Монах. Поэма

    
  I. Встреча

Я шел голодный и усталый
Местами юности моей,
Где череда мятежных дней
Тревожной младости промчалась.
Тогда, полвека лет назад,
Немало глупостей случилось.
За горы солнце закатилось,
Зажгло чахоточный закат.
Подол седой от пыли рясы
Встряхнув, на камень я присел
И «Отче наш» знакомым гласом,
Как мог, тихонько проскрипел.
В обычай монастырских буден,
Был, как всегда, мой ужин скуден:
Свой хлеб достав из сумки я,
Решил напиться из ручья.
Кончался день. Вокруг темнело,
Неблизко было до жилья…
Здесь, в городской одежде белой,
Увидел человека я.
Он юн был и лицом прекрасен,
Испуган, грязен и смущен.
Был странный взгляд его ужасен,
Мою встревожил душу он.
В чертах лица его до срока
Рок неизбежный начертал
Следы душевного порока.
Я подошел к нему. Сказал:
- О юнош бледный и печальный,
Зачем в расцвете лет младых
Ты здесь один, в чащобе дальней,
Не бережешь одежд своих?
Что взглядом дико и тревожно
Ты ищешь там, на дне ручья?
Я стар. Откройся мне. Возможно,
Тебе помочь сумею я.
- О юнош, молодость не горе –
Всегда проходит без следа.
Обид, забот, печалей море
Несут беспечные года.
Всю жизнь носить в себе не будешь!!..
Подумав, человек сказал:
- Я знаю, ты меня осудишь.
Вздохнул и тихо прошептал:
- Я молод. Но душой убогой
Стою у ада на краю.
Не осуди же слишком строго,
Послушай исповедь мою:

