Дума про перестройку. Исторический пазл-реквием

                «Глаза будущего смотрят на нас суровым взором всего
                прошедшего» (Борис Андреев)

                - А. Кузьмичеву, другу и однокашнику
               
Ну что, мой друг, вступаем в новый акт?
Мы сцену жизни прожили – не сценку.
И кем бы ни был ты, герой иль фат,
финал уж близок. – Получи оценку!
Оценку делу, власти, доброты,
любви оценку и твоих успехов.
Бежал опасности, бывал ли с ней «на ты»,
сберег ли честь, не сохранив доспехов?
И спросит Он: «А где ты был, Сергей,
когда вдруг стало зыбко все и тряско?» ;
«Я грешник был. Я в бурю пас свиней.
И их не спас. И сам пришел к фиаско».
Давать оценку – старости пароль.
Как плач и смех – два атрибута детства.
Ну, что, актер, сыграем ЭТУ роль,
где жизнь – сценарий незабытых действий?

1. Бригантина бригадного подряда (1986-1989)

Нас столько уж штормов изрядно потрепали,
и столько уж надежд разбились в пух и прах.
И вот на корабле, чей вид давно печален,
идем сквозь ночь и мрак. И горечь на губах.
По гроб нам не забыть вербовщиков портовых.
Мы знаем наизусть, берут нас теплых как.
Мы спинами прошли обман маршрутов новых.
И старым – грош цена. И мир – сплошной бардак.
Бездумный, тусклый смех увял на полубаке.
Лишь ветер бьет в борта и бури злой оскал.
В нас начали дряхлеть к работе вкус и к драке.
Сквозь долгий скучный рейс никто не «просыхал».
Наш корабельный поп мастак про жизнь судачить.
Он смел, как все попы, он горд, как Высший суд.
С десяток лет назад с таким бы дело «начать»,
да крысы все бегут, да волны все несут…
…Как шел девятый вал, ликуя и тревожа!
По шлюпкам ли спастись, когда такой накал!
А рулевой проспал, уткнувшись медной рожей
в скрипящий и опять заклинивший штурвал.
Вновь в борт ударил вал: шторм не дает отсрочки.
Где боцман, что готов трясти всех, впавших в транс?
Кто скажет: «Пацаны, хана дырявой бочке.
Остались – засосет. Плывем – еще есть шанс.
Пусть скарб давно пропит, по лавкам разнесенный,
украден такелаж и колокол молчит,-
нам выпало спасать корабль обреченный,
до берега дойти сквозь шторм в сплошной ночи".

Мы знаем цену слов, вкус счастья и печали.
У шторма все равны, и, без чинов в чинах,
мы за борт шкиперов спокойно провожали,-
кто помнит их теперь, исчезнувших в волнах?
Казалось - не спастись, не выплыть из обломков,
разбитых в пух и прах злым штормом кораблей.
Да ждет ли берег нас, непреданных потомков
отправивших нас в путь полушальных идей?
Вот берег – и волна о скалы бьет сурово.
И вся защита – гвоздь дырявых башмаков.
... Но встретят нас в порту красотки острым словом,
и стекла зазвенят портовых кабаков!

2. Себестоимость перестройки ("Борис, ты не прав!". 1986-1991)

Сколько стоит слово правды
вовремя и вслух?
Что с трибуны слушать рады,
реже – среди двух?
За которую платили
жизнью и судьбой.
За которую ходили
с цепью и сумой.
Сладко слышать обличенья
(лучше – про других).
Еще слаще – отреченья
сильных и больших.
Все равно, кого молотят,
лишь бы наповал.
Меньше «литовской» мороки:
вот ведь как поддал!
По могилам, по могилам –
вытоптать газон.
Всех, кому вчера кадили,
все портреты – вон!
Набирает смелость силу.
Каждый «часа ждал».
Знал Вавилова могилу.
С Володькой выпивал.
Перестройка – время бойких.-
Отменили шмон.
Пирожки и часо-койки.
В куртках – синтепон.
Скинь запреты и вериги,
делай жизнь, не пьян.
Мудрый, скромный и великий
(как Аганбегян).
Перестройка любит стойких. -
Тяжек правд урок.
Эти – стаей. Эти – стайкой.
Этот – одинок.
«Накануне юбилея –
И вот так не в масть!»
«Правду слушать не умеем. -
В ересь просто впасть».
«До сенсаций все мы падки».
«Под собою - стул?!»
Сколько стоит слово правды
вовремя и вслух?
Сбились в кучу Пети, Даши.
Как в сезон вокзал.
Дальше. Дальше? Дальше! Дальше…
Кто бы подсказал….

