Время отлива

               

               
                (1979 – 1997)






                ***

Где трава не расти  – там и выросли ивы,
Под неспешною тиной балет плавунцов.
И фотограф все ждет, так как тени ленивы,
И закат все не тот, хоть изрядно пунцов.
Досидеть до конца! Над дремучей рекою,
В том краю, что закатом изгрызен как кость,
Где тоска есть любовь, или что-то такое,
Человек и «Зенит» - Малый Каменный Гость.
Монолит: объектив, из которого - ноги,
Человек и закат, облака и затвор…
Белый свет – красный свет, и не будет дороги,
Выйдет только убогий родной косогор.
Он попал в западню, не ругается матом,
Только хрупкая пленка пульсирует в нем,
Обожженная вялотекущим закатом,
Насекомыми в небе и Вечным Огнем.
             








                ***
Мы с мамой выгнали шмеля в зеленое окно,
Там распустились траляля, и папа пьет вино.
Он так работал, не курил, ему не повезло.
Прилив художественных сил – вот так приходит зло.
Мы с мамой верим, он солдат, он выправит рули.
Он как вратарь, не виноват, что на табло нули.
Что Дэвид Боуи поет, чтоб не смотрели вниз.
И папа медленно встает…
«Пожалуйста, проснись!»

                1987.

 





           ***

Все происходит на глазах –
Травы не стало к вечеру.
И снег не растопить назад:
Я знаю, делать нечего.
Зима – какие шутки!
Здесь ночью холод жуткий…
Теперь фонарь укроется
«Холодным украшением»,
Совсем в него зароется,
Чтоб не мешать движениям
Ветвей пушистых лиственниц -
Неутомимых девственниц –
Зовущих бурю и метель.
Они торопят время:
Приди же к нам, апрель!


                1984.







                КЛАДЫ

К пакле прилетели воробьи,
Принялись ту паклю разворовывать.
В серой старой пакле обнаружилась
Веточка сирени и очки.
В центре разломали старый дом.
Там под полом прятали бутылки.
Тысячи бутылок из стекла,
Миллион зелененьких осколков.
Папа мой – отчаянный ездок,
Все, бывало, рвётся в путь-дорогу.
Лишь теперь я понял, отчего же
Любит так машину он чинить.



                1981.




   
               
ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ

Я никогда тебя – незабудка.
Место собаки – не только будка.
Птицы крестов, чёрно-белые флаги,
Мой навсегда пионерский лагерь.
Горечь судьбы, огоньки деревни,
Вот мы и в сердце, цветочек древний.
Звёзды над нами – всё очень просто.
Твой навсегда обитаемый остров.
Круглые ивы на вечном склоне,
Кузнечик в морозном одеколоне.
Любишь одно – полюби всё вместе.
Факт налицо. Но в прекрасном месте.



                1992.







***
Ах, вся флора под окном моим печальна:
Ветви лиственницы (бусы ярких капель).
Сучья клёна, лысый ствол кривой берёзы,
Ампутированный кустик под балконом...
Жизнь строга: корой прижались бы к родному,
Только нет его в природе. Ночью – иней,
Днём – плюс три. На кухне ночь заносит данные в дневник:
«Снег выпал только в январе».



                1985.







                ***
Я торчу от этой жизни!
Слякоть, снег, кусты деревьев,
Мокрый ветер - прядь в глаза,
Гром: весенняя гроза...
Я молчу об этой жизни!
...Белый день, сырое лето,
Страх плюс грусть. «Исхода нету».
Вереницы облаков
Смотрят вниз, на дураков.
Я кричу об этой жизни!
Всё быстрей неодолимый
Бег, в стране чумы и дыма...
Всё быстрей народный праздник!
Здесь работает проказник.
На скамейке мудрецов-
Только горстка леденцов.
Я хочу не этой жизни!




                1986.






                ***
Мокрое шлёпанье шин:
Шелест, свободный от гула.
Мокрая улица – ула
Может вздохнуть от машин:
Ночь. А для слуха – и отдых.
На мостовых полноводных
Дремлют сосуды души.

1985.