II. Исповедь

- Отца и матери не знаю,
Подброшен был я в час ночной
В подворье ко вдове одной
В день похорон. Ее родная
Младенцем дочка умерла.
Вдова не сомневалась много,
Как милость Божью приняла
Она подкидыша чужого.
От молока расперту грудь
К губам голодным приложила,
Свой тяжкий крест, свой горький путь,
Себе на горе приютила.
Страшна судьба ее: полгода
Назад, в ненастную погоду,
Погиб в лесу ее мужик
И вместе с ним отец-старик.
Что мать приемная моя
Меня жалела и любила,
Молитвам и добру учила,
Всегда знал без сомненья я.
Мой первый крестик на груди
Ее рукою был одет мне.
Но что осталось позади –
То было темою запретной.
В заботах скудного житья
Летели дни и годы мчались.
Но никогда не видел я,
Чтобы глаза ее смеялись.
Я рос в любви, но в нищете,
Узды мужской в семье не зная,
Был горд и зол. И в годы те
Меня манила жизнь иная.
Компьютер, модные одежды,
Мобильник, диски, модный спрей…
Глазами ел я без надежды
Витрины юности моей.
О, сколько благ желанных этих,
Недостижимых благ земных,
Я видел у детей других!
И я мечтал об Интернете.
Я был неглуп. Легко учился,
Но, нищетой своей томим,
Друзей из бедных сторонился.
Но сам не нужен был другим.
И вот случилась эта жуть,
Та, что должна была случиться:
Однажды встав на скользкий путь,
Уж я не мог остановиться.
Стащил у парня кока-колу,
Мобильник, пачку сигарет,
Был пойман и избит. И школу
Совсем забросил я на нет.
Мать попыталась вразумить
И посадить меня за книжку…
Что может баба сотворить
С отбившимся от рук мальчишкой?!
Была добра душой она,
Быть слишком строгой не умела.
Ну а чужим, какое дело?
Споткнулся – так катись до дна.
И покатился. Благо время
Сейчас сопутствует таким.
Она ж несла все это бремя,
Отнюдь не жалуясь чужим.
Молилась. Плакала. Терпела.
А я был глух. А я был глуп.
Я, как живой ходячий труп,
Бесчувствен был осатанело.
Попав в компанию лихую,
Я в ней наставника нашел.
И, наконец-то приобрел
Ту жизнь, желанную, другую.
Наставник хитрый был, жестокий.
Но стар уже и одинок.
И вот уж я его «сынок»
И слушаю его уроки…
Я был прилежный ученик
И знал, что мафия родная
Меня, копеек не считая,
Всем обеспечит в один миг.
Я все имел. И, как родному,
«отцу» приемному служил.
И он ко мне привязан был,
Как мог, хоть и учил другому.
Я научился воровать,
Обманывать, не попадаясь,
И к слабым жалости не знать,
И убивать, не сомневаясь,
Работать быстро и умело,
Не рассуждать, а делать дело.
Я открываюсь без прикрас.
Да ты и сам все это знаешь,
И видишь все, и понимаешь.
Так многие живут сейчас.
Я наглым и спокойным был,
Как будто неземная сила
От врат тюрьмы меня хранила.
И никого я не любил.
Лишь иногда во снах упрямых
Я в мир забытый улетал.
Туда, где с ангелом играл
Младенцем на коленях мамы.
Родные запахи и звуки,
Игрушки и ребячий спор,
И эти ласковые руки –
Ненужной совести укор…
В такие дни я был несносен,
Жесток был с матерью и груб,
И злобный мат срывался с губ:
Я, как дурак, среди трех сосен
Искал, чем совесть задавить.
И уходил играть и пить.
Но мать меня все ж доставала,
Не оставляла, довела…
В тот день она мне вдруг сказала:
«Лишь в удалении от зла
Есть разум. Ты хоть на мгновенье
Прими смиренье и терпенье,
Оставь свой гнев, перекрестись,
Сынок, попробуй обрести
Хоть помаленьку, понемногу
Любовь спасительную к Богу,
Ту, что все стерпит, все простит,
Со всем на свете примирит.
Сынок, ты мать свою послушай,
Ты губишь, губишь свою душу!»
Но до меня ни на мгновенье
Не прикоснулось отрезвленье.
И я, не прилагая сил,
Рубеж последний преступил.
Сказал решающее слово:
- Ты мне не мать, найди другого!
И грудь, вскормившую меня,
Я оскорбил средь бела дня,
Назвавши дойною коровой.
- Обрыдла мне твоя тревога,
Кончай мне дурь плести свою!
Отстань навек со своим Богом!
Плевал я в заповедь твою!
И в тот же миг я ощутил
Дань моде – крестик свой шикарный,
Что на груди висел бездарной –
Он жег мне душу, грудь давил.
И я с груди его сорвал,
И в мать швырнул без сожаленья,
И нецензурно обозвал.
А чтобы совесть не терзала,
Ушел из дома со скандалом.
Достал, как говорят, до дна.
Но позабыл об этом вскоре.
Не ведаю, жива ль она,
Перенесла ли это горе?
Но вспомнил я и тот скандал,
И заповедь, во что плевал,
И как бежал, проворней вора,
Когда меня довольно скоро
Господь любовью наказал.



III. Убийство

Бывали женщины мне рады,
Но ни одну не полюбил.
Я просто брал, когда мне надо,
И также молча уходил.
Но вот свела судьба случайно
Меня с тихонею одной.
Была какая-то в ней тайна,
Какой-то неземной покой,
Скромна, красива и спокойна,
С улыбкой милою своей
Казалась мне она достойной,
Чтоб стать подругою моей.
Я был хорош собой. Ни разу
От женщин я не знал отказу.
И только эта ни на миг
Меня к себе не подпускала.
Да и надежд не подавала.
А я к отказам не привык.
Но не хотел ее взять силой
Не знаю, что за блажь нашла:
Мне надо, чтоб она любила,
Чтобы сама ко мне пришла.
Любовь и зло меня терзали.
Я потерял покой и сон.
Казалось, надо мной смеялись,
Кому ни лень, со всех сторон.
Но повторял упрямо я:
«Она моя, она моя!»
Я ей проходу не давал.
Наверно, я ее достал,
Коль, наконец, в тот день ужасный
Я к ней приехал, как всегда,
Она сказала: «Я согласна
Решить все разом навсегда».
Я счастлив был. Машина мчалась.
Как я был слеп,
Как я был глуп!
Всего полметра оставалось
До этих рук, до этих губ.
Она уж не проходит мимо,
Но так близка и достижима…
Она ж меня оборвала,
Остановиться попросила,
И, как всегда, посторонилась,
Сказала тихо и без зла:
«Пойми меня, я так устала!
Зачем ты мучаешь меня
Своей любовью? Без скандала
Уж нет ни ночи и ни дня.
Ты нарушаешь мой покой:
Мне день не мил и ночь в тревоге.
Пойми: мы разные с тобой
И разные у нас дороги.
Тебе знаком духовный голод?
И ты хоть раз себя спросил,
Кто друг, кто враг тебе? Ты молод,
Красив, здоров и полон сил.
Но ты жесток. Твой мир преступен,
Добру и счастью недоступен.
Когда по улице идешь,
Тебя боится молодежь,
Тебя любимая боится.
И ты решил на мне жениться?!
Как жить с тобою буду я?
Кто будут наши сыновья?
Противно мне, простой девчонке,
Стирать чужую кровь с одежд
И в вечном страхе, без надежд,
Рожать наследников подонку.
Ты, прежде чем искать невест,
Вернись, мой друг, к своим истокам.
Где мать твоя? И где твой крест?
Еще не жил, но уж до срока
Ты умер. С кем душа твоя?
Нет, о другом мечтала я.
Оставь меня, ты тяжко болен:
Своей душою ты неволен.
Ты сам у ада на краю,
Туда же тянешь жизнь мою.
Мне жаль тебя, но как беду,
Любовь твою я не забуду.
Открой мне дверь, и я уйду.
Я никогда твоей не буду!»