3. Движущие силы революции, или монологи на баррикаде у «Баррикадной» (1991)

- «Да, я такой. Я очень мало пью.
И мало ем. Не злоупотребляю салом.
И я любил подарки к Октябрю.
Да, я такой. Но жизнь меня достала».

- «Да, я такой: готовый морды бить.
И перед съездом много выдать стали.
А после смены очень много пить,
на все забить, но и меня достали».

- «Я – «цеховик». – Настали наши дни.
А столько лет нас путами держали.
Теперь сосите «Ну-ка, отними»!
Но все равно «обидно за державу».
Я знаю, будет пот и кровь. А то!
Но мы пришли, и значит – остаемся.
И тащим флаг российский метров 100, –
мы выстоим: за собственность мы бьемся».

 «А я – студент. Мне все равно, куда,
но только не истматы-диаматы.
Студенты с революцией всегда.
И больше всех их жжет огонь расплаты».

«А я – интеллигент. Ну, как сказать?
Из этой самой гребаной прослойки,
готовой вновь поверить, всех обнять.
И снова оказаться у помойки».

«Я – Ростропович. Где виолончель?-
Спросите у Галины. Не тащить же!
Я, братцы, помню пражский тот апрель
и знаю, что творилось там, в Париже.
Я – скептик. Оттепели были и прошли.
Быть может, планку эту вы повысите.
Задача здесь простая: не спошли,
как в перестроечном ободранном паблисити.
Да, первою Россия бьет в набат.
А вслед за ней пойдут другие строем.
Дай, парень, подержу твой автомат.
Сосни, сынок: ждет утро боевое».

«А я – чиновник. Нет, туда я – пас.
Из окон я с усмешкой наблюдаю.
Такое уже было. И не раз. 
Что будет в этот раз – себе лишь нагадаю.
Дурак я, что ли, чтобы так потеть?!
Таскать, намокнув, бочки и панели.
Я знаю правило: здесь главное – успеть,
когда опять начнут делить портфели.
Я все уж просчитал, я знаю наперед
этапы эйфории и расплаты.
Сейчас дурные лезут наперед,
ложась под танки на асфальт щербытый.
Пусть поорут, помашут, попоют.
Пусть «дед» на танке свой указ озвучит.
А вот когда про главное начнут, –
свое возьму. Я знаю. Я – везучий.
Смешны мне победители на час.
Победа их - оргазм от их поллюций.
Лишь МЫ умеем быть ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС.
МЫ - победители всех революций!»

…Они пришли, и он на них смотрел.
Смотрел он до, во время, да и после.
И похороны видел, и расстрел…
Да что ему: веками крепли кости.

4. Перестроечные сонеты (почти венок)
 
4.1. Когда вагоны сходят с рельсов,
чредой слетая под откос,
и боль незавершенных рейсов
сливается в потоки слез,-
как здесь не преклонить колени,
как душу режет труб мотив!

…А если целых поколений
Летит с моста локомотив?!

И в том есть гения печать –
Маршруты новые начать.
Так двигайся СВОИМ маршрутом.
Пусть новой раны шрамы вздуты,
пусть прошлое не застит даль:
ведь линия судьбы – СПИРАЛЬ.
2.2.
Ведь линия судьбы – СПИРАЛЬ.
... Все написали мемуары.
И каждый оказался враль,
как будто им грозили нары.
Окститесь: вам давался шанс.
Ах, да, Чернобыль, кризис, транс.
Хохлы, прибалты (вот уроды!)
свободы требуют, свободы!
Сменилось время: Сумгаит,
Баку и Вильнюс – все горит!
Как удержать наш Вавилон,
когда трещит со всех сторон!
Да, у времен трагична связь:
история – еще и ГРЯЗЬ.
4.3.
История – еще и грязь.
И Горбачев, идя по трапу,
Как будто даже чуть боясь,
не к плахе шёл, и не к этапу,
а в грязь.
Фороса мученик, пока
почти как Лир (но чуть пожиже),
он шел. Охранник чуть пониже,
многозначительно АК
держал в руке. Жена и внучка
сошли вослед. Как фарс дремучий,
была та сцена. Но уже
на встрече не было оваций:
в России СМЕНА ДЕКОРАЦИЙ.
И для тебя – «непрохонже».
4.4
Непрохонже, непрохонже…
Ты –  как актриса в неглиже,
тебе – на выход из обоймы.
И переклеивать обои
не стоит в доме, где пожар.
«Героев» ЖЕРТВАМ дать – не милость:
страна с тобой уже простилась,
ты – ОТРАБОТАННЫЙ ТОВАР.
Привычно вышел на трибуну,
как бы в лукьяновскую думу,
но здесь давно другой ГЛАВАРЬ,
и не заткнешь его, как встарь.
Ты лег истории под нож,
хоть знаешь подлость ЭТИХ рож.
4.5
Хоть знаешь подлость этих рож,
да толку что? – Ты растранжирил
кредит на власть. Растиражирил
одно и тож, одно и тож.
Когда нет ДЕЛА на кону,
то «ускоренье», «перестройка» –
пустая в словаре прослойка,
как ускоритель на дому.
Создай свой фонд и успокойся.
В архивах лучше уж поройся.
Да, у истории законы
жестоки, четки, как жгуты.
И трупы все ее зловонны.
И тропы все ее КРУТЫ.