                ***
Чрезмерно одухотворённый
Быт – тоже непереносимо.
« Растём быстрее, чем растётся»,
( Надавливая лбом в стекло.)
« -Домой!»:
Вращение педалей,
Сверканье спиц в прохладный полдень.
Необязательная пища,
Необязательные дети...
Чем ближе к цели – тем спокойней,
« Иван Хоттабыч отдыхает».
Мечта: скорее встретить старость,
Которой не о чём мечтать!




                1985.








На изломанность карнизов,
На печали водостоков
Оседал туман с востока,
Вечер поднимался снизу.
Было сыро и негромко,
И свежо, и неуютно.
Только, может, смех минутный
Оживил портьеры кромку.
А когда слова уснули –
Мир закрылся. И в гостиной
Со стола запахло тиной.
Лето дергалось на стуле.


                1980.






               
Что там мелькало за окном? –
Сначала – хорошо, потом
Был вечер сумрачен, и синь
Был ряд поставленных машин.
И смыслы возрастов и «Волг» -
Равны./ Но век ужасно долог!/
Но клёв всех почек в вышине –
Лишь песнь о выпитом вине.
И акварель годов и судеб,
Как запах в вымытом
Сосуде.


                1987.







 СУДЬБА БАРАБАНЩИКА

Видел кучу камней? Это домик пророка,
Он живёт в нём с тех пор, как угасла заря.
Никому не разведать последнего срока,
Но мне кажется всё же, они это зря...
( Пионеры молчат.) - Мальчик, будь осторожен!
Сук не нам выбирать, на котором висеть.
Твой заснеженный путь с двух сторон огорожен,
И судьба вроде ткани, а может, как сеть.
А не веришь – попробуй жить зло и задорно,
Развивай красным галстуком выю свою.
Барабаны – всерьёз! Стукачи, плюйте в горны!
Пионерская Зорге, на самом краю!

                1985.






                ***

Он оглянулся-опрокинулся. В окне
Вздохнуло поле под бетонно-серым небом.
На подоконнике свернулась корка хлеба,
Дрова кривлялись в жиденьком огне.
Он бегал в комнатах. И вдруг залаял пес.
Пришла она. Потом они молчали.
Боль обернулась утренней печалью,
К обеду снег следы его унес.


                1980.







                ***
«Три звука кастаньет». Кровать тесна.
Три мысли ни о чём в ночном досуге:
Произведенье немощи и сна
Ум строит на века,
До первой вьюги.
Ночных утопий не узнать цены.
В неизданное день не вносит ясность.
Жизнь познают фантазии сыны,
Но лишь в обмен на жизнь и безопасность.


                1987.







                ***
Если  хочешь – всё запоминай,
Всякий день – как проповедь природы:
Или благодарно принимай,
Или жди другое время года.
Этот мир – сплошная ерунда,
О зубах печалиться не надо.
Крест да золоченая ограда,
Пение без всякого труда...
Слушай, как трещит красивый лёд.
Мир вдали уже не пригодится.
Молодым – исследовать границы,
Мудрецам – готовиться в полет.


                1987.






                ***
Простой грозы неизмерима сложность,
В сравнении с мирской. Неосторожность –
Учёный, что гроза, смеясь, застала,
Поклоны бьёт. Как Те, Кто Жил Сначала.
Ночами – дрожь дворцов и стадионов,
Классические тени лип и клёнов;
Под картой звёзд – затяжка на балконе,
И фотовзгляд
На озарённом фоне.
И лета лёт быстрее человека –
Лишь лента лет, на перемотке века.
Поэт поёт, ещё рисуют кисти...
Орёл не врёт: во тьме летают листья.

                1985.







                УСКАКАЛ

Гибкой кистью помахал –
Наступил на кисть рябины –
Ускакал.
И опять из мягких складок
Бледно-серых покрывал
Потекут недели ада.
Ускакал…
Разрезая тишину,
Ослепительно метнется
Бурый заяц в бузину.
Может, будет сеять дождь,
Может быть.

                1980.





                ***               

Долгий далёкий свист; на улицах стрёмно.
Ночью в глазах трутся боками брёвна.
Опасно стало внутри, да и ветер снаружи:
Муть поднимает со дна человеческой лужи.
Не кури и не пей. Плати, пробирайся к вере:
Те, кто на четвереньках, воют как звери.
Месяц враг на дворе, и вредно тягаться с судьбой.
Может, хоть к старости станешь самим собой.
Нет проблемы, как жить. Проблема, куда умереть.
Все искусства тщеславны: звенит лишь карманная медь.
Настоящие клады ждут молча в течение века,
Чтоб, как сосулька,
Сразить по башке
Человека.
                1988.

