.
Настолько  путь  домой  был  тяжким,
Что  слово  Небу  пришлось  дать!..
И  Силы,  видимо,  вмешались
И  парня  в  чувства  привели,
Но  результатом   поражались
Его  сокурсники,  дружки:
Не  пьёт,  не  курит,  не  буянит,
Как будто  кто-то  подменил.
По  жизни  всё  на  место  встанет,
В  себе  он  новый  дар  открыл:
К  земле,  к  учёбе  потянулся,
Энергия-то  бьёт  фонтаном,
Не  зря  Богам  он  приглянулся,
Он  сам  считать  себя  стал  странным.
Но  против  Неба  не  пойдёшь:
Перебесился, нагулялся…
Где  потеряешь?..  Где  найдёшь?..
За  ум  же  парень  точно  взялся.

                15
А  Катя  в  институт  уже
В  Новосибирске  поступила,
Любовь  закружит  в  вираже
Рай  показался  только  с  милым.
И  вечер  спешно  отведут
Родители  своей  Катюше.
Так  на  Камчатку  приведут
Дороги  к  морю  –  на  край  суши.
Работу  бросит,  институт  –
Ум  затуманил  лётчик  бравый,
Что  ж,  «молодость»  вмешалась  тут,
Ведь  в  этом  возрасте  все  «правы».
Родительские  назидания
Считают  пережитком,  бредом,
«Гормоны»  притупляют  грани,
От  прежних  «связей»  нет  и  следа.
Так  и  Катюша  дар  к  Познанью
Замужеством  отрежет  в  миг,
Всем  жизни  сути  понимание
Доходит  словно  эха  крик  –
С  задержкой  и  в  годах  постарше,
Но  жизнь  не  станет  уже  краше.
Коль  был  упущен  миг  удачи
Течёт  всё  вроде,  но  иначе…

                16
Уж  время  Любе  глазки  строить:
Подводит  тени,  щиплет  брови.
Солдаты  рядом  –  «часть»  под  боком,
От  «мини»  тоже  много  проку.
Всё  в  ход  идёт,  что  кровь  тревожит,
Влюбляться  юности  пора,
Бабуля  в  след  грозит  построже:
«Глядите  в  поле  вам  с  утра,
Не  «вертихвосте»  допоздна,
У  девок  всех  беда  одна,
В  «подле»  с  собой  не  принесите...».
Сестру  беречь  наказы  Вите
Успеет  дать, болит  душа
За  внучек,  сколько  зла  на  воле?..
Ни  ей  ли  знать…,  и  не  спеша
К  земле  согнувшись,  тянет  долю
Что  ей  отмерили  года.
Сидит  на  лавочке  у  дома
Слезу  сгоняет  иногда,
Вернёт  лишь  память  по  былому…
На службу  внука заберут,
В  Новосибирске  «лямку»  тянет.
Родители  слезу  утрут,
А  Армия  нам  школой  станет…

        17
Жизнь  не  стоит  на  месте,  скачет,
Вот  Евдокия  слёз  не  прячет
От  счастья  –  Виктор  отслужил,
Разлуку  с  домом  пережил,
Достойно,  как  и  подобает,
О  службе  многое  он  знает.
Душа  спешит  о  том  делиться,
За  службу  многое  случится.
О  том  он  сам  потом  расскажет,
А  ныне  Пётр  был  горд  и  важен,
Объятья  распростёр  отец,
Мужчиной  стал  его  юнец.
Сестрёнок  во  дворе  кружит,
Бабуля  с  палочкой  спешит
Припасть  к  груди  родного  внука,
Была  томительна  разлука.
Братишки  Коля  с  Юрой  рады
За  брата  в  форме,  при  параде,
Фургон  по  очереди  мерят,
Семейной  радости  не  верят.
Объединяет  всех  разлука.
Стол,  разговоры,  суета,
Так  жизнь  крестьянская  без  стука
Войдёт  к  ним  в  дом  вновь  навсегда…
Так  насладившись,  малость,  домом,
Чуток,  успев,  передохнуть,
В  бригаде  пятой  агрономом
Начнёт  наш  Виктор  жизни  путь.
Километраж  ногами  мерил
По  всем  полям  и  богаре,
На  слово  никому  не  верил
Проснувшись  рано  на  заре,
Проверит  всё:  как  трактор  пашет,
Замерив  плуга  глубину,
Во  всём  людской  отметит  фактор
И  не  прощая  за  вину,
В  любой  работе  иль  просчёте:
Посев  идёт  или  рыхление,
Полив  ли…,  всё  в  конечном  счёте
Уменьшит  урожай,  как  звенья
Чего-то  целого,  большого.
Так  доходило  до  смешного:
«Загульный»  график  составлял
Для  тех,  кто  дружен  с  алкоголем,
Их  пьянки  в  рамки  загонял,
За  них  работал  сам  на  поле,
Но  дело  больше  не  страдало
И  каждое  звено  уж  знало: 
Где  Виктор  там  хитрить  не  надо,
Иначе  быть  как  после  града 
Распластанным,  полуразбитым,
Осмеянным  и  неприкрытым,
Как  будто  голым,  пред  людьми,
Как  на  суде  у  всей  родни.
Так  парень  молодой  порядок 
В  бригаде  пятой  наводил.
Трудолюбив  кто,  были  рады  –
Теперь  их  кто-то  да  ценил.
Да  и  солидную  прибавку
Труд  в  конце  года  приносил,
Семью  кормили  ни  мед справки,
А  рук  старание  в  меру  сил.
Для  дела  и  людей  стараясь
Наш  Виктор  в  поле  проводил,
Уже  тогда,  душой  терзаясь,
Девчушки  взгляд  приворожил.
Но  ей  тринадцать  лишь  всего
И  могут  не  понять  его.
Влюблённый  молча  наблюдал
Как  та  растёт  и  расцветает
И  вида-то  не  подавал, 
Никто  секрет  тот  не  прознает.
Лишь  время  торопил  вперёд
В  труде  сгорал,  глядишь  уж  год,
За  ним  другой  и  следом  третий,
По  нраву  Майе  игры  эти,
Как  не  заметить  взгляды,  шутки,
Уже  налились  соком  грудки,
Дых  агронома  заходил,
Когда  случалось,  подсадил,
В  кузов  машины,  так  случайно,
Глаза  искрятся,  но  печальны…
Мать  Майи  в  поле  на  свекле,
А  дети  принято  в  селе,
При  мамках  хлеб-то  добывали,
Азы  труда  так  прививали.
Ведь  семьи  через  дом  большие,
Коль  в  поле  старшие, меньшие
С  управой  в  доме:  моют,  трут,
Обед  готовя,  с  поля  ждут
Родителей  с  «прицепом»  детским,
Поесть  чтоб  всем,  переодеться
И  по  селу  «зафинтелить»:
По куролесить,  по чудить.
Село  Абая  разрасталось,
За  ним  речушка  в  даль  бежит,
Вольготно  детворе  игралось,
Метались  ласточки,  стрижи
На  солнце  пестротой  играя,
Скворцы  поют  всем  подражая,
Играя  будто  с  детворою 
Весной  и  летнею  порою.
Что  детям  взрослые  печали…
Жизнь  начиналась  здесь,  все  знали,
С  поляков  ссыльных  и  землянок,
Здесь  не  было  панов  и  панок.
Команду  «степи  обживать»
Им  дали,  словно  скот  в  теплушках,
Везли  неделями,  отнять
Легко,  их  жизнь,  держа  на  мушке.
От  холода,  уж  полусонных,
Голодных,  в  тесноте,  зловонных
Болезнью  косит   их в  дороге.
В  живых  остаться  уж  не  многим
Из  тысяч  этих  доведётся,
Но  многим  счастье  улыбнётся
Всё  выдержать  и  край  обжить,
Потом  в  почёте  людском  быть.
Поляки  чистотой  своей
Прославили  село  Абая,
Убранством  улиц  и  полей
И  белизной  домов  сверкая,
Трудолюбиво,  мирно  жили
И  прошлого  не  ворошили.
Их  дети  взрослым  подражая,
Весь  навык  нужный  переняв,
Вживались  и  детей  рожали,
Так  коренными  здесь  уж  став.
И  в  мыслях  нет:  «домой  вернуться»,
Так  мир  для  них  перевернулся
И  стал  обычным  и  родным
Жив  человек  ни  днём  одним.
В  такой  семье  росла  и  Майя
О  счастье  думая,  гадая,
Но  мужем,  стал,  чтоб  агроном?
Заметным  станет  он  потом,
А  нынче  молодой  лишь  спец,
От  солнца  и  ветров  юнец
Столь  смугл,  что  был  на  вид  мулатом,
А  не  украинцем  из  «хаты».
Быть  безответной  бы  любви,
Но  Виктор  «меры»  уже  примет,
Всех  сверстников  её,  увы,
Предупредил:  «Пусть  шаг  кто  двинет
К  её  двору…»,  его  все  знали,
О  нём  легенды  уж  летали
Из  дома  в  дом  всех  ближних  сёл,
Со  всеми  «лекции»  он  вёл,
Боксёров  в  разговор  включая
И  непокорных  «отключая»
Одним  ударом  в  стиле  «хук»,
Но  с  каждым  днём  сильней  всё  стук
В  груди  по  Майе  –  столь  красна
Дивчина,  только  вот  одна
Всю  юность  дома  проведёт,
А  от  чего  и  не  поймёт.
«Всё  ладно,  вроде:  ум  и  стан.
У  всех  подруг  уж  был  роман…
И  целовались  все  не  раз,
А  тут  хоть  выколи  им  глаз
Никто  и  близко  не  подходит,
Лишь  агроном,  вон,  глаз  не  сводит.
Что  ж  мне  теперь  в  колхозе  жить?
Гусей  пасти,  коров  доить?
Бесперспективна  жизнь  крестьян,
То  в  поле  всё,  иль  хуже  –  пьян».
Такой  картину  рисовала,
Всё  в  зеркало,  смотрясь,  молодка,
На  ноте  той  экзамен  сдала
И  уж  уверенной  походкой
Пошла  работать  в  гастроном,
Но  здесь  наш  бравый  агроном
Вновь  перед  Майей  закружил,
Не  в  правилах  дать  отступного,
Взаимность  чем  и  заслужил…
«Судьба  видать  любить  такого
Простолюдина  из  села…»
Любовь  –  Небесные   дела!
Так  в  жизни  разные  дороги
В  одну  сходились  понемногу,
Весною  свадьбу  отвели
И  дни  совместно  потекли.
Днём  на  работе,  ночь  лишь  вместе,
Дом  не  большой,  и  было  тесно,
Три  поколения  –  девять  душ
«Построимся  –  решает  муж  –
Чтоб  было,  деток  где  плодить,
Чтоб  было  всем  удобней  жить…».
А  летом  Люба  замуж  выйдет,
Торопит  Евдокия  всех,
Из  колеи  болезнью  выбьет  –
Рак  пожирает  как  на  грех.   
Устроит  Любу  продавцом
У  Веры  Цхай  на  межрайбазу,
При  ней  квартиру  «выбьет»  в  дом,
Спешит  успеть  всё  мать  и  сразу.
Вселялись  ночью  при  Луне,
Чуть  затяни,  могли  вполне
Другие  в  то  жильё  вселиться,
А  сердце  воровски  стучится,
Вдруг  «донесёт»  кто,  как  на  зло,
Но  всё,  вселились  –  отлегло.
Пристроена  теперь  и  дочь,
Хранит  надёжно  тайну  ночь…
Внучат  торопится  увидеть,
Но  не  возможно  всё  предвидеть,
Успела  только  Катя  с  дочкой,
Однажды  бабушкою  стала,
Любовь  и  нежность  днём  и  ночью
Елене  внучке  отдавала,
Так  ей  внучат  хотелось  нянчить,
Но  мир  наш  хрупок  и  обманчив.
Не  довелось,  слегла,  чуть  дышит,
В  бреду  все  голос  её  слышат:
«Прошу  не  надо,  уходите…
Я  не  готова…  Боже  мой,
Внучат  дождаться  разрешите…».
Не  разрешили,  в  мир  иной
Её  забрали,  там  благое,
Наверно,  некому  творить…
Туманом  всё  село  покроет
Природа-Мать  в  протест,  но  жить
Другие  на  земле  остались,
Вновь  в  ритме  жизни  затерялись,
Свой  каждый  обживает  «остров»,
Единства  удержать  непросто,
У  Евдокии  получалось –
На  ней  единство  то  держалось.
Братишку  Юру  Катя  будет 
С  тех  пор  учить  и  опекать, 
К  ней  на  Камчатку  он  отбудет  –
Морским  радистом  хочет  стать.
Парнишка  добрый,  шубутной,
Не  переслушаешь,  живой.
Всегда  с  улыбкою  особой,
Девчонки,  даже  недотроги,
Валились  пачками  к  ногам,
По  красоте  сродни   Богам.
Весь  в  маму,  да  и  в  Катю  тоже,
Семьёй  балован,  слегка,  может,
Как  младший  и  любимый  всеми,
Отныне  всё  решит  лишь  время…
Утрата  мамы  –  боль  семьи
Круговорот  включён  Земли.