4.6.
И тропы ВСЕ ее круты.
Хозяин новый энергичен.
Он статен, рослый. И – ЭПИЧЕН.
И с тактикой боев «на ты».
Скала на рельсах в коммунизм.
Но РКП – не вся отчизна.
И вот миазмы новой жизни:
свой волчий лик капитализм
являет очень характерно.
Чикаго будто и Палермо.
Разборки. Как нарыв - Чечня,
как будто власть уже ничья.
Он пил, старел. И вот опять
историю пустили вспять.

4.7.
Историю пустили вспять.
Актерам новым тут играть.
Тут дочка денег захотела,
Чубайса, вроде бы, пригрела.
«Да кто их, на хрен, разберет!» -
устало материл народ.
С цепи, что ль, сорвалась Россия?
В коробках доллары носили.
И прокуроров странный ряд
сгорел на бабах весь подряд.
Премьеры строились гуськом:
ПРЕЕМНИКА смотрины в том.
Фу, хоть последний угодил
и всех В СОРТИРЕ ЗАМОЧИЛ.

5. Перестройка на мотив Высоцкого (ремейк)

- «Ой, Вань, гляди, опять трансляция.
К чертям уборку и обед!
С тобой мы дома в разных фракциях.
И не ворчи, как старый дед.
Ты вдумайся, ну, правда, Вань,
У коммуняк-то дело дрянь:
Прижал их Ельцин, эту рвань.
Жить будем, Вань!»

- «Опять твой Ельцин кормит сказками.
На деле же – «куплю-продам».
Вон по мосту дубасят касками,
а надо бы – по головам!
Наш холодильник, точно, Зин,
пустой, как ближний магазин.
В аптеке даже нафтизин
не купишь, Зин».

- «Намучится он с этой Думою.
Одну Горячеву возьми.
Ну, как с соседкой нашей Дунею
на кухне у плиты возни.
Ну, а Руцкой, такой шакал,
так президенту налажал,
что будет драка и скандал.
Банк «Имперал»!

- «Опять не выдали зарплату нам.
И от Чубайса только шиш.
Я за Руцкого с Хасбулатовым.
А ты о Ельцине твердишь.
А Ельцин-то ты знаешь, Зин,
опять на Думе был «в дрезин».
Ведь это ж президент разинь,-
твой выбор, Зин!»

- Ты будешь творог обезжиренный?
Не хочешь? – Супу вон налей.
Ну что нашел ты в этом Жирике? –
Нахал, шпана, к тому ж еврей.
Ведь это ж просто страшно, Вань,
Придет он к власти – дело дрянь,
и будет тебе инь и янь,
сбежищь в Тайвань».

- «Послушай, Зин, не трогай Жирика:
ну, кто еще у нас речист?
К тому ж ни плеши нет, ни чирика.
Мать  - русская. Отец - юрист.
А у твоих - ну что за дар:
пойми, что говорит Гайдар!
А у Чубайса гонорар?!
Репертуар!

6. "Бородино" новой России (1993).  Ремейк

                "Я не знаю, зачем и кому это нужно,
                Кто послал их на смерть не дрожащей рукой,
                Только так беспощадно, так зло и не нужно
                Опустили их в Вечный Покой...."
               