 



               
  ЧАЙКИ

Там, между стенок, тонких и опасных,
Что кружится так страшно и прекрасно?
Чаинки, или вороны? – «Снежинки!!!
Нечаянные чайки в небе ясном!»
Но   «Чайка»  вороная мнёт снежинки.
А мир – стакан. А вороньё – чаинки.

                1984.








                ФТОР

«Ольга» и  «Лотос» - слов этих правильней нет,
«Ольга» и  «Лотос» - щёток зубных имена.
« Ольга» и «Ло»  - и струе замирает струна,
«Лотос» и «Оль» - это свежего мая привет.
Розовой Камой, на вдохе среди берегов,
Чистят свои плотогоны  безвредные сны.
Бледнеет Луна, отражается в дружбе кругов,
В пристальной Лене судьба колыхнулась страны.
Не забывай о значении, будь наяву!
Видишь, оборвана связь – торопись проявить!
Жизнь – это чисти и чти, и вчитайся в главу,
Чисти, и чти, и читай – это древо есть нить.
... Нет ничего, и от этого больно смотреть.
Мир на заре его юности – белая пасть...
С детства болгарская пропасть позволит на треть...
Больше не чисти, чтоб в зубы судьбы не попасть.
Чтобы не стать как никто, никогда и нигде,
Больше читай, чтобы это был  как бы не ты.
Новый порядок. Но зубы крошатся везде,
Снова растут и болят семена пустоты.


                1993.







«FREE FLY»
1.

«Ласточка», глагол от слова  «ласты»,
Импульсивно – смело раздвигает.
/ Фосфор, толща неба, тает – кверху/,
Так она поверхности достигнет.
Ряби утра птица достигает:
Физика природе не мешает,
Там где дно в эфирном океане,
-Воздуха глотнуть – и не вернуться.
« Ласточь-ка», приказ пьянящей веры,
Маленький, мобильный и бесстрашный,
Верхолёт – и нежный, и белковый,
Глупым глазом косится с опаской.
Ласточка, лети, не понимая!..
Лишь бы Флай осуществляли крылья.
«Много знать – состариться недолго,
Много думать – мало совершится!»


2.

Я умён, и всё предполагаю...
Жизнь течёт – на камне и под камнем;
Тяжки ноги по пути на службу,
Никотин, гуашь и ностальгия.
Кропалярно – Вайн в бутылке Клейна,
Профиль дома, ленински–задорный,
Исполком, диспансер, руки, веки -
Город низменный и чересчур обширный...
Дно второе: - холод в летнем солнце,
Ветер, рвущий розовые стяги,
Мир прогулов и невозвращений,
Суррогат свободы и мечты!



                1984.







ЯУЗА

Вулканы учат нас переносить свой кров;
Нас гонит рок-н-ролл от дома к дому.
Душа жива – катится в венах кровь,
Но здесь ничто  не катит по-другому.
Вороний вечер, тёплая вода
Фабричной речки, лёд у колоколен...
Мы поселились здесь не навсегда,
Но здесь я мог бы быть всегда доволен.
Всегда с тобой. Всегда по вечерам
Огни на ТЭЦ – как замок великана;
Езда трамваем к ледяным горам,
«И» - над Зманк-Ё  уснувшего вулкана.

                1984.





Я спросил столяра:
Как дела, столяроид?
«Из сырого леса много не вырубишь» -
ответствовал честный столяр.


                1985.




             ***
И муха на стекле:
Колотится и вяжет
Задумчивый узор.
Приедет в санках день,
Накинет первый саван.
А муха всё кричит.


                1980.






                ***
Разве так было – сумерки не для славы?
Разве так будет – тень терпеливее ночи?
Сосны в уме, смородина у канавы,
Вторая часть жизни наверняка короче.
Это только казалось – усталый берег,
Чистильщик над рекой, перспектива лета.
Также необратимо-труднее верить,
Предполагать, хотеть, на песке нагретом.
Тапочки не забудь, руки мой с мылом,
И пусть из необратимо-смешной дали –
Что представлялось страшным – вспомнится милым,
Как кровь, как жизнь, что за тебя отдали.