     * * *

Что это все, сейчас уйдет,
Тогда понять я смог не сразу.
Сидел, как полный идиот, –
От злобы помутился разум.
Когда обрел я речи дар,
Она уж дверцу приоткрыла.
И тут настиг ее удар,
И я схватил, что было силы,
За шею тонкую ее.
- Нет, не уйдешь, моею будешь!
Запомнишь ты и не забудешь
Навек предательство свое…
«Я», «мне», «мое» во мне кричало,
Стонало, выло и рычало.
И я давил, давил, давил,
Месил и рвал, что было сил.
Она давно уж не стонала,
Давно уж мертвая была,
А мне еще казалось мало:
Она ушла-таки, ушла!
Совсем ушла моя тихоня,
Отказом свой избравши путь.
Бессилен я. Зачем погоня!
Ее оттуда не вернуть.
Качаясь, хоть и был не пьяным,
Я долго неуклюже нес
Ее сюда. Сплошным туманом
Покрылся мир от злобных слез.
Казалось мне: моей дороге
Не будет никогда конца.
Впервые я забыл уроки
И наставления «отца»,
Его запреты и угрозы –
Все смыла бешеная страсть.
Впервые понял я сквозь слезы:
Не все на свете можно красть,
Не все купить, не все взять силой.
Есть что-то слабое совсем,
Что никогда, чтоб ни случилось,
Мне не преодолеть ничем.
По сердцу остро полоснула
Такая боль, что испытал
Впервые я. Душа проснулась,
Как будто я доселе спал.
Я долго рыл ножом могилу
И в яму тело закопал,
Катил сюда, что было силы,
Вот этот камень. И упал.
И долго в землю уходили
Тоска, и боль, и страх, и гнев,
И стал я пуст. Потом, присев,
Душой утраты не приемля,
Я долго гладил эту землю:
Туда, под камень у ручья,
Ушла навек любовь моя.

IV. Покаяние



Чтоб жар душевный утолить,
Я подошел к ручью напиться,
Ладони в воду опустить,
Стряхнуть всю грязь, остыть, умыться.
Но, лишь нагнулся я к ручью,
Увидел рожу там. Но чью?
Там, в отражении небес,
Лохматый, страшный, как отрава,
Мне скалил зубы злобный бес
И исходил слюной кровавой.
Отпрянул в ужасе я прочь,
Хотел бежать куда-то в ночь
И от себя, и от ручья,
Но подо мной земля качалась,
И жизнь беспутная моя
Перед глазами вдруг помчалась.
Вся, день за днем, за годом год,
В подробностях, на удивленье,
Плыл пред глазами хоровод
Из лиц, событий, преступлений…
Кто там в ручье? Бес или я?
Душа ль моя на дне ручья
На беса жуткого похожа,
Меня пугает гнусной рожей?
Я понял в это же мгновенье –
То Бог забытый наказал:
В ручье мое же отраженье
В час преступленья показал.