                А. Вертинский               

"Скажи-ка, дед,- нажравшись ханки
наш «Белый дом» долбили танки?
И кто стрелять велел?
Ведь ты тогда служил в ОМОНе,
когда сидел Борис на троне,
а Черномырдин на «Газпроме»,
вершитель славных дел».

…"Недалеко от «Панорамы»
Был тот спектакль народной драмы,
Москвы «Бородино».
Кутузов сдал Москву без бою,
горящей и почти пустою,
А мы… Мы бились в лоб с толпою,
А это – не кино.

В 91-м (чтоб народу
дать поиграть чуть-чуть  в свободу)
приватизацию, уроды,
решили насаждать.
И как пошли кругом откаты,
да межусобицы раскаты,
так клейким словом «дерьмократы»
народ стал власти звать.

Что? Ельцин – демократ? – Генсеком
он был бы в масть головосеком
(простить просил не зря).
Конечно, водочка, да дети,
да окружение, как сети.
апофеоз – 93-й,
начало октября.

«Прочь шоковую терапию!» –
А там уж все пораспилили –
всё знали наперед.
Вползли наверх такие хваты!
А защищать их мы, солдаты,
политики,  да адвокаты,
да журналистский сброд.

Друзьям, родным и однокашкам
с казны отсыпать ложку «кашки»
и маслицем сдобрить –
«Скорей, скорей», – мы поспешаем!
А тут какой-то съезд мешает,
судьбу импичмента решает. –
«В капусту порубить!»

Болит душа от наших акций
Где в 90-х нам смеяться?
Забыть бы все, забыть…
Как мы обманутых лупили
и скольких до смерти забили.
А после барахло делили –
во веки не простить.

Зачем пошел в ОМОН? – Работы
давно уж не было. Заботы,
долги, плати врачу….
А тут – и обмундированье,
и даже воинское званье.
А как работе той названье,
уж лучше умолчу.

Но мы не думали ни разу,
что кровью пахнет текст указа,
и главный аргумент
в тех непарламентских дебатах
не Ельцин и не Хасбулатов,
а танки, БТР, солдаты
и полупьяный мент.

В кольцо был взят Совет Верховный,
Как приказал тогда Верховный.
И сшибки все сильней…
И прорвалось все в воскресенье.

...Сияло солнце в день осенний,
но было нам не до веселья….
- Чтоб кончить сказ – налей.

Прорвались демонстранты к Дому,
что пострадали от ОМОНА,
(Жестокости маразм!)
Тут выстрелы – в толпе упали.
То с крыши мэрии стреляли.
И демонстранты ее «взяли».
Вот был энтузиазм!

 «Вперед, на Кремль!»  (и без дебатов),-
орал придурок Хасбулатов.
И Макашов, как бы комбатом, 
на телецентр позвал.
На совести у этих шишек
кровь демонстрантов и мальчишек,
да мало ли у телевышки
скосило наповал.

Про Белый Дом нам врали втрое.
«Там собралось всё Приднестровье,
ракеты, снайпера.
И только ждут, чтобы прорваться,
с Кремлем, конечно, рассчитаться.
Как против них обороняться
не ясно ни черта».

И все расправы только ждали,
«Красно-коричневые твари! -
Добить! Добить! Добить!
Добить их!» - многие вопили.

Да, перед штурмом нам налили,-
А как иначе мы б решили
В свой, СВОЙ народ палить?

... Был день проклятый – понедельник.
Я с этой сворой стал подельник.
Что есть, внучок, то есть.
«Живых не брать! Кто сдох – в сортиры»!-
Так приказали командиры
(пообещали им квартиры
и денег, что не счесть).

Новороссийская в том доблесть,
сменить на "баблосы" и совесть,
и воинскую честь.
Ведь Абрамович с Дерипаской
должны жиреть, и без опаски,
Лужков про стройки петь нам сказки,;
да всех не перечесть.

Держали долго нас, как пешек,
у БТРов, БМПшек.
Готовили прорыв.
А как из танков саданули,
Как засвистели наши пули,
Вперед, как зомби, мы рванули,
присягу позабыв.

Узнали все тогда немало,
Что значит русский наш удалый,
ПРИКОРМЛЕННЫЙ ОМОН.
А чтобы злее наступали,
в нас снайпера свои ж стреляли.
И злость и страх нас подгоняли
вперед со всех сторон.