                1996.






Долгий летний день.
Плачет-плачет у реки
Старый негодяй.



                1979.   
               







               
 РУБАИ


1
Пловцы устают. Устают и стальные суда.
Только ни мне, ни тебе не избегнуть суда.
Для славы проклюнулись почки усталой сливы.
-Как я хочу, чтобы нам оправдаться тогда!




2
Пятна в глазах - снова чёрная краска стыда.
Грех, но не смех, а страх: «Кто избегнет суда?»
Вьётся в поле стезя из приёмного пункта «А».
Жизнь перейти, чтобы к сроку – попасть, но куда?!




3
День не без солнца, но пятна на окнах глаз.
Тень в помещении, и это не в первый раз.
Фигуры очерчены мраком, но вымоем стёкла:
-Может, снаружи без пятен увидят нас?!




4
О выступы душ разбивается мира прибой.
И мы украшаем собою берег морской.
Модные паруса, будто всадники в море.
-Самой обточенной галькой станем с тобой.




5
О выступы душ разбивается мира прибой.
На пляже закрытом загар, ветерок и конвой.
Сходить бы поесть,- только кто же нас впустит обратно?
-Слетать бы попить! – мы ведь всё-таки птицы с тобой!





6
«Сперва звони!» Веду наедине
Подлёдный лов на медленном огне.
Живём по правилам, умрём по телефону.
Дом в городе, а город на окне.





7
Брёвна из глаз сплавляют по слёзной реке.
С любимой собакой прогулки на поводке.
Паводок по весне. Перевыполнен план по водке.
Из детского сада – с папой, рука в руке.





8
Кто в планетарии слышал орган,
Больше не пьёт, он от ужаса пьян.
Плохи дела, время - не для потехи:
Ждут выходные весёлых землян.





9
Ты прав, этот мир превращается в миф,
В орнамент, в припев, в перегрев, в перерыв.
Но даже поэт – не совсем наблюдатель.
Как волны - не берег, как судно – не риф.






10
До берега дальше, чем ты полагал.
Вот солнце зашло, остывает Урал.
Здесь нету людей, целый мир как пустыня.
-Кому ж ты, Чапаев, всю жизнь помогал!





11
Письма в бутылках уходят на дно.
Я тоже был умным, послал не одно.
Но наша жизнь тяжелей, чем в романах:
Мы пили духи, а пираты вино!

                1988.







                ПОДАРИ МНЕ ПЛАТОК


Напиши мне письмо, если хочешь, всё будет иначе,
Убеди меня в том, что «вперёд» - это значит «домой».
Мы увидимся вновь на заре, на пороге, на даче,
1)«Это детство в огне».
2) «Шла война».
3) «Они гнались за мной».
Я прошу: не теряйся в подробностях, времени мало,
У Судьбы нет краёв, это я, это ты - всё равно.
В мире есть только то, через что наша жизнь проскакала,
Подтянулась и вылезла, и не закрыла окно.
Не учи меня жить, лучше дай мне примериться к Югу,
Прицениться к ударам Трубы, чтоб повиснуть на ней.
Я прошу об одном: промокнуть помоги Кали-Югу (Зверюгу),
А для этого нужен мне плат голубиных кровей.
Напиши мне письмо, всё в котором бы было иначе,
Ударяй себя в грудь, что «постой» - означает «покой».
Верю я, мы увидимся вновь на таинственной даче,
Твоё детство, в сопливом окне,
Подари мне платок золотой.



                1992.






ПЕСНЯ О СОННОЙ КАШЕ

1.Весла в тумане, как ложки, плывут.
Омуты, чёрные ивы.
Там хорошо, куда нас не зовут,
(Там) Спит медсестра над заливом,
/Облаком неторопливым/.

Припев: Станет каша манной,
Там где лоснился закат туманный,
Там где ждёт нас сахар и соль,
Сон-Берег ЗаколдовАнный.

