декабрьская эпистола

                М.М. К.К. salutem


Лекция, Катя, и невмоготу
нудного лектора звон дребезжащий.
Я – с леденцом кисловатым во рту.
В толстой тетрадке черту подведу
(надо писать тебе письма почаще).

Снег у нас выпал вчера, но такой –
смех, а не снег – облака полиняли.
Словно бы сеятель вышел с пустой
торбой. Для зимнего месяца – мало.
Да и декада к концу подошла.
Пыльные улицы. Холод стекла.

Вечером выйдешь из дома – ни зги.
Воздух морозный – хватай и беги.
Тени деревьев. Дрянной тротуар.
Только дыхания розовый пар –
детское облачко, признак того,
что в темноте не найти ничего.
Так же проищешь весь век человека.
Каждому есть, а тебе – ни фига,
кроме невнятного этого снега,
поисков втуне и жизни в бегах.

Кажется, руку протянешь и – нате! –
перебираешь одну пустоту.
Всех прилагательных, Катя, не хватит
выразить эту тщету.

Ладно, для жалости вышла жалейка.
Завтра проснусь от сияния снега
и отрекусь от строки.
Всё ведь когда-нибудь кажется мелким.
Это секундной биение стрелки.
Рраз! и уже – старики.

Только представь, мы состарились обе.
С тросточкой ходим гулять.
Время взаймы, неизвестность на пробу –
в облако лечь, словно вишенка в сдобу,
или под землю, в горящее, чтобы
там сигаретки стрелять? 

Только представь, чаепития, пледы,
с ножкой куриной скупые обеды
и коньячок перед сном.
Умерли эти, и те – преуспели.
Спросишь, снимая очки: «В самом деле?..» –
сморщенным шамкая ртом.

Катя, склероз же накроет на раз
(мы – не забудем, но вспомнят ли нас?)

Ты мне прости эту язву, насмешку,
ножку куриную, глупость и спешку,
подслеповатость мою.
Трудно заглядывать в «завтра» и страшно.
Только не в ящик, сыграем – на ящик.
Чёрту загоним. Адью.

Знаешь, когда с новостями и прочим,
так, между делом, письмо от друзей –
максимум чувства и вордовский почерк, –
этого, кажется, хватит, ей-ей. 

Лёгкие хлопоты. Чёткая форма.
Эпистолярная узкая норма.
Что там за вести с полей?
Есть постоянство в подобных вопросах.
Ждёшь и волнуешься – письма приносят.
Горечь или – елей.

Те, кому мы задолжали по строчке,
может, поймут и ещё подождут.
Были бы письма тем мостиком прочным,
наши пространства связующим тут.
Это – не просто дела по порядку,
белый конверт, золотая облатка,
строчки чернильная нить.
Это – немного тепла и заботы.
Слово покажет, какой ты и кто ты.
Малого не утаить.


Рецензии
О «пространстве речи» (Ваш термин), или «длинных» стихотворениях. Из интервью Сергея Аверинцева: «И еще мой отдых — фантастическая проза недавно умершего английского писателя Толкьена («Повелитель колец», «Сильмарилион» и т. п.). Персонажи там сказочные — эльфы, гномы, хоббиты, тролли, гоблины и т. п.; но это не сказки, а, скорее, героический эпос или рыцарские романы. Этого нельзя просто читать, находясь вне толкьеновского мира и глядя на него со стороны, надо входить в него — чтобы его стихия сомкнулась над головой. Я люблю такие книги: к ним принадлежат также «Романсы о розарии» вышеупомянутого Брентано, а также длинные, длинные — как я радуюсь их длине! — стихи французского поэта начала века Шарля Пеги. Вы находитесь не в физическом пространстве, а в пространстве стиха, вы дышите его воздухом; он принимает вас в себя...» (Сергей Аверинцев, «Попытки объясниться. Беседы о культуре», 1987.)

Александр Щедрецов   26.05.2010 09:59     Заявить о нарушении
Аверинцев хорошо написал.

Мария Маркова   27.05.2010 02:22   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.