Сны у камина

    В догорающем камине лениво шевелилась сплошная масса кроваво-красных бабочек. Эти мерцающие существа, разморенные собственным теплом, мерно перешептывались, вздымая свои острые, хищные крылья, лишь когда добыча в виде не сгоревших по ошибке волокон выползала на поверхность. Ты, кажется, что-то читал…
    На озаренный потолок ложились тени. Таинственные огоньки, пляшущие над головой, складывались в престранные картинки: какой-то размашистый рыцарь гусиным пером отсекал голову у кариатиды в новомодных парижских туфельках; впрочем, она больше походила на брюкву; кривоносая принцесса никак не могла сделать очередную фигуру полонеза в изогнутом эллипсе придворных; и еще много чего-то такого, не поддающегося никакому сравнению, но легко узнаваемого на грани между сном и бодрствованием. Фигуры менялись и стирались, стоило только выгоревшим удавам локонов мертвой хваткой вцепиться в мои испуганные пальцы. Ладонь поднималась и опускалась в предсмертной судороге, и в такт ей взлетали и падали величественные замки на противоположной стене. Волосы, недовольные легкой победой, струились по ветвистым рукам, захватывали лицо и раздирали ноздри неудержимым чихом, и вдруг отступали и плотным кольцом ложились вокруг непокорной шеи. Ты встряхивал головой, и они тут же укорачивались, пугались и устраивались на своем прежнем месте, смотря на меня невинными глазами провинившегося школьника. После обещанного наказания они обиженно тянулись снова ко мне и обволакивали меня густым туманом, пахнущим травяным шампунем и большим, мохнатым, как шмель, полотенцем. Бабочки почернели и усохли, оставив только несколько подозрительных розовых гусениц, дремотно выпячивающих свои огнеопасные спины, почти не давая света. Перед глазами появилась рябь: изображение сужалось и расходилось томительными волнами. Тени, оплакивая своих горячих подруг, тоже съежились и уже демонстрировали что-то вполне определенное.
   …Маленький дачный домик недалеко от реки. Кругом лес, засыпанный пушистым снегом, тонет в чернильнице непроглядной темноты. В маленькой уютной комнате горит камин. В кресле, откинув голову, сидит не то мальчик, не то тридцатилетний мужчина, светловолосый и светлоглазый. Напротив, удобно расположившись на медвежьей шкуре, лежит тоненькая девушка, обнимая одной рукой лохматого терьера, а другой перелистывая страницы сентиментального романа. Лукаво скосив глаза на фигуру в кресле, она читает:

«В глухих лесах в родном именье
Встречался с горничною граф.
Был полон страсти, восхищенья,
Гуляя с ней в тени дубрав.
А на балах в кругу элиты
Другую целовал тепло.
Что слезы девочки забытой,
Смотревшей в залу сквозь стекло?!»

   Она треплет собаку, заразительно смеется, потом ловит взгляд и застывает снежным изваянием. Через распахнутые двери врывается метель, и остаются только две неподвижные статуи, внимательно глядящие друг на друга. Она не выдерживает, фыркает, закрывает книгу и, рывком поднимаясь, декламирует:

«Я не скажу тебе заране,
На чем кончается роман.
Так и твоя судьба в тумане».

   Язычок пламени из камина гладит ее по голове, и она рассыпается снопом искр – ее никогда и не было. Все, кроме него, скрывает налетевшая вьюга. Вот и его силуэт удаляется и скоро тает в бешеном вое ветра.

«Туман развеется к утру.
Я с ним родился и умру.
И я, и ты, и жизнь обман…»

   Огонь потух. Твоя шевелюра расползлась по моим коленям и не давала мне подбросить дров. Ты спал, свернувшись, как эмбрион, и по твоему лицу пробегали сновидения. Стало холодно. Непогода, скуля, как раненая собака, ворочалась где-то за рекой.. Прямо за окном подпрыгивали звезды, увертываясь от стремительно несущихся облаков. Последняя гусеница, слизнув клочок промокательной бумаги, аппетитно потянулась и испустила тонкую струйку серого дыма. Ничего интересного не предвиделось, и само собой пространство провалилось куда-то вправо и вниз.