2.Лампы, и окна, и люди цветут,
Чёрные и золотые.
В восемь утра сигареты дадут,
А за окном наши годы идут,
Полные или пустые,
/Жидкие или густые/.
/припев/

3.Можешь поверить – не стоит давать
Мыслям особенной воли.
Ум – полудверь или полукровать,
Жизнь – перцептивное поле.
/Не обсуждай своей роли!/

4.Жёлтый на чёрную, Ференца лист
Речки слюдянку ложится.
Медленноструйный за окнами свист,
В кране подъёмном девица,
/Стать подлежащим стремится/.

5.Супер-байдарка в полжизни длиной,
Реки в тарелке и чаще,
Руки для сладостей – сон наливной,
Мебиус златозвучащий,
(Нотный ковёр говорящий). 

                1996.



                СЕДЬМОЕ НЕБО

На чётвёртом уроке мышиные зори со стен,
Хлопья – медленно вниз, гипс идёт от доски.
И Собакин закрыл глаза,  (подчеркнуть слово «плен»).
И Кошкин рисует: в боль идут  одни старики.
И как следствие боли, беда позволяет взглянуть
На картинки судьбы, где грядущее – всё позади,
В совершившемся виде – и это не тайная жуть,
А просто фантазии, ветер в башке, посмотрел – отойди!
Снег приземлился и тает. На пятом поют
Малыши, напрочь забыл свою гордость пружинный рояль.
Станет взрослым Собакин – с Кошкиным пива попьют,
Вырастет отец Кошкин – тоже, что было, не жаль!
-Только это не всё. На шестом – домашняя тишина
Балкона: насморк, горелая рыба, книгообман...
И если ещё – там во сне пианино, и сон выше нас:
Окошко, ещё раз решётка:
там город, снег – и туман.



         1996.





ЧЁРНАЯ РУБАШКА

А я так и знал – только волны остались верны,
Всё плещут водой, хотя и умерили прыть.
Днём холодны, а ночью – как море черны,
И я  выясняю, в каком направлении плыть.
Рубашку твою я стираю в вонючей воде.
Как стали делиться – лишь дети достались вдове.
Горячий привет от ракушек,
в речной бороде,
Холодный привет –
прибоем в пустой голове.


                1987.







«LOOK OUT !»

Поэтому, и потому что, что ли,
Живое сердце, не найдя на воле,
Выстреливается в ночи.
Оно совсем, ни капельки, не злое,
Но выть в снегу, особый случай воя.
Остановись, молчи.
Из страха гордостью наморщенные речи,
Рябь по Москве-реке, последний вечер.
Ты замолчал, молчи.


                1987.




                ***

Неон стремится, как дурак,
Как сварка, вспыхивать и гаснуть...
Судьба светильников ужасна,
Но головой кивает мак.
Он говорит: пойдем туда,
Где нет ни счастья, ни труда,
Где тихо музыка играет...
О нас никто и не узнает.



                1986.





                ***
В мягких арках тает день,
Лето странно смотрит в окна,
С облаков свисает локон,
Причесаться лень...
Скоро осень. А пока –
Август, весь в цветах лиловых,
Сквозь бульвар пустой и новый
Гонит облака.

1980.


               

                ***
« Мы жили; или нет» - и что же?
Младые ногти с нежной кожей,
В конце мы поступаем схоже,
За век мы сморщим наши рожи,
Тебе, балбесу, оставляя
Любить грозу в начале мая,
Морозной ночью ждать трамвая,
Плыть как бревно, подозревая
Об отдалённом океане;
Искать жратву в глухом тумане,
Грызть мухомор в гнилом дурмане,
Потом, с судьбой столкнувшись лбами,
В отчаянии вернуться к маме –
Чтоб в камне получить завет:
« На этом свете счастья нет!»
Она вспоёт, что лишь делами
Быть может счастлив человек,
Что дворник загребает снег,
И солнце льет на землю свет -
Лишь, чтоб прославиться трудами,
Чтоб на земле оставить след.

                1985.






                ***
Я вглядываюсь в лица говорящих...
/ -Увидеть, не разлить, укоренить/,
Вчера я видел, как от птиц парящих
К ним звонкая протягивалась нить.
И надо долго и негромко ждать,
И дни польются – даже не заплакать...
Когда-нибудь, покрыт изящно лаком,
Вон тот, угрюмый, будет убеждать.

       1981.