Кто шел «за Ельцина?!»  За бабки,
(Нам обещали: «Взятки – гладки»),
за доллары-рубли.
А те, с косичками, и рады.
Изрешетили баррикады.
(А после как плясали, гады
на русской на крови…)

Когда в тебя не свищут пули,
бежать вперед не страшно, фули,
ворвались на раз-два.
А распаляясь, не разбирали,
уж скольких там мы расстреляли
и скольких баб там распластали
мы, пьяные с утра.

В 91-м жертвы были,
трех пацанов похоронили,
кортеж как у царей.
И пол Москвы прошло с Манежной,
зачёл Горбач Указ поспешный,
просил прощенья Ельцин: «Грешен»,-
у ихних матерей.

А этих, правды захотевших,
на верхних этажах сгоревших,
кого ОМОН  казнил,
осаду перенёсших, голод
и ежедневный смерти холод,
тех, кто был честен, смел и молод,
кто, где похоронил?!

… Прошло немало лет, и только
похмелье после перестройки
все не пройдет, внучок.
Лишь коммуняки всякой масти,
не все, но в депутатской массе,
ужилися и с этой властью.
Лишь дали бы значок.

Минуй, внучок, вас те напасти ;
быть палачом народной власти,
прикормленным быть псом.
А мне, даст Бог, позор простится,
как воевал тогда в столице.
(Мне ночью снятся эти лица…)
Давай, внук, помянём».

7. Финал (крещендо)

                «Дух свободы… К перестройке
                Вся страна стремится.
                Полицейский в грязной Мойке
                Хочет утопиться.

                Не топись, охранный воин, ;
                Воля улыбнется!
                Полицейский, будь покоен:
                Старый гнет вернется…»

                Саша Черный, начало ХХ века

Вот и прошел смешной водоворот
мистерий-буф и пафосных событий.
И парашют мечтаний не несет
в водоворот познаний и открытий.
Россию вздыбил ураган тех лет,
открыв гнойник проблем, вранья помойку.
Генсек в Форосе и ГКЧП балет
войдут в историю как символ перестройки.
Я тоже шел за счастьем, как ловец,
в одной колонне, радуясь, ликуя,
скандируя с толпой: «Буш – молодец!»,
литовским флагам громко салютуя.
Свободу вновь найти и потерять -
так просто, как попить чайку под вечер.
Национальное, наверное, сажать
себе нахлебников на шею и на плечи.
Как нас кружит истории метель!
И Пугачев не выведет по-свойски.
Удел наш - камарилий карусель:
заменим питерскими ставропольских!

На недострой бригады недотеп
смешно потребовать: "Платите неустойку!"
Так мы профукали под горбачевский треп
свой тест на профпригодность - перестройку
Казалось бы, маршрут непроходим,
но мы прошли веселым, пьяным строем.
Зачем? – Разрушить все, что создадим:
мы после это как-то перестроим.
Из ваучеров, будто из травы,
росли богатства, новые элиты.
Кладбищенский фамильный ряд «братвы» -
мемориал тех накоплений битвы.
Чиновничьи поместья и дворцы.
А рядом голод, харканьем чахотки.
Кто здесь ответчики и кто истцы –
не совместишь. Как «Челси» и Чукотку.
Героям новым лучше не перечь.
Их сленг – «доходы», «биржи», «сводки».
Пиджак малиновый да депутатский френч
дресс-коды перестроечной тусовки.
Заводы, Армия, младенцы, старики,
кому нужны вы в мире ассигнаций? -
«Аншлаг», кругом аншлаг! Но, жизни топляки,
лежат бомжи в решетках вентиляций...

Смеемся мы, сочувствуя слегка,
над бывшими «друзьями по неволе».
Да, не плясал наш лидер гопака,
зато как дирижировал оркестром друга Коля!
Как «на троих», презрев итог времен,
все было решено, почти интимно:
Союз распался, съездом обвинен,
и независимость элит навеки легитимна.
И не поблекнул даже блеск чернил,
как пьян от мести Горби и восторжен,
по телефону Бушу доложил:
"Власть взял. СССР - низложен".
И, как предатель, с мест Конгресс поднял,
сказав, что коммунизм им уничтожен.
"Господь, храни Америку" - сказал.
Сорвав овации, стоял, паяц ничтожный.

Руками чистыми всей славы не собрать.
И победителей не судят за провинность.
За транш пришлось парламент расстрелять? –
так то - пустяк, как потерять невинность.