Не знаю, что со мною стало,
Мне жутко вспомнить и сейчас,
Как пелена с души упала.
В тот покаянья страшный час
Я головой о землю бился,
Из сердца вырывался стон.
Но, видно, милостив был
Он – я сном усталости забылся.
Очнувшись, снова преступленья
Беспутных дней своих считал,
В святое крестное знаменье
Я пальцы грязные сжимал.
Ко лбу ж не поднимал перста -
Молитвы все равно забыты,
Нет на груди давно креста –
Моей единственной защиты.
Как дальше жить? Куда идти?
В былую жизнь уж нет возврата.
В другую тоже нет пути,
В ту жизнь, что проклял я когда-то…
И с камня встать не стало силы.
Где мать приемная, не знал.
Я бы к ногам ее припал.
И знаю: все б она простила.
Всю жизнь свою почти с рожденья,
Всю, вот до этого мгновенья,
За сутки я перестрадал.
Мне страшно, отче, как я пал!
Мне нет с момента отреченья
И в покаянии прощенья.
Я понял, что пришла расплата:
Меня привел сюда не рок,
А мною проклятый когда-то
Великий, справедливый Бог.
Жизнь не имеет больше смысла.
И вот уж смерти длань нависла:
Вот здесь, у этого ручья,
Свой путь земной закончу я». 

V. Ответ

Уж ночь прошла. Серел рассвет.
Я все сидел, молчал и слушал.
Когда же вспыхнул солнца свет,
Молчанье долгое нарушил:

- Да, близок был конец бесславный.
Ужасна исповедь твоя!
Но нет, не я тебе судья –
Есть Судия на небе Главный.
Не нам вершить тот страшный суд.
Черна души твоей одежда.
Но покаяние, как кнут,
-Бичует и дает Надежду.
Обрящет сил для жизни тот,
В душе кого она живет.
Ты молод. Жизнь твоя в начале.
Я стар. Поверь мне – все пройдет!
Не обрывай ее в печали,
Душа Надежду обретет.
Хоть страшен путь, что ты прошел,
Не вправе ты решать за Бога,
Вся впереди твоя дорога,
Коль Он к ручью тебя привел
И показал твой лик ужасный,
Твоя надежда не напрасна.
Знать, от тебя Властитель сил
Свой мудрый взор не отвратил.
Любовью нежною полно
Страдающее сердце Бога.
Он ждет тебя уже давно.
И вот она, твоя дорога:
Ты повернись лицом к заре,
Вон там, за лесом, на горе
Есть монастырь в глуши безлюдной,
Где я спасаюсь, сын приблудный.
Иди, не бойся ничего.
Туда дойдешь уже к обеду.
И настоятелю его
Пади к ногам и все поведай.
Ты, не боясь своих грехов,
Иди туда. И будь готов
Преодолеть свое смущенье,
Стерпеть любое униженье,
Вопросов тягостных минут,
И неприязнь, и грязный труд.
Терпеть – отныне твой удел.
Терпи и ты, как Он терпел.
Гордыня, брат, она зараза.
В миру не справиться тебе.
Ты удались мирского глаза
И покорись своей судьбе.
Верни свой крест себе на шею,
Верни молитвы и посты:
Бессилен без молитвы ты.
Молись, сынок, спасешься ею
И не спасешься без неё.
Иди, сынок, своей дорогой
И тело гнусное своё
С сих пор держи в уздечке строгой,
С души очисти весь навоз.
Иди, мой друг, живи и помни,
Что каждый грех твой – новый гвоздь
В Его пробитые ладони.
Не потеряй своей надежды.
Забудь все то, что было прежде:
И ту, которую любил,
И как страдал, и как убил.
Через нее пришло спасенье
Твое. Надейся, наконец,
-Приобретет она венец
Свой светлый в новом  воскресеньи.
Душевный обрети покой.
Займись молитвой и работой.
И кровь, пролитую тобой,
Ты смой с души кровавым потом.
Рождайся заново, сынок,
Ведь до спасенья долгий срок.
И только лик на дне ручья
Запомнит пусть душа твоя.
А за тебя Благому Богу
Молиться буду я с тех пор.
Ты ж, как закончится дорога,
Прими достойно приговор.

Сейчас прощай. Далек мой путь.
И тяжела моя дорога.
Ты ж более не смей от Бога
Свои стремленья отвернуть.
О время! Время так несется!
Уж никогда не пресечется
Мой путь с твоим. Мои года
Тому порукой. Навсегда
С тобою здесь прощаюсь я,
О, юность шалая моя!…   
              2006 г.