                18
Так  Виктор  горе  пережив,
Стал  на  усадьбе  дом  свой  строить,
Всех  –  брата,  зятя  подключив,
Отца  (чтоб  было  с  кем   им  спорить).
Работа  дружно  закипела,
Никто  здесь  не  бродил  без  дела.
Кто  в  стены  шпалы  загонял,
Кто  окна,  двери  подгонял,
Кто  печь  сложил,   кто  пол  стелил,
А  кто  с  отцом  «горилку»  пил.
И  стал  с  ним  вымерять  уклон, 
Забыв,  что  не  сарай,  а  дом
Те  строили  в  хмельном  угаре,
Был  Виктор  с  Майей  тут  в  ударе,
Когда  с  работы-то  вернулись,
А  «мастера»  переглянулись
И  матом  молодых  гвоздят,
Горбыль  уж  выложили  в  ряд,
Осталось  только  всё  прибить,
С  трудом  сумели  убедить
И  спать  умельцев  уложить…
Но  дом  готов  и  можно  жить!
Ни  день,  ни   два  «обмывка»  шла,
Держали  ноги  всех  едва.
Положено  так  обмывать,
Чтоб  дольше  дому  простоять,
Уж  лучше  в  стельку  пьяным  пасть
В  саду  иль  в  доме  от  обмыва,
От  дома  чтоб  ушла  напасть,
От  разрушения.  Чтоб  счастливо
Семье  служить,  детей  хранить,
Зерно  достатку  заложить.

В  семье  единство  укреплялось,
Но  не  на  долго,  оборвалась
Семейных,  прочных  связей  нить,
«Разладом»  с  мачехой  ворвалось.
Отец  был  твёрд:  «Всё,  будет  жить…»,
Смириться  всем  лишь  надлежало.
Бабуля  тихо  доживала,
Невестки  смерть  переживала,
Быть  не  всегда  ей  справедливой
При  жизни  Дуси,  как  свекрови
Порою  грубой  и  сварливой
Всё  раздражало:  голос,  брови…
Теперь  же  многое  б  отдала…
Невестки  в  доме  не  хватало.
Но  Пётр  изменит  жизни  ход,
Другую  в  дом  жену  введёт,
Забыв,  на  ком  здесь  всё  держалось  –
Свою  устраивал  уж  старость.
Детей  не  докучал  за  «холод»,
Всё  понимал  и  сам  был  молод,
К  «приёмным»  детям  всё  душой,
Они  же  к  пенсии  большой,
К  достатку  в  доме  прилепились,
Поверьте  слову,  «поживились».
Всё  в  жизни  изменилось  вдруг,
У  каждого  «свой»  замкнут  круг.
Пускали  только  в  дни  рожденья
В  свой  «мир»,  а  дальше  каждый  сам,
Случайны  помощь,  откровения,
Но  так  угодно  лишь  «чертям»:
Всех  разобщить  и  перессорить,
Земных  приспешников  задобрить,
Какою  мачеха  была: 
В  глаза  всем  льстила  и  юлила,
А  в  тайне  козни  лишь  плела, 
Да  друг  на  друга  всех  травила.
Грехов  не  счесть,  она  ж  смеялась:
«Любой  грешок  я  отмолю…»,
Ходить  и  в  церковь  не  боялась
С  насмешкой  к  Высшему  царю.
Но  время   лечит,  Небо  правит,
На  место  Бог  её  поставит.

19
К  концу  шли  Брежневские  дни, 
Кто  видел  «сад»,  кто  только  «пни»,
Социализм  созрел,  не  нов
И  пик  расцвета  был,  нет  слов.
Конечно,  были  и  парады
Военные,  балансом  правя.