                ***
Жизнь – лишь пугающая Можность,
И плач проснувшейся души,
Залётная неосторожность,
Паденье звёзд в ночной тиши.
Ты всё равно кому-то нужен,
Пусть просто снимком в кошельке,
Пусть просто неудачным мужем,
Рукой, задержанной в руке.
В ответ я глупо улыбаюсь,
Нам столько предстоит пройти!
Я никуда не возвращаюсь,
-Кричи, но я уже в пути.
Я помашу рукой с приветом,
И спать отправлюсь налегке,
И стану голубем, и светом,
И отражением в реке.

          1987.






DEАD – MOROZ

Заходи как-нибудь в сердце,
Только лучше не слишком поздно.
А то осень кинется в лужах –
Глупый смех и застывший ужас,
Под галошами Деда-Мороза,
Бессердечного иноверца.


                1987.




ЗВЕРЬ-ВОДКА

Как страшно было в эту руку
Втыкать отравленную спицу!
Не своему открыл я другу
Мою мечту – опохмелиться
Зверь–Водкой: раз и навсегда,
По трубам вверх поплыть к свободе,
Тянуться прочь, как провода,
В ночном и злобном огороде.
И в пригородных поездах,
В цепях стальных велосипедов
Ловить свой нестандартный страх,
Иль в горьких праздновать победах…
Сгорело всё, что не уснуло,
Когда застыла кинолента.
Но море, пожевав, вернуло
На пляж героев –
Три процента.

                1986.





ПРОВОДА ВЕСНЫ

«Я милого узнаю по погодке,
В которую придёт». Подводной лодки
Фрагменты несъедобные волна
На пляж внесёт, проволочив со дна.
И вот – беда с бедою говорит:
О чём на кухнях ваших свет горит?
-Закрой глаза,которых больше нет.
Смерть позади, и мы идём на свет.
Есть только Время, Воздух и Вода:
Большой весны
Живые провода.


                1988.







«... Мальчик, занозу себе
со смехом вставляющий в ногу»
С понтом  дело –
Все эти томленья, мученья и шум
Аккумулировать смогут /!/
Ту, кем свежий и творческий ум,
Вдыхая весеннюю слабость привычных
метаморфоз,
Создан питаться, чтоб жить, -
и всего – то немного!
Красные лики во вспышках ночных папирос –
Тьма палисадников – лавки любви неумелой,
Юмор и смерть,
Гойко Митич и вечный вопрос –
Всё ерунда,
Нужно видеть движение в целом.

                1985.







                ***
…Я нахал и невежа. Но позволь мне быть откровенным:
Я не верю тебе совсем, когда ты плачешь.
Ведь на твоих волосах ночью мерцают созвездия.
И ты иногда шепотом мне покажешь:
- Вон, видишь? – Большая Медведица!
               
                1985.







               
                ***
Где нынче светит холм,
Цветёт река,
Течёт сосна,
Пусть завтра хлынет музыка без  слов,
Из сна – без дна.
Дневная жизнь, в конце концов,
Уменьшится дотла.
Способное сгореть – сгорит,
я в том не вижу зла.
Способные вдохнуть – вдохнут,
в бескрайности небес,
Не лёгкими,
не носом,
и не воздухом,
А – Без!

                1985.








УГОЛЬ или ВОЗВРАЩЕНИЕ ПУШКИНА

Он – россыпь на снегу, на нём –
печать страданья.
«Когда его везли, он был уже убит».
В изогнутой трубе
над коробом рыданье.
Он начинает петь,
Его билет пробит.
Он начинает путь
слепящего дыханья,
Лиловых огоньков, трудящихся в печи,
В стране большевиков. Билет на полыханье,
На самый дальний ряд,
рассыпанный в ночи.

                1988.






        СТРЕЛКИ

В июле августа
В мае весны
В косом быстром луче
На стене туалета
В конце середины
Вершины каникул
В размытой листве
И в летающих бликах
В свете и шорохе
В свисте стрижей
В конце половины
Каждого возраста
На пике момента
В двенадцать в пике
На углу Времени
С Правдой в руке

                1995.








                Загадка
      
Тянет на юг журавлиные провода.
Ноет в груди, как не скажу что.
Но уверяет, что не было здесь никогда.

                1986.







