Сирийская тетрадь - продолжение

На том участке пляжа с рыбой было горе,
я плавал без успеха с пневматическим ружьём,
но как-то вдруг увидел вместо рыбы  в море
часы японские, рабочие притом.

Наша работа
После приезда сразу  следующим  утром
мы сели в допотопнейший автобус,
в котором через пять минут от гари стало мутно,
бензина ЛАЗ съедал, как мощный аэробус.

На гидроузел ехали немного больше часа,
петляли по Латакии, неслись по автостраде,
свернули на грунтовку, глотая пыли массы,
и остановка на плотине была для нас наградой.

Контракт был создан для строительства плотины
на речке под названьем Северный Кебир,
река пересыхала в зной, но при её долине
строительство сосало деньги, как вампир.

Плотина примыкала к двум самым близким скалам,
и всё же протянулась на целый километр,
как каменно-набросная, строилась навалом,
и постепенно поднималась в месяц аж на метр.

Сновали с камнем и песком машины большегрузные:
всё Терексы и Скании, ещё и наши КРАЗы,
бульдозеры выравнивали контуры наружные:
Комацу, Катерпиллеры не портились ни разу.

А наши ЧТЗ  простаивали долго,
механики возились сутки напролёт,
искали неисправности, как в стогу иголку,
вся группа из ремонтников работала весь год.

Сириец, мой рабочий, меня спросил однажды,
Вот, скажем, ваши танки, вполне и очень коэс,
бульдозеры и КРАЗы, любой возьми и каждый,
ломаются всё время, не нужны нам-макоэс.

Я отвечал, как мог, вполне дипломатично,
у нас вся наша техника работает на коэс,
но танки наши-лучшие, это, ведь, логично,
от НАТО строим мы наш оборонный пояс.

В контракте были собраны все специалисты,
кто нужен при строительстве объекта,
в числе необходимых, два геодезиста,
два симпатичных, средних лет субьекта.

Среди специалистов двое с Украины
Один – маркшейдер, киевлянин - Мозговый
С своей хорошенькой, чуть глупенькой Ириной
Второй мужчина средних лет и холостой

Был Дмитрий Федорович – страстный пчеловод
Он занимал с балконом комнату над нами
И прилетел всего-то лишь на год,
Но с ним летели пчелки над горами

Он улей на балконе им соорудил,
Где пчелки, размножаясь, жили не тужили,
И наша дочка среди тех, кто дружбу с ним водил,
И часто к чаю соты с с медом нам  носила!

Геодезистов постоянно загружали
геолог, геофизики и прочие, до пота,
им наши результаты помогали
составить околонаучные отчёты.

Потом они пылились где-нибудь на полках,
Случайно в руки брали их разок за десять лет,
в командировке главное-карман чуть-чуть наполнить,
но это, право слово, большой, большой секрет.

Геодезисты пыль глотали, грязь месили,
излазили все склоны и холмы,
всё малые погрешности ловили,
и напрягали свои мышцы и умы.

Был первый я, второй был В.Борисов,
тот, что работал интенсивно с телом
плотины, действовал всегда без компромиссов,
поскольку занят был ответственнейшим делом.

А я был занят в нижнем, верхнем бьефах,
работал на плотинном теле тоже,
старался выявить - оползни не блеф ли,
за телом наблюдал, не лезло, чтоб из кожи.

Бьеф - то пространство, что к плотине примыкает,
а нижний значит, ниже по течению.
Здесь оползни нередко берег размывают,
мне надо было устранить такие опасения.

Пришлось развить геодезическую сеть,
нашёл два удалённых знака, залитых цементом,
ведь, чтоб подвижки выявить суметь,
потребовались туры с гнездовыми центрами.

Кроме плотины строили тоннель, ещё канал,
с гидрозатворами -сложные системы,
в работе  напряжения был большой накал,
хотя всё шло по запланированной схеме.

По берегам с геологом мы выбрали два створа.
По створам этим вбили реперную сеть.
Геологи давно ломали копья в спорах,
один сказал: нет оползней, другой твердил, что есть.

Кто утверждал, нет оползней, был старый Манукян,
отстаивал бескомпромиссно это мнение.
Кто оползень нашёл, пошёл, мол, на обман,
чтоб в Сирию слетать, вне всякого сомнения.

В Москве тогда решили перестраховаться:
приехал кандидат наук, без трёх минут профессор,
что оползень там был, изволил сомневаться,
он утверждал, что речь идёт о склоновых процессах.