Различны  и  на  это  взгляды,
Боялись  нас  тут,  не  слукавить.
Ошибки  и  просчёты  были,
Но  главному  тогда  учили:
Работай,  старость  уважай,
Учись  и  рамки  соблюдай,
Твори  и  новое  внедряй,
Всё  улучшай,  но  не  ломай.
Больницы,  школы  и  заводы
Построены  все  в  эти  годы,
За  тридцать  с  лишним  им  уж  лет
Они  живут  во  благо  люду.
Но  в  том  и  власти  был  секрет:
Без  сильных,  лишь  развал  повсюду.
Черненко  власть  лишь  опорочил,
Не  тот  был  возраст  и  здоровье,
Себе  чем  голову  морочил,
Ведь  в  теле  ни  ума,  ни  крови.
В  таком-то  возрасте,  в  цари?
Рыбалка  вряд  ли  уж под  силу…
Как  не  крути,  но  коль старик,
То  не  хватай  ухват  и  вилы…
Андропов  был  поярче,  вроде,
Но  короток  был  срок  правления,
Народ  всё  изменить  не  против,
Когда  к  хорошему  стремления.
Не  дали – к  власти  многих  тянет
И  средства  разные  к той  цели…
Бог  даст  тому,  кто  раньше  встанет,
Но  среди  них  и  пустомели…
Так  Горбачёв  «штурвал»  возьмёт,
Реформы  проводить  начнёт.
Уж  по  стране  «мандраж»  повсюду,
Проперестроечного  «зуда»
Что  нам  навяжут  беспардонно,
Но  не  делами,  только  звоном.
Вот  в  этот  год  с  Татьяной  я
Успели  только  пожениться.
Бабуля  подзовёт  меня,
В  глаза  так  пристально  щуриться
И  говорит:  «Щербатый  больно,
Глаза  ж  добро  несут,  покой,
С  тем  отпустив  меня  довольно,
Сказав  –  быть  Тане  за  «стеной»…
А  через  месяц  умерла
Да  упокой  ей  Боже  душу,
Покой,  уверен, обрела
С  детьми  и  Филимоном  –  мужем…
Пусть  будет  вечной  память  им.
Земные  хлопоты  живым…


           20
Чуть  раньше  Коля  отделился,
Служил  я  в  год,  что  он  женился,
На  свадьбу  эту  не  попал,
По  письмам  Тани  о  том  знал.
(Он  встретил  наш  «союз»  с  восторгом).
Любил  родных,  детей,  жену,
Без  зла  был  к  людям  и  без  торга
В  дела  впрягался  и  тянул.
Не  всё  сложилось,  как  хотелось,
Но  жизнь  по-своему  вертелась…
Так  трудности  одних  ломают, 
А  Виктора  лишь  закаляют.
С  годами  старше  стал,  мудрее,
А  жизнь  всё  жёстче  и  хитрее.
Но  Виктор  может  в  руки  взять 
Себя  и  тех,  кто  рядом  киснет,
Ему  бы  только  точно  знать
Что  дело  спорится,  не  виснет.
По  жизни  пахарь,  трудоголик,
Растёт  его  авторитет
Среди  людей,  «профессор»  в  поле,
В  колхозе,  равных  ему  нет.
Четвёртую  бригаду  он
Не  первый  год  уж  возглавляет
И  здесь  бездельник  «отрезвлён»,
Так  дисциплина  не  хромает, 
Как  в  прежние,  года-то  было.
У  многих  в  «темечке»  свербило
От  всех  в  бригаде  перемен.
Но  техника  к  весне  ходила,
А  без  неё  не  встать  с  колен
Хозяйству,  что  долги  гасило,
Всегда  деньгами  кто-то  крутит,
Дотаций  прежних  недочёт,
Одни  везут,  другие  «мутят»…
У  Виктора  ж  во  всём  учёт,
Документацию  вёл  строго,
Бухгалтерский  был  чист  отчёт,
И  дел  в  бригаде  было  много,
Людей  всех  знал наперечёт.
Весною  ранней  снег  сойдёт,
Земля  парит,  теряя  влагу,
Все  бороны  он  пустит  в  ход,
Счёт  на  часы,  земля  как  брага,
Коль  перезреет  –  недобор,
При  перегонке  всё  заметней,
Так  и  земля  в  осенний  сбор:
Не  даст  прибавки  полив  летний,
Коль  сев  весенний задержал
Всему  свой  срок,  поливам  тоже,

В  том  манны  от  небес  не  ждал
Сноровка  с  опытом  поможет,
Семян  заделки  глубина…
Проверь  все  мелочи,  без  скидок,
Не  досмотрел  –  твоя  вина,
Нет пользы,  и  увы,  нет  вида.
Через  неделю  как  «бельмо»
На  поле  вылезет  огрехом.
Тут  недруги  тебя  в  дерьмо 
Уж  втопчут,  будет  не  до  смеха
И  так  во  всём:  полив,  прополка,
Коль  не  заботишься,  без  толка 
Пройдут  бездарно  дни  твои,
А  не  ленился  –  заключи
В  объятья  жаркие  свои
Удачи  лучшие  ключи:
Тут  вам  и  премия  и  план,
Людей  почёт  и  благодарность,
И  дружба  тех,  кто  чаще  пьян.
Надёжность,  даже  популярность…
По  большей  части  их  трудом,
Лихим  уменьем  рук  бесценных,
Когда   «аврала»  грянет  гром,
Инстинкт,  включится  в  них  мгновенно,
В  мозгах,  о  самосохранении
И  закипит  работа  вдруг:
Он  тут  отец  тебе  и  друг,
В  минутах  тех  и  всем  спасенье…
Поэтому  и  Виктор  с  ними
Был  жёсток,  но  и  справедлив
И  как  не  бились  «анонимы»,
В  разборки  гадости  подлив,
По  мере  сил  их  защищал
От  всех  нападок  и  напраслин,
Себя  в  них  в  прошлом  узнавал,
Хотя  те  пьянки  и  не  красят,
Надеясь,  что  наступит  миг –
Товарищ  «случай»  всем  поможет,
Сегодня  непригляден  «лик» -
Пусть  их  за  это совесть  гложет…

     21
«Прожектор  перестройки»  нас
Держал  на  «пульсе»  неизменно,
Всем  Горбачёв,  клеймя  подчас,
Внушает  «нужность»  перемены,
Разоблачая  вся  и  всех  –
Вот  виноградники  корчуют…
Всё  преподносит  как  успех  –
Вот  «стену»  в  ГДР  штурмуют…
«Варшавский  договор»  трещал
По  швам,  Михайло  уступает,
Красиво  языком   болтал,
Войска,  ракеты  сокращает.
Конверсию  в  стране  введёт,
От  «утюгов»  отдачи  ждёт…
Уроков  прошлых  не  учёл:
«Берись  за  то,  что  взять  под  силу»,
Себе  развалом  «клад»  обрёл,
Рабочим  «шиш»,  крестьянам  вилы…
Почуяли  другие  слабину
И  потянули  нас  ко  дну
Князьки  Руси,  как  Ельцин  Боря.
Народ  метался  в  том  раздоре,
А  власть  всё  спорила,  делила,
Китайским  спиртом  нас  травила
И  это  был  страны  масштаб,
Так  к  нам  дошли  дни  перестройки.
И  Колбин  был  у  нас  «прораб»,
Как  будто  каменщик  на  дойке.
Не  всем  руководить  дано,
Признаться  в  этом  тоже  надо,
Хотя  системы  был  «звено»,
И  прочие  имел  награды,
Но  в той  игре  был  пешкой  просто,
В  колоде  картою  игральной,
В  строении  сопревшей  доской,
Шурупом,  винтиком,  «деталькой»  –
«Махины»,  что  в  откос  катилась,
Империя  Союзных  стран…
Так  перестройка  провалилась,
Взял  «заграничный»  нас таран…
Что  вовремя  не  доглядишь,
В  момент  крушения  не  исправишь,
И  даже,  криком  ты  кричишь,
Но  ситуацией  не  правишь….


   22
Районом  Виктор  управлял,
Стал  агрономом  самым  главным.
Позиции  всё  укреплял
И  вверх  по  лестнице  шёл  плавно.
Заочно  кончил  институт
И  в области  весомо  слово
В  любом  хозяйстве  его  ждут –
Дорогу  умным  и  толковым!
В  глазах  людей  он  был  весомый,
Внимательный  и  нравом  ровный,
Снимает шляпу  и  знакомый,
И  связь  не  рвёт  с  ним  кто-то  кровный.
Совет  его  в  цене  всегда,
Подсказки  грамотны,  толковы,