                ВРЕМЯ ОТЛИВА

«На границе веков нам мешают допить наше пиво!»
Я пишу и боюсь, поколение зреет как сливы.
В песне скучный припев,
                в перелеске засады крапивы,
Мир во тьме. Море зла, как всегда, со стальным переливом.
Я с тоски выйду в сад – май ведь – эх!
                Посадить, что ли, сливу!
Не поеду на море, в Москве летом тоже красиво.
Если грозы – потерпим (в природе ведь все справедливо),
Сухо – мир все равно как залив.
                Просто время отлива.
Над заливом закат. Рыбаки ждут воды терпеливо.
Из песка торчат кости акул
 и пловцов несчастливых.
Вот совет: как покажется мрачным период отлива,
Вспомни – осенью
                сливы в залив
                вкатят волны
                прилива.

                1988.





                ***
Говорить бы, не чувствуя слов!
Пылкой печенью чувствовать дальше
Самых дальних и самых пытливых…
Верхоглядством печалить укор…
Безрассудно лететь по наклонной,
Сердцу юному – милый пустяк!
Педсоветов задумчивый пленник,
Отражение – тень – современник.
Что ж, попробуй: игра стоит свеч,
Пусть слезой озарится подушка,
(Но по правде-то времени нет!)
Лучше сон, мельтешенье и брызги,
Да огни непредвиденных встреч.
Лучше меньше и дальше, чем дольше!
Не надейся одежду сберечь!

                1985.






                ***             
Занавешенные окна –
Это значит ждать рассвета.
Ждать, дождаться, не дождаться,
Раскрылиться, открываясь...
Мелкий-дождик-успокоит,
Утро затуманит стекла,
Усыпит-уложит в кресло.
А потом наступит утро.

                1980.

 

             


                ***
Для вздоха слишком улицы твои тесны,
Для ужаса – излишне интересны.
Враг победит романтиков –
Поется в песне.

                1987.







            СГУЩЕНКА

Как под утро станет холодно,
Близко осень подошла.
Мы шутить любили с молотом,
Вот и молодость прошла.
Просто так… Трясется пол в ночи.
- Крышка, или прежде дождь?
Воздух чист, и Запах Сволочи
Не учуешь – не поймешь…
Разложить неловко на людях
Ленту Жизни, Карту Снов.
Путь по насыпи, по наледи,
День по мне, и жив, и нов.
Засосет в груди под ёжиком,
Ложку в зубы – нет морщин.
Город Солнца, с белым ножиком
Для ученых и мужчин.

                1987.








                ****
Все пройдет, и память иссякнет,
Даже сны перестанут сниться.
Будет утро, и время встанет,
В тишине будет реять осень.
Кто-то странный пройдет по дороге,
Кто-то пьяный и полупрозрачный.
Он заглянет в пустые окна –
И уйдет, как уходит лето.
И останется: след коровы,
Там, в лесу, под черемухой светлой,
Да тоскливый и непонятный
Голос флейты в пустынных полях.

                1980.







            ВЫСОТНЫЙ САД

Когда Сиявшие уснут –
Приходит острый, светло-серый,
Он весь из веточек осиных,
Он тонкий, он, сияя, плачет.
И, разрывая тишину,
Я погружаюсь в алый хохот:
Меня в колодце топит осень,
И звон шагов, и небо в лужах.
И бродит в поле белый крик,
И вижу: звонкий на изломе,
Из шелка вылетевший заяц,
Глядит в невидимую флейту.


                1980.






                ***
Стелется, шелестя,
                ползучая конопля.
Стремный топот коня в конце октября.
Если несносна тишь – почему молчишь?
А нет – почему не пьешь
                эту прозрачную тушь?
Осенью в городах суицидальный туш.
В радость себе вмешай отрезвляющий душ –
Хор
     Своими телами
                Обманутых душ.

                1987.







                ***
Стылый день
                приблизителен и скуп,
Только как рассмеяться в тишине?
С омертвевших в белом гипсе губ
Только пар
                Отлетит об этом дне.
Только пар да застывшие глаза,
Только стон впереди тебя, как нить.
О весне не осмелился сказать…
Не забудь, как проснешься, позвонить.

                1981.







                ***
Порою мне кажется, вся эта муть –
Лишь наглая видимость, и в переправе
Нету нужды, коли нет океана.
Но Коля исчез в океане.

                1987.