Сирийцы-коллеги
Раз в две недели мы измеряли створы.
Мы начинали сверху, где рос в саду инжир.
Был дом крестьянский рядом, мы подружились скоро,
и каждый раз на измерения спешили, как на пир.

Со мною два сирийца: Абу-Адиб, Мохаммед,
за дружеским застольем мы проводили час.
Вполне дипломатическим был этот самый саммит,
с радушною семьёй встречались мы не  раз.

Абу-Адиб был тучный, пожилой крестьянин,
держал в деревне кроху-магазин,
но денег лишних не имел в кармане,
на всю семью большую зарабатывал один.

Мохаммед был, напротив, сухопарый мужичок,
с Израилем в 73 оба воевали,
но им обоим было  отчего-то невдомёк,
что пенсий им не платят, дали, лишь, медали.

Они имели счастье найти себе работу,
что позволяло семьям их концы с концами свесть,
за деньги, что платили, не стоило до пота
трудиться, ведь, хватало в день на раз один поесть

В лесной чащобе, в драчке продираясь,
Мохаммеда журил я по-свойски иногда.
Тональности моей  немножечко пугаясь,
он смысл подобных слов улавливал всегда

Я говорил ему потом, что это всё нормально,
когда душа горит, у нас так говорят,
идёт работа так вполне рационально,
слова такие снадобье, и чуточку бодрят

Они, лишь, в девять на работе появлялись,
К двенадцати с работы уходили,
ходили с рейкой тихо, не перетруждались,
чтоб на крестьянскую работу бы хватило силы,

Однажды, измеряя створы, мы двигались по створу
Вдруг замахал Мохаммед и что-то прокричал,
В ту ночь я плохо спал и был немного сонный,
Я понял только то: я что-то проморгал…

«Когда ты был под деревом – мне объяснил Мохаммед,
В полметре промелькнула змея большая, «гбир»,
Ты мог бы не попасть к моим друзьям на саммит,
Не строил бы плотину «Северный Кибир».

По воскресенья изредка нас вывозили на природу,
Во время остановки я вышел чуть отлить,
Зашел в кусты, что выросли чуть дальше огорода,
Меня змеюка черная решила укусить.

Не сделав дело, я прочь запрыгал резво,
Вокруг засуетились маленькие гады,
Я был чуть выпимши, но стал вдруг сразу трезвый,
Там, где кусты с деревьями, может ждать засада!


Строительство ирригационного тоннеля,
должно было начаться  в точке А.
В холмистой местности птички сладко пели,
со мной сириец рядом - образованный балда.

По-русски, правда, он болтал весьма отменно,
он институт геодезический закончил, как и я,
но только скучно было ему в институтских стенах,
он чаще в кабаках просиживал, по-русски лопоча.

Поэтому забыл, как подойти к теодолиту,
о чём мне сообщил, немного покраснев,
Ответил я ему нисколько не сердито,
что проку в геодезии, ведь, ты был светский лев.

А он отметки должен был давать в тоннеле,
 для этого необходимы опыт и сноровка.
Возился я напрасно с ним целую неделю,
и говорить начальству правду было мне неловко.


Ко мне сирийцами приставлен был помощник,
развязный парень лет двадцати восьми,
учился на юриста, он был студент заочник,
не понимал он слов, дай мне, но слышал, на, возьми.

Он должен был стоять со мной и брать в прибор отсчёты,
 наверное, негласный осуществлять контроль,
По пустякам готов был мнение  отстаивать до пота,
а вот в работе оказался абсолютный полный ноль.

Ещё он должен был возить нас на УАЗе,
по расписанию прибывать уже к восьми,
Однако, к десяти являлся он на базу,
В двенадцать уезжал без всяких извини.

Однажды мой начальник по контракту
спросил меня, как, техником доволен,
ответил я, что не имею с ним контакта,
себя он возит, без него мы  ходим в поле.

Он мне сказал, не мне тебя учить,
факт в том, присвоил он себе твою машину,
и я решился из машины воду слить,
не полностью, а только половину.

 Он был не слишком опытный наездник,
УАЗик закипел уже на полпути,
пришлось им выйти, он и собеседник
домой поехали дальше на такси.

Машину обнаружили мы сами на дороге,
Я подсказал, что в радиаторе, наверно, нет воды,
С тех пор исчез куда-то моллюск головоногий,
С рабочими УАЗик  я сам теперь водил.