Он  слово  нет  и  слово  да,
Обдумав,  даст,  и  верен  слову.
Лишь  на  таких  спецах,  как  он 
В  районе  всё  ещё  держалось,
Хотя  с  трибун  «словарный  звон»
С  парадным  видом  обживалось.
Был  знак  всем  Свыше  для  людей:
В  Чернобыле  ГРИБОМ  взлетело,
Тревогу  мир  весь  бьёт  скорей,
А  нашим,  мол,  «закалка  телу»,
Загнали  тысячи  в  тот  ад,
А  наши:  «зря  мол  всполошились…»
Крича  всем:  «ехать  каждый  рад,
Тем  зарабатывать  решили
Ну  что  же,  так  уж  повелось:
Герои  жертвуют  собою,
Надеждой  власти  на  «авось»
Их  славу  делят  за  спиною,
Все  в  шике,  в  лоске  болтуны,
Которым  есть  чему  учиться
С  трибун,  с  которых  не  видны
Те  двери,  где  народ  стучится:
Калек  и  инвалидов  толпы,
С  прошением  защитить  семью
И  умирают  втихомолку…
«Нужны  теперь-то  мы,  кому?»
Копейки  к  льготам  получая…
Зачем  все  врали?  Почему?
Чем  думали  нас  облучая?
И  жизнь  такая-то  к чему….
Уже  тогда  бы  всем  понять
Что  небо  против  Горбачёва,
Его  ж  мы  слушаем  опять,
Ну  «совпадение»,  что  ж  такого.
Спитак  в  Армении  разрушит
Знак  был  второй  –  заткнём  мы  уши,
По-человечески  спешили
Помочь,  ведь  все  мы  люди  были,
Но  верить  Небу  не  хотим,
Так  разлагались  вместе  с  ним.
Всё  слушали,  как  запад  хвалит,
«Михаила-суперпрезидента»,
Систему,  связи,  что  развалит,
Найдёт  же  «суперинструменты»
Такую  «глыбу»  сдвинуть  чтоб,
Вот  вам  «пылиночка»,  «микроб»
В  масштабе  матушки  Земли
И  мы  терпели,  как  могли.
Сегодня  тоже  Глас  с небес
Пытается  к  нам  достучаться,
Чтоб «щит»  Америки не лез,
Туда,  где  могут  разобраться
И  без  её  советов  града –
Пожары  и  торнадо Боги
В  них  мечут  и  стихий  армаду,
Пытаясь  охладить в  потоке…
Европу затопило  всю,
Пытаясь  НАТО  урезонить…
Они  же  двигают  стезю
Влияний,  расширяя  зоны…
Что ж  доиграются  «вояки»…
И рядом  локоть – не  укусишь.
Не  зря  даются  Небом  знаки,
Когда-то  Рим  спасли так  гуси…
Что  ж,  так  уж  создан  человек
И  все  невзгоды  лечит  время,
А  вместе  с  ним  то  ляжет  снег,
То  лето  в  срок  свой  тянет  «бремя».
Никто  не  знает,  где,  что  ждёт
Тебя  на  жизненной  дороге:
Во  двор  удачей  ли  свернёт,
Или  беду  швырнёт  к  порогу…

   23
У  Коли  близнецы  и  сын,
Отцовство  так  ему  смотрелось.
Всё  рядом:  школа,  магазин,
Супруге  ж  большего  хотелось.
Попал  он  сразу  под  «каблук»:
Как  колдовской  воды  испил,
Бывает  так,  что  сердца  стук
Звук  приглушал,  глаза  слепил,
Любовью  к  милой  жив  одной,
Храня  свою  мужскую  верность.
Был  важен  лишь  семьи  покой,
Душа  щедротами  безмерна.
На  вещи  трезво  бы  взглянуть
Одно  усилье  и  проснёшься…
Всем  важно  лишнее  стряхнуть
Но  нет  же,  палкой  не  добьёшься,
Того,  что  не  хотят  увидеть,
Бывает  разная  любовь,
А  лишний  раз  сказать  –  обидеть
Не  хочется  родную  кровь,
И  каждый  через  реку  сам 
Пройти  по  броду,  воду  должен.
Решать,  что  выпадет  не  нам,
Простое  с  виду -  глубже,  сложно.
Вот  так  и  Коля  –  всё  для  милой:
Стирал,  готовил,  убирал,
В  ночи  с  детьми  сидел  «водила»,
Днём  на  работу  убегал
Не  отдохнув и  не доспав,
Жене  «нагрузка,  мол,  большая»,
Декретный  «груз»  жены  приняв
На  свои  плечи,  «поважая»…
Садился  за  баранку  он,
Рискуя  жизнью,  в рейсы  ехал.
Устал,  коль,  отдохни – закон…
С  тем  привела  дорога  к  рельсам…
Жена  же  красилась,  крутилась
У  зеркала,  любя  себя,
Отцом,  таким  же  всё  кичилась,
Взрываясь  часто  и  грубя.
Шлёт  Колю  к  свёкру,  помощь  ищет
По  мелочам:  деньгам,  продуктам…
Мужчина  брёл,  как  будто  нищий,
Вполне  осознанно,  не  с  «бухты»…
Года  ж,  тяжёлые,  всем  трудно,
Отец  делился,  чем  по  силам.
Приказы  ж  властны  и  прилюдны,
Как  будто  та  косой  косила…
И  Коля  шёл,  как  заколдован,
Куда  она  его  пошлёт,
Поистине  был  «окольцован»…
Не  завершит,  не  доживёт…
Прибрали  Колю  Небеса,
Крутнув  «баранку»  колеса
На  переезде…  и  под  поезд,
Ему  шёл  тридцать  третий  год.
Закончил  тем  метания,  поиск…
В  то  утро  чайник  запоёт,
Тревожным  вдруг  и  храмным  пеньем,
Как  будто  с  Неба  нам  знамение,
На  печке  воет,  знак  даёт…
Вдову  оставил,  трёх  сирот,
Смерть  Коли  может  быть  случайной,
А  может  от  разочарования
На  акселератор  он   нажал,
В  начале  поезд  пропускал,
Тому  свидетелей  не  мало,
В  последний  миг  с  колёс  сорвало,
Как  будто  голос,  чей  позвал,
Кому  он  отказать не  в силах.
Иль  честь  мужскую  тем  спасал,
Оставив  деток  своих  милых
Никто  не  знает  почему?
О  том  знать  Богу  и  ему.
Возможно,  просто  задремал,
Не рассчитал,  спешил  к детишкам
Сынишка  ж  криком  душу  рвал,
Весною  в  простеньком  бельишке…
Так  Виктору  забот  добавил,
На  плечи  он  семью  взвалил,
Согласно  братских,  кровных  правил.
С  семьёй  вновь  горе  пережил…
                24
Да,  перестроечные  дни
Зияли  раною  больною,
Но  на  Земле  не  мы   одни, 
Всё  делится  семьёй  большою.
Коль  здесь  беда,  то  где-то  счастье,
Так  Мать-Природе  нужно  видно,
Деля  добро  и  зло  на  части,
Другим  чтоб  не  было  завидно.
А  Виктору  в  родном  колхозе
И.О.  «бастыка»  предложили
И  на  собрание   в  том  вопросе
Настойчивость  все  проявили.
Был  счастлив  знатный  агроном
За  столь  почётное  доверие,
Родной  колхоз  ему  что   дом,
А  главное в  него  все  верят.
Не  испугался  тех  долгов,
Что  висли  грузом  на  хозяйстве,
Возьмёт  бразды  без  лишних  слов,
Начнёт  борьбу  вновь  с  разгильдяйством.
Уже  свернулась  перестройка,
В  складах  как  «вымыла»  река,
Рождался  «бартер»  только-только,
Зарплата  выросла  слегка,
Но  деньги  те  в  «кубышках»  висли,
Товара  нет  и  в  них  нет  смысла.
Считались  «благом»  уж  талоны:
На  хлеб,  на  сахар,  водку, спички…
Что  дали  новые  «бароны»,
Считая  всё  победой  личной,
Бездельники  и  проходимцы
С  демократическим  уклоном,
Спешат  в  дома  бедой  вломиться,
Попутно  выгребая  «Лоно»  –
Природы  недра  за  бесценок…
Взбесились  рыночные  цены,
Народ  весь  на  глазах  нищал,
Кто  стиснул  зубы,  кто  пищал,
А  Виктор  в  больший  «пресс»  попал,
Слабее  был  бы,  то  пропал.
Рабочих  не  один  –  семьсот,
Семья  за  каждым,  значит  рот,
А  у  крестьян,  где  три,  где  пять…
План  отменили,  где  что  взять?
Решал  и  вёл  руководитель!
Для  ревизоров  ты  «вредитель»,
Коль,  где  «бумажки»  какой  нет.
Уже  частенько  гасят  свет,
За  неуплату  отключая  –
В  конвульсиях  страна  родная.