В горячке дел ушедших революций
все то же глаз-историк различит:
лукавый слог циничных конституций
и вырожденье народившихся элит.
Они пришли хоть без цветков в петлицах
и красный бант не в моде уже был,
и ТА трагедия хоть фарсом повторится,
но также перемелет юный пыл.
«Святые годы». Помнишь, кто сказал?
(Ну,да, как у соседей путь к безвизу).
И Центр воздвигнут там где раньше - казнь
отроковиц и отрока безвинных.
Вы говорите: «Время все простит,
предательство элит, потоки крови?».
«Нет сердца у того, кто не скорбит.
Но нет ума у тех, кто хочет внове».
Какая разница, кто против был, кто за,
романтикой бунтарства, воли взорван, -
забыто все. Но «прошлого глаза
из будущего смотрят строгим взором».

Послесловие 1. В дымке Истории

Мы несемся серой скучной стаей,
чуть лениво брешем, кто о ком.
И поочередно выбираем
тех, кто посерее, вожаком.
От движенья рябь в глазах недвижных.
Осмотреться – скучно, тяжко, лень.
Нам комфортно: напрягать ли жилы,
если вписан в эту дребедень.
Крутит карусель, когда-то встанет,
но катающимся все не в кайф:
брежневский позор в Афганистане,
и «незнаменитой» финской драйв.
Как гостям, с огнем игравшим в клубе,
всех последствий видеть невдомек:
вот Хрущев с ракетами на Кубе,
в 41-м сталинский урок
Что нас ждет, не видя друг за другом,
тупо мчимся, будто крест несем.
Незаметно нам, что мчим … по кругу,
что флажками круто обнесен.
Мы – лошадки странной карусели,
вделанные крепко в этот круг,
русские и те, что обрусели.
Слабые и те, кто, вроде, крут.
Мы несемся, от пурги не ежась.
Только наш девиз – «авось», «кабы».
Цыкнут – и сжимаемся, скукошась.
Подзудят – и встали на дыбы!
И, прошедших сквозь огни и воды.
смерть друзей и славословья медь,
вновь нас захватили кукловоды,
чтобы память тех побед стереть.
К ним доверчивость вовеки неизбытна,
и не замечаем: снова нас
тянут, расчленяя, паразиты
зов Тартатарии забыв здесь и сейчас.
Будто правда пьянь и дармоеды,
не уйти от круговой тюрьмы.
«Сталин!» «Сталин!» ; так шептали деды.
«Ель-цин! Ель-цин!" ; наорались мы.
Сколько длиться этой карусели?
Шестеренки шею не сотрут.
Наши внуки платят за веселье
Правнуки – пропьют? Воссоздадут?

Послесловие 2. Приемные дети перестройки

     - Проклятая деменция, простите:
     не узнаю вас. Мы знакомы? В детстве?
     А, вспомнил, Сашка Королев! - Лобанов? 
     Вот так встреча…

Грустная новогодняя фантазия

Была ли драка, славный мой Балу,
или делили власть, а нас надули?
Кто мы – лакеи на дурном балу
или по-прежнему – российской жизни кули?
К чертям, к чертям! Что Боровицкий холм!
У каждого свои вершины и высоты.
Кто жаждет власти, а кому-то в лом.
А кто-то мёд по капле цедит в соты.
Зашли мы сдуру в этот новый век.
Зашли чуть-чуть, совсем-совсем немного.
Но видим контуры все тех же вех,
что внукам нашим метят уж в дорогу.
Политбюро ушло, и бывшее ГАИ
хотя уж не имеют прежней силы,
но правят бал все те же бугаи,
их даже перестройкой недосмыло.
Наш пьедестал – надежное плечо
друзей, которыми со школьных лет согреты.
Ты помнишь ; «аннушки»-трамваи горячо
пантографами салютуют? Не во след нам?
Ну что с того, что с болями «на ты»,
что забываем имена, названья.
И уж не пахнут свадьбами цветы. –
Их аромат о грусти и прощанье.

И вот, конец… В конце мне слово дай,
как тамаде (в том амплуа не вечен).   
   … Вот зал затих. Играет тихо Гайдн.
Уходят музыканты.
Гаснут свечи...

1977 – 2023

  Моя проза - "Песчаная буря в московском регионе или наши грабли ждут нас" - http://www.proza.ru/2018/09/04/1335