Но  Виктор  руки  не  опустит,
Как  многие  он  не  распустит 
Людей,  «паями»  заткнув  рот…
Держал  всех  вместе,  шёл  вперёд.
Так  звероферму  он  построит,
Ремонт  на  фермах  проведёт, 
То  здесь,  то  там  бум  новостроек
Хозчасть  в  порядок  приведёт.
И  люди  ожили,  поверят,
Не  бросят  их  на  произвол.
Всегда  ведь  по  поступкам  мерят,
А  Виктор  пашет  словно  «вол».
Страну  трясёт,  а  он  стабилен,
Кругом  развал,  а  он  растёт,
Чем  подтвердит  что  «семижилен»,
Назад  попросят,  не  пойдёт.
Власть  местная  запаникует,
Как  зацепиться,  развалить,
Ведь  не  нажиться  здесь  рискует,
И  стали  с  «тыла»  обходить…
«Мат часть»  хозяйства  позволяет,
(Продать,  коль),  жить  не  один  день.
Что  после  всех  нас  ожидает?
Им  дела  нет,  загадок  тень…
Дав  должность,  зам. Акима  вдруг
Петровичу  для  повышения,
Ему  расти  мол  «с  лёгких  рук»,
В  колхоз  же  приняли  решение
Трех  кандидатов  подобрать,
Из  тех,  кто  прежде  здесь  работал
И  в  клубе  всех  людей  собрать:
«О  Вас,  мол,  бдения  и  заботы». 
Представив  «трёх»  к  голосованию:
«Скажи народ  своё  словцо!»
Придали  важный  вид  собранию,
Свобода  слова  налицо…
Давая  людям  «больше  прав»,
Но  в  «русло»  мягко  направляя…
О  кандидатах  всё  сказав
«Очки»  заслугой  набирая.
И  прений  выслушав  все  мненья
За  каждую  кандидатуру…
По  залу  шли  уже  волненья,
Уж  видно,  что  «косят»  под  «дуру»,
Чтоб  «протеже»  их  лишь  прошли
Вставляя  нужное  словечко,
Но  отклик  в  зале  не  нашли,
Смекнули,  предстоит  осечка…
Все  выступления  крестьян
Эмоций  полны  –  от  души,
Про  каждого  из  «трёх»  изъян
Колхозник  высказать  спешит, 
Боясь,  о  главном  не  успеет
Сказать,  понять  и  достучаться,
Заткнуть  им  рот  здесь  не  посмеют.
Тут  Селезнёв  решил  подняться,
Достаточно  в воде  мутить
С  трибуны  скажет  бригадир:
«Прошу  за  прямоту  простить,
У  нас  был  Виктор  командир
И  доказал  что  дело  знает,
Хозяйство  на  ноги  встаёт,
Пусть  то,  что  начал  продолжает.
А  с  «этими»…  нельзя  в  «полёт»…
Здесь,  среди  «трёх»,  нет  Хильниченко»  –
Гудит  как  улей  полный  клуб,
Который  разозлят  зачем-то:
«Нам  ни  один  из  «трёх»  не  люб.
Где  Виктор?...  Пусть  он  скажет  сам,
Что  нас  на  должность  всех  меняет…».
В  ответ:  «Петрович  вверил  нам…,
А  сам  решения  принимает
В  районе,  важные  уж  очень,
Прийти  сюда  он  сам  не  хочет…»  –
Так  власть  пыталась  оправдаться,
Не  тут-то  было,  не  уняться
Единому  порыву  масс:
«Нам  знать  всем  нужно  и  сейчас
Где  Хильниченко,  пусть  он  скажет,
Все  ваши  бредни  пусть  докажет
Своим  отказом,  только  лично,
Мы  знаем  Виктора  отлично,
Не  мог  за  должность  нас  продать…».
Тут  отступного  пришлось  дать.
Слышны  уж  Виктора  шаги,
Зал  встал,  гудит  и  рукоплещет
И  только  «трое»,  как  враги,
Смотрели  с  завистью,  но  в  клещи
Народу  сами  угодили,
За  прошлое  их  не  простили,
За  ними  след  долгов  и  хамства
И  наплевательских  изъянов.
Не  дал  народ  им  больше  шанса,
Не  признают  их,  как  не  странно…
А  зал  всё  хлопать  продолжал
И  Виктор  ком  глотал  и  ждал,
Минут  так  десять  продолжалось.
Затихло,  в  голосе  дрожало,
Взгляд  выдавал  ко  всем  любовь,
Но  был  уверен  Виктор  вновь:
«Я  сын  Земли,  крестьянин  я,
С  заботой  к  делу  Вы  меня
Работать  в  поле  научили.
Не  один  год  мы  вместе  жили,
Деля  все  радости,  невзгоды…
Нас  с  Вами  укрепили  годы.
С  любым  заданьем  справлюсь  я,
Куда  и  кто  бы  не  назначил,
Но  Вы  теперь  моя  семья
И  Ваше  слово  много  значит.
В  крестьянские  я  верю  руки
И  отдаюсь  Вам  на  поруки,
Как   Вы  решите,  так  и  будет…».
И  вновь  сорвутся  с  места  люди
И  залу  вновь  рукоплескать:
«За  Виктора  голосовать!».
И  требуют  поднять  вопрос,
Смирится  власть  на  тот  запрос.
«Единогласно»  –  зал  ликует…
Спасли  хозяйство  для  страны!
Взошли  на  новую  прямую!
Права  особые  даны
Петровичу,  теперь  И.О.
Стал  председателем  законным,
Страницей  новой  для  него
Путь  ляжет  к  новым  горизонтам.
Так  люди  право  отстояли
Жить  вместе,  а  не  в  одиночках,
Нажиться  «бездарям»  не  дали,
Планы  сорвут  поставить  точку 
На  коллективе  в  семьсот  душ
Межнационального  единства,
На  участи  «битья  баклуш»
И  жизни  в  нищете  и  свинстве.
Что  не  под  силу  Горбачёву
Удастся  Виктору  вполне,
Масштаб  различен,  но  в  основу 
Подход  к  проблемам  в  глубь,  извне,
Пожалуй,  будет  одинаков,
Петрович  в  сговор  не  пошёл,
Он  был  готов  пуститься  в  драку
С  такими,  кто  интриги  плёл.
За  целостность  любой  ценой,
Что  Михаил-то  не  учёл,
Что  будет  лишь  его  виной,
За  ним  ведь  слепо  народ  шёл,
И  за  него  голосовали
Единства  чтоб  не  потеряли,
Святыню  главную  людскую,
Историю  всю  памятуя…
Но  оказался  Миша  мягок, 
Проблем  себе  не  захотел.
В  истории  позором  смято 
Его  правление...,  слетел
Он  с  должности  своей  бесславно
Империи  почти  державной,
Что  СССР  все  звали  в  мире.
После  развала,  словно  в  тире,
Междоусобиц  грянет  бой,
Делили  земли  меж  собой.
О  том  другие  пусть  расскажут,
Резни  той  не  поймёт  мой  ум, 
Не  примет  сердце…  словно  в  саже
Измазать  душу,  вольность  дум…
Нам  повезло  –  нас  Назарбаев
От  всех  раздоров  оградил,
В  то  время  с  края  и  до  края
Республики  исколесил,
Не  рушить  связи  всех  просил,
Ведь  новое  годами  строить…
Но  был  один  он  против  сил,
Сплочённости  падут устои.
Все  тянут  в  разные  концы,
Хватая  всё,  что  пожирнее,
Не  мудрено,  теперь  «ОТЦЫ»,
С  их  колокольни взгляд вернее…
Соседи  бывшего  Союза
Объединяться  не  хотели,
Все  «независимость»  от пуза
Гребли  лопатами  и  ели…
Лишь  Назарбаев  бил  в  «набат»
Чтоб  нити  дружбы  не  теряли,
Все  знали,  кто  в  том  виноват!
В  молчанку,  под  шумок,  играли.
Но  Назарбаев  не  свернул,
Свой  «ВОЗ»  упорно  потянул
Хлебая  хаос  и  разруху,
Что  прёт  инерцией  в  стране.
Всё  пережил:  интриги,  слухи…
И  славу  заслужил  вдвойне.
Так  Нурсултан  всё  в  руки  взял,
Ответственность  с  себя  не  сложил,
С  учёнными,  всё  просчитал,
Не  мало   сил,  здоровья  вложил,
Бардак  и  спад  остановил,
Тенге  в  стране  он  оживил.
Вновь  механизм  страны  отлажен,
Вновь  человек  стал  каждый  важен
И  радостно  за  каждый  шаг,
Продуманный,  для  человека,
Уверенно  он  держит  флаг
В  пути  компьютерного  века.
Не  один  год  уйдёт  на  это,
Вернее  свыше  десяти…
Народ  же  без  зарплат,  без  света,
Не  зная  как  себя  вести,
Боясь  за  жизнь  своих  детей  –
До  войн  соседи  докатились!?..
Иных,  не  видя  уж  путей –
Срывались  с  мест,  в  бега  пустились.
Никто  не  ждал  их  за  «границей»
На  «исторической»  земле…
Вернулись  бы  назад  как  птицы,
Но  крыльев  нет  и  в  кошельке
Сквозняк,  не  даром  говориться:
«С  гнезда  родного  переезд
Пожарам  двум  в  дружки  годится»
Нужды  нет,  не  срывайтесь  с  мест!
Места  родные  значат  много,
Когда  трудна  порой  дорога.
И  нас  сомненья  разъедали,
И  наши  «нервы»  чуть  не  сдали,
Среди  родни  повис  вопрос:
«Что  делать?  С  кого  будет  спрос?
Коль  что  случится,  все  же  едут…
А  вдруг  на  завтра  с  Неба  беды?...
Нацизм  вдруг  силу  наберёт.
Весы  так  шатки,  что  всех  ждёт?».
Но  Виктор  спорил,  убеждал,
Чтоб  каждый  время  переждал.
Где  довелось  тебе  родиться,
Там  ум  и  должен  пригодиться.
А  руки  наши  так  тем  боле,
В  цехах,  торговле  или  в  поле,
Везде  нужны,  всегда  в  цене,
Не  верил,  что  гулять  войне
На  наших  всем  родных  просторах,
Не  знать  степям,  холмам  раздора,
Что  у  соседей  многих  шёл,
Нас  президент  надёжный  вёл.
В  него  он  верил  с  первых  дней,
И  нет  цепочки  той  верней
Что  снизу  вверх  в  надёжной  сцепке,
Тогда  лишь  связи  будут  крепки,
Когда  встают  плечо  к  плечу
Сыны  Отчизны  все  едино!
Такой  стране  всё  по плечу,
Тогда  раздорам  нет  причины!
Не  даром  были  уговоры,
Мы  приняли  решенье  скоро,
Осталась  вся  родня,  друзья,
Коллеги  верные  остались,
За  всех  ручаться  здесь  нельзя
И  многие,  увы,  срывались,
Костяк  же  основной  остался
И  за  работу  дружно  взялся,
Все  дело  нужное  нашли,
За  Виктором  мы  смело  шли,
За  сильными  идёт  народ!
Программа  минимум  –  вперёд,
Программа  максимум  –  победа!
Пришлось  в  пути  всего  отведать:
Предательства,  разочарованья
И  жизни  в  нищете  на  грани.
И  Виктор  снова  шаг  за  шагом
Продумывал  и  выверял,
Пути  то  в  гору,  то  оврагом,
Друзей  партнёров  он  терял.
Как  прежде  уж  не  знали  чести,
Здесь  кошелёк  всем  грел  карман
И  с  каждым  днём  мрачнее  вести,
Ложь  доминирует,  обман.
В  таком  пространстве  жить  не  просто
Все  продают  «кота»  в  мешке,
На  верность,  дружбу  мало  спроса,
Подрезать  могут  и  в  прыжке.
Попытки  были,  не  в  первой,
Но  Виктор  дружен  с  головой,
Умеет  дать  отпор  надёжный,
Идёт  на  сделки  осторожно.
Жизнь  заставляет  быть  мудрее,
Поразворотливей,  шустрее.
Развал  нас  бросил  всех  назад  – 
На  уровень  шестидесятых,
Как  на  глазах  истерзан  сад
Для  нас  испуганных,  помятых
И  видящих,  что  по  соседству
Царило  бардака  наследство:
Растёт  бурьян  на  тех  «паях»
Что  «справедливо»  разделили,
На  бывших  поливных  полях,
Что  прежде  всю  страну  кормили.
«Паями»  рты  всем  затыкали,
А  технику  в  металлолом,
Вот  потому  и  зарастали,
Земля  без  «тяги»  –  грязи  ком.
Прославился  Петрович  тем,
Не  разделил,  в  метал  не  сдал,
Других  всех  спрашивал:  «Зачем?»,
Наживы  той  не  понимал.
Как  прежде  строил,  укреплял,
Запчасти,  технику  скупал,
Людей,  коль  надо,  убеждал
И  связи  заново  искал,
Лишь  вместе  сила  –  точно  знал.


     25
Как  прежде  пашется   земля,
Засеяна,  в  свой  срок  и  сжата.
Не  для  отчётов,  «галок»  для,
А  чтобы  жить.  Пусть  не  богато,
Но  лучше,  чем  вчерашним  днём.
Так  силосом  и  сенажом
Все  «ямы»  на  зиму  укрыты
И  скирды  сеном  все  забиты,
Склады  пшеницей,  ячменём,
Труд  ощущается  во   всём.
Где  труд  там  и  краюха  хлеба,
А  значит  сытость  и  покой.
Не  ждать  паденья  «манны»  с  неба.
Всё  спросится  и  с  нас  с  тобой…
Так  Виктор  правду  понимал,
Крепить  хозяйство  продолжал.
Теплы,  светлы,  чисты,  просторны
Постройки  новые  на  фермах,
Удои  вверх  растут  упорно,
Привесы  с  ними  равномерно.
Вся  техника  исправна  в  поле,
А  новая,  так  в  главной  роли,
Потери  в  целом  уменьшая,
Отдачей  КПД  решая,
Рабочих  нужных  всем  минут
В  процессе  время  сокращая,
Да  так,  что  души  в  нас  поют,
Довольна  и  Земля  родная!
Евро ремонт  провёл  в  конторе,
ДК  всех  удивит  нас  вскоре
После  ремонта  красотой.
Давно  ли  было  всё  мечтой?
В  хозяйстве  маслобойный  цех,
Кондитерский  и  цех  колбасный.
«Строй часть»  уменьем  дивит  всех,
Сплочённость  меж  людей   негласна.
Свой  тракторный  и  авто  парк, 
Токарный  цех  и  цех  моторный,
В  труде  есть  «искорка»  и  дар, 
Борьба  за  лидерство  бесспорна.
Цех  аккумуляторный,  красильный,
«Машдвор»  с  «рем базою»  посильной,
Аппаратурный,  шин  монтажный
И  каждый  в  деле  самый  важный,
Единого  он  здесь  звено  –
Так   Виктором  заведено.
Умом  надёжным,  дальновидным,
С  упорством  мощным  и  завидным.
Компьютерный  учёт  в  складах,
С  передовым  всегда  в  ладах.
Навесы  сменят  на  ангары,
Служить  им  внукам  уже  «старым».
Не  страшен  им  ни  дождь,  ни  снег,
Ни  птиц  прожорливых  соседство,
С  душой   их  делал  человек  –
Всё  будущему,  как  в  наследство!
Спорткомплекс  действует  для  всех,
Сеть  магазинов  как  успех
На  долгие  года  пророчит,
Заправка  уступать  не  хочет
Передовым  стандартам  в  мире
И  с  каждым  годом  шире,  шире
В  хозяйстве  деятельности  круг,
С  годами  всё  пришло,  не  вдруг.
Детей  бесплатно  обучают
За  счёт  хозяйства –  взгляд   вперёд!
Не  все  долги  лишь  возвращают,
Диплом  в  карман,  а  сам  как  крот
Путями  тайными  бежит,
Не  в  «жилу»  им  крестьянский  быт.
Но  слава  Богу  есть  и  те,
Где  совесть  празднуют  в  семье,
За  ними  будущность  села,
Но  были  лучше  бы  дела
Коль  государство  к  крестьянину
Свой  взор  направит  в  сжатый  срок,
Чтоб  труд  не  был  как  топь-трясина,
А  радость  приносил  и  прок.
Все  те  проблемы  на  виду,
Лишь  надо  их  иметь  в  виду,
Иначе  убегут  юнцы
Из  деревень  во  все  концы.
Вот  где  задача  ключевая, 
Всё  сдвинется,  её  решая!
Я  верю,  что  пробьёт  тот  час
Когда  шахтёр,  моряк,  рабочий…
Качая  нефть,  а  может  газ,
Иль  кто  другой  профессий  прочих
Поймёт,  что  первым  крестьянин
Стоять  на  пьедестале  должен,
Казах,  француз  ли,  бедуин.
Был  Богом  серп  тот  в  руки  вложен,
Чтобы  кормил  желудки  наши,
Все  знают,  не  поел,  не  пашет
Наш  хрупкий  организм  в  быту.
И  песнь  ты  сочинишь  не  ту
И  план  не  дашь,  коль  голод  мучит,
И  сразу  соберутся   тучи
В  душе  и  на  небе  всерьёз,
Наверно  будет  не  до  роз…
Голодный –  мыслью  не  свободен,
Спесив  характером  и  злобен,
Пойдёт  туда,  куда  направят,
Кто  ситуацией  той  правит.
Поэтому  там  тишь  да  гладь,
Где  люд  не  будет  голодать.
А  значит  крестьянин  всех  выше,
Прошу  Вас  люди  то  услышать,
Ценить  работу  всю  села,
То  Бога  Высшего  дела…
Благословлён  крестьянский  труд, 
Все  за  него  ответ  несут.
Вы  лишь  к  крестьянину  с  душою,
А  он  к  Вам   с  хлебом,  с  колбасою…

    26
С  годами  вместе  поколенья
Меняются,  торопят  дни,
Чтобы  почаще,  в  их  рожденье,
Задуть  скорей  свечей  огни,
На  торте  празднично-красивом
Желанье  загадать  своё,
И  чувствовать  себя  счастливым
От  мысли:  «Всё  теперь  моё,
Что  в  день  рожденье  надарили…»,
Этап  сей  все  мы  проходили,
Теперь  пора  пришла  «шалить»
Детишкам  нашим  беззаботно,
Учиться,  спорить,  просто  жить,
Трудиться,  пусть  и  неохотно.
Растут  у  Кати  дочь  с  сыночком,
У   Виктора   два  сына  с  дочкой,
У  Любы  дочки  две  и  сын,
Лишь  Юра  с  дочери  почин
Свой  начал,  дальше  лишь   слова…
У  Тани  в  доме  парня  два,
У  Коли  в  сиротах  остаться
Трём  сразу  видно  суждено,
Но  льётся  лимонад,  вино
В  дни  праздников  и  дни  рожденья,
Никто  роднёю  не  забыт,
На  Викторе  то  единенье
Что  мачехою  был  размыт.
Он  лидер  всей  большой  семьи
Что  многочисленней  с  годами.
Служитель  матушки   Земли!
Ведь  красен  человек  делами.
Все:  Катя,  Люба,  Таня,  Юра
Подстать  работают  братишке,
С  иной  по  жизни  режиссурой,
По  чину  на  порядок  ниже
Чем  Виктор,  тот  с  судьбой  на  ТЫ,
Мир  видел,  по  уму  посты…
Но  все  устроены,  полезны
Стране  и  краю  где  живут,
Где  пробивные,  где-то  нежны,
Свой  «крест»,  наверное,  несут.
«Плохое»  к  ним  не  прилипает,
Умеют  мирно  с  людьми  жить,

Ведь  мхом  и  камень  обрастает
Коль  зря  его  не  ворошить.
А  Виктор  –  гордость  всей  семьи
И  «крестник»  матушки  Земли
Впредь  не  заставит  пожалеть
О  выборе   Её  случайном,
Его  задача  «всё   успеть!»
Что  всем  полезно  чрезвычайно.
Он,  между  дел,  вновь  дом  построит,
Колхоз  весь  дом  тот  обмывал,
Он  знал  уже  чего,  кто  стоит,
Почём  что  стоит,  тоже  знал.
Поддержкой  верная  подруга  –
Супруга  Майя,  в  дни  невзгод
Достойно  встретит  дни  недуга
И  всё  что  день  грядущий  ждёт:
Дни  поражений,  дни  побед…
В  дни  радости,  разочарований
Всегда  был  вовремя  обед,
Опрятность  мужа  без  вниманья
Не  обходили  глаз  и  рук,
Таков  уж  доли  женской  круг,
Не  каждой  только  вот  под  силу
Понять,  почувствовать,  предвидеть,
Быть  сдержанней  в  поступках,  милой,
И  лишний  раз  вдруг  не  обидеть,
Разворошив  просчётов  боль, 
На  раны  не  посыпать  соль,
А  ключевой  водой  всё  смыть,
Заботливой  рукой  укрыть,
Дать  отдохнуть,  чтоб  боль  утихла,
Понять,  что  садануло  в  «дыхло»,
Затем  проблем   громаду  слушать,
Но  равновесия  не  нарушить,
Струну  ненужную  задев…
А  ненароком  перестроить
Души  разрозненный  напев,
Как  «дирижёр»  суметь  настроить
«Оркестра»  звук  многоголосья
В  единый,  слаженный  мотив,
Свои  запросы  все  отбросить,
Вновь  жить  надежду  зародив.
И  дать  понять  что  «ОН»  любим,
Семье  опора,  всеми  чтим,
Мужчина   ОН,  судья  и   Бог
И  всё  что  делает  ТАК  важно,
А  дальше  он  найдёт   предлог
На  вызов  броситься  отважно
И  с  лёгким  сердцем  встретить  «бурю»,
Ведь  он  боец-то  по  натуре,
В   боях  дворовых  закалённый,
Победами  не  обделённый.
И  без  сомнений  быть  решеньям
На  все  проблемы  точным,  мудрым,
С  ростками  жизни   обновленья,
Так  ночь  уходит  в  свете  утра.
И   муж   спешит   вновь   на   работу,
У  каждого  свои  заботы…
А  Майя  к  детям  уж  спешит,
Проблемы  с  ними  всем  знакомы,
Кто  к  ним  любовью  не  «грешит»,
Тот  значит  «служащий»  при  доме.
А  Майя  –  Мать  с  заглавной  буквы.
Людей  спросите,  если  вдруг  Вы
Не  верите  моим  словам,
Быть  может,  повезёт  и  Вам
Коснуться  косвенно  той  жизни
Что  для  людей  и  для  земли,
Негласно  лучшей  в  крае  признан
Пример  для  женщин  и  семьи,
Так  быть  ко  всем  с  почтеньем  должным
Сейчас  не  просто  в  нашей  жизни,
И  поддержать  найти  возможность
От  всей  души  без  укоризны.

                27
Раз  в  год,  в  то  время,  или  в  два
С  семьёю  Катя  едет  в  гости,
«Болит»  здесь  Майи  голова
Как  встретить,  не  нарушив  мостик
Меж  мужем  и  его  сестрой?
Не  ценится  та  связь  порой,
Но  Виктору  и  Майе  святы,
Добро  окупит  все  затраты.
Везёт  гостинцы  с  моря  Катя  –
Икру  и  рыбу  в  разносолах,
Она  всем  нам  здесь  очень  кстати.
Ответит  «городу»  «посёлок»:
Свояк  бьёт  с  тестем  кабана,
Сноровка  Вовы  в  том  видна,
Не  первый  год  наш  «дальнобойщик»
У  тестя  был  «свиней  забойщик».
Забои  праздникам  сродни,
Не  часты  на  селе  они,
Но  так  семьёю  долгожданны,
Поесть  всем  в  волю,  как  не  странно,
Доводится  лишь  в  эти  дни…
Но  и  труда  полны  они:
После  забоя  осмолить,
Очистить,  грамотно  разделать,
На  год  весь  сала  засолить
И  мясо  сохранить  умело.
Работой  целый  день  загружен,
Весной  ли,  летом,  в  осень,  в  стужу.
Остатки  женщинам  прибрать,
Срядить  и  свежину  к  застолью.
За  встречу  выпить,  песней  «дать»,
Дочь  стоит  встретить  хлебосольно.
Роднее  тот,  кто  реже  виден
И  статус  гостя  ТАК  завиден,
Не  часто  удаётся  нам
Ответный  дать  визит  гостям.
Поэтому  гость  как  награда,
Им  искренне,  душевно  рады,
Заботы  поровну  делили,
Пристрастье  зятя  не  судили
К  спиртному  и  к  «хмельным  пирушкам»:
«Приехал  лётчик  отдыхать!…»,
Бывали  слёзы  в  «заварушках»,
Пить  водку  –  не  поля  пахать: 
Нужны  деньжата,  развлеченья,
«Компании»  нужна  поддержка.
Не  внемлет  тесть  нравоученьям,
Ведь  зять  погасит  все  издержки.
В  «заначке»  сторублёвок  скрутка,
На  лето  хватит  покутить
Застолье  –  ритуал,  не  шутка,
«Хмельной  кураж»  ничем  не  сбить.
Зять  горд,  что  тестя  угощает,
Тесть  рад,  что  зять  «сорит»  купюрой,
Свояк  им  «слабости»  прощает,
Халявой  жив  –  губа  не  дура…
А  Катя,  что  горох  об  стенку,
То  с  мужем,  то  с  отцом   скандалит,
А  им  кричи  ты  хоть  до  «пены»  –
Улыбки,  смех,…  но  нервы  сдали  –
Так  раз  отец  всерьёз  вскипел,
(Обидеть  вряд  ли  тем  хотел),
Схвативши  тазик,  бросил  вверх:
«Твой  самолёт,  лети  «дочура»…
А  зятю  здесь  открыта  дверь,
Отца  учить,  слаба  фигурой…
Тебя  я  нянчил  и  любил…»,
Так  прошлым  на  слезу  давил
И  дочь  смирялась,  уходила,
Победу  «троица»  трубила.
Заначку  новую  открыв,
Что  загодя  от  всех  укрыв
Во  всех  концах  двора  и   сада,
Кому-то  боль,  кому  отрада.
Беззлобны  были  те  «веселья»,
(Хотя  в  свой  срок  дадут  свой  сбой),
Тогда  же  «троица»  с  похмелья
В  грядущем  дне  вновь  рвётся  в  «бой».
Сначала,  шасть,  по  одному
К  заначке,  что  осталась  где-то,
А  «осмелев»  шёл  «пир»  в  дому,
Игра  шла  в  мудрые  советы…
И  так  всё  лето,  отпуск  весь
(Не  в  оправданье.  Лишь  учесть.).
«Бюджет»  семейный  не  страдал
Два  года  Гена  собирал
«Заначку»  ту  в  обход  зарплате,
Не  счёл  себя  в  том  виноватым.
Два  года  строгой  дисциплины
Всех  лётчиков  в  полёте  ждал,
Чтоб  стресс  снять,  были  все  причины,
Никто  их  в  том  не  осуждал.
А  Виктор  в  поле  –  на  работе,
Крестьянский  день  всех  кормит  год,
На  Майе  с  Катей  все  заботы
Что  дал  природой  генный  код.
А  в  нём  и  стирка,  и  хозяйство,
И  огород,  и  стол,  и  дом,
Детей  «привесок»  (да  «начальство»,
Подпив,  командует  при  том).
Упорно  всё  перенесёт
Невестка  Майя  –  жена  брата,
«Проблем»  на  люди  не  несёт,
Лишь  взгляд  опущен   виновато:
«Простите,  коли  что  не  так…».
Вот  знак  покорности,  пустяк,
Но  честь  мужскую  окрыляет,
Кого-то  это  забавляет,
А  я  скажу:  «Хвала  тебе
Оплот  покорности  и  веры,
Жить,  помня  о  таком  тепле
Так  хочется  без  всякой  меры…».
Что  Виктор  всем  и  доказал,
Всё  для  детей  и  для  любимой.
Я  многое  о  том  сказал,
Моя  вина,  коль  нестерпимо
Читать  о  том,  но  сердце  просит
Сказать  о  многом,  маски  сбросить
И  дать  понять  с  кем  рядом  жил,
Чьей  дружбой  очень  дорожил.
Как  не  сказать  в  пример  о  том
Откуда  всё  пришло  потом
Семье  в  награду  за  терпенье,
Из  детства  все  нравоученья…
Запомнить  что  таит  «нужда»
Пришлось  и  Майи  с  ранних  лет,
Не  позабыть  ей  никогда
Тот  травный  чай,  что  на  обед
И  был  ТАК  вкусен  с  сухарями,
В  большой  семье  порой  «дарами»,
Коль  вволю  сахар  или  хлеб,
Но  был  «сосед»  ни  глух,  ни  слеп
К  проблемам  общим –  все  так  жили,
Кусок  последний  свой  делили,
Ведь  именно  в  соседской  дружбе
Сердцам  теплей  и  меньше  нужды,
Как  позабыть,  коль  с  юных  лет
Соседский  выручал  обед
И  в  том  дворе,  где  пахнет  «слаще»
Из  кухоньки  почти  убогой, 
Там  и  обедать  будет,  значит,
Детей,  орава,  босоногой.
О  нации,  забыв  спросить,
За  стол  свой,  детвору  сажая,
И  вновь  ребёнок  весел,  сыт
«Летит»  проблем  свой  круг  решая.
То  чувство  локтя  в  Майе   впредь
Врастёт,  как  дуб  корнями  в  почву,
Так  свой  «очаг»  хранит  «ПОМПРЕД»,
Готова  всем  помочь  и  срочно.
Под  стать  супругу  и  жена,
Так  Бог  решил,  судьбой  играя.
Так   Небом  доля  решена 
Сердец  двух  и  на   благо  края.
 Любовь,  стабильность,  пониманье
И  в  меру  для   людей  старанья.
У  Виктора  в  «тылу»  надёжно
Творить,  работать  с  пользой  можно.
 «Чем  слаще  фрукт,  вкусней  «наливка»,
И  овощ  знатней  лишь  с  «подливкой»».
Так,  дополняя,   всем  друг  друга,
Живут  в  заботах  жизни  круга
Две  половинки  «Инь»  и  «Янь»,
Но  не  видна  меж  ними  грань…

                28
Знать,  где  упасть,  соломки  бросить,
Так   жизнь  проблемы  преподносит:
Отца  схоронит,  зять  сгорел,
Ком  проглотил,  не  очерствел,
С  людьми  живёт  не  мало  лет,
Жизнь  ранит,  всё  оставит  след
У  памяти  его  надёжной,
Стези  извилистой  и  сложной…
Теперь  и  Майя  без  сестры…
Вдовой  та  с  молода  осталась.
В  тени  своей,  как у  ветлы
Сиротских  жизни  две  прижалось…
И  Колин  сын,  чей  крик  ушах
Стоит,  за  двадцать  лет  по  сроку,
Погиб  с  женой,  вновь малыша
Оставив  сиротою  рока…
Трагедия  опять  случится,
Не пережил  отца  сын  лет,
Он  думал,  скорость  подчинится,
Оставив  только  скорби  след…
Проблемы  лягут  вновь на  плечи
Семьи  знакомой,  в  крае  славной.
За  упокой  сгорают  свечи…
А  жизнь  вновь входит  в  русло  плавно.
И  погрузится  «босс»  в  работу
С  опереженьем  непременно,
О  людях  вновь  нести  заботу
Не  изредка,  а  ежедневно.
Но  в  благодарность  за  труды,
За  мудрость,  уваженье,  честь,
Побед  в  работе  череды 
Почёт  особый  будет  несть!
Хозяйству  зваться  «Хильниченко»
Отныне  –  так  решил  народ!!!
Так  гордо  зазвучит,  с  оттенком,
Всегда  трудолюбивый  род!
А  это  снова  подстегнёт
Ответственность  за  каждый  день,
Утроить  ритм,  смотреть  вперёд,
Не  допустить  сомненья  тень
Добиться  новых  чтоб,  высот,
Проблемы  общие  решая.
Что  ж,  время  новое  грядёт,
Работа  предстоит  большая.

     29
«Социализм»  заменит  «рынок»
С  мышленьем  новым,   мировым,
Сломав  болезненно,  но  чинно,
Что  прежде  было  нам  святым.
Всё  будет  на  дороге  новой
Интриги,  мерзкая  возня,
Но  не  разрушить  той  основы,
Что  в  коллективе  как  броня.
И  Виктором  всегда  хранимо
Единство  –  оно  так  ранимо
И  так  сильно,  когда  в  почёте,
Когда  находится  в  «полёте»…
Все  мы  в  ответе  за  него,
Тогда  и  жить  есть  для  чего.
Да…  Виктор  много  пережил,
Где  недоспал,  «недолюбил»…
Земле  и  делу  он  служил,
И  хлебом  всю  страну  кормил.
Ему  крестьянин  благодарен
За  твёрдость  духа  и  за  цель,
За  то,  что  жить  в  труде  одарен,
За  то,  что  всем  открыта  дверь
Когда  бедой  кого  накрыло,
За  то,  что  сердце  не  остыло
Не  оборвёт:  «мол  ерунда».
У  каждого  своя   беда:
Кому-то  счастье  –  горсть  зерна,
Кому-то  в  радость  и  война.
У  каждого  своё  мерило,
Жизнь  многогранна,  не  бескрыла,
Летит  вперёд  без  остановки,
За  каждым  след  свой  оставляя,
С  участием  «судьбы-плутовки»,
То  укрепив,  то  ослабляя.
Так,  дав  и  Виктору  свой  шанс
В  стране  прославиться  всем  родом,
Он  с  честью  вносит  свой  «аванс»
Жизнь  улучшая,  год  за  годом
Своей  земле  и  землякам,
Не  дав  покоя  их  рукам.
За  что  поклон  ему  от  всех
Кто  разделял  его  успех,
И  счастлив  жить  с  ним,  быть  в  строю,
И  лицезреть  в  родном  краю
Заботу  о  земле,  крестьянах,
И  перемен  столь  долгожданных,
Селу  угодных  и  стране,
Крестьян  устроивших  вполне.
Побольше  средств  бы,  в  эти  руки
Расцвёл  бы  край  в  короткий  срок.
Дела  его  тому  порукой
Его  вложенья  жизни  в  прок.
А  в  пятьдесят  –  в  свой  день  рожденья
Правительством  был  награждён,
Герой  стал  –  за  труды,  терпенье,
Гордится  орденом  тем  он.
Сам   Назарбаев  был  в  хозяйстве
И  с  уваженьем  руку  жал,
Как  патриоту  государства,
Которых  поименно  знал.
Пятнадцать  лет  –  не  день  один,
Воды  не  мало   утекло…
Теперь  «товарищ»  –  «господин»,
Но  через  «времени  стекло»
Пожалуй,  можно  взвесить  вклад,
Что  каждым  на  Земле  оставлен.
Стране  сей  род – находка,  клад!
Трудом  крестьянским  род  прославлен.
К  чему  б  их  руки  не  коснулись
Всё  оживает  и  растёт,
Глаза  их  только  улыбнулись,
А  человек  уже  поймёт,
Что  доброта  жива,  надёжность,
Взаимопомощь  и  порядок.
Не  всё  на  деньги  мерить  можно,
Где  нет  единства,  там  упадок…
Живи  же  славный,  мирный  род  –
Род Хильниченко  Филимона!
Ты  начал  то,  что  приведёт
Крестьян  на  «пик»  того  подъёма
К  которому  твой  внук  ведёт,
Уж  правнуки   включились  в  ход
Крестьянской,  неприглядной  жизни,
Земле  и  нам  необходимой.
Пока  сей  факт,  людьми  не  признан, 
С  надеждой  Виктор  той  живёт:
 «Преграды  все  преодолимы…» 
И  к  цели  он  своей  придёт.
Уверен,  дети  его  встанут 
В  ряды  подвижников  села.
Благослови  Вас  Бог  крестьяне!
Стезя  чтоб  зеркалом  легла…