Координатная
или коэффициентами –
не знаю, как будет правильно.
Серыми лентами
мы расползаемся в разные стороны
по графику тротуара,
где точка отсчета – дрожащий в тумане
вокзал,
и только почтовые во’роны
могут прокаркать в твоем кармане
мелодией мобильного телефона.
Взять и набрать побольше гудков
и бросить их камнем
в твоем направлении,
проблему безволия вверив руке,
но ты – лишь разросшаяся в моем
воображении
точка,
а я – только строчка
в твоем дневнике.
Ночью
я буду на крыше,
пробив потолок мыслью о том,
что звезды – гораздо ближе,
чем кажутся
из-под одеяла.
И ты тоже дышишь –
не выше,
не в небе,
но там, где-то рядом.
Тебе б
окунуться,
но этого кажется мало:
ужели теперь утонуть?
И кто кого должен спасти:
ведь наши пути
вновь пересекутся
только когда мне удастся заснуть.
И пусть это жутко,
но промежутки
между ночами
наполнены незабудками,
а между днями –
нами
и прочими глюками,
такими же
нереальными.
Ночью я буду на крыше,
матовыми глазами
разглядывая звезды
и разбивая траекторию графика.
Можно грозно
кричать «на фига!!»
и растревожить ночную тишь,
но лучше сказать: «Мне вас мало,
звезды», - и мыслью пробить потолок-одеяло –
тот, под которым ты спишь.
Глядя, как пересекаются,
устало, невинно посапывая,
горящим крестом ступни наших ног,
я думаю: если не ты и не я,
то что же тогда называется
в такие мгновения «Бог»?
Нет, я знаю, что есть кроме нас
с тобой очень многое,
которое,
если собрать воедино,
хватило бы
на иконостас,
а то и на несколько.
Да, в этом есть что-то резкое,
и себяльстящее
даже отчасти
(если напомнить о мнимой цене),
но Бог – это некое счастье,
парящее в некоем мне.
Когда ты снимаешь одежду
с меня и себя (не как тела),
я знаю наверное:
ты получишь
не то, что хотела,
и тогда мой Бог –
это надежда
на то, что ты передумаешь.
В самом деле: что может быть сра’мнее:
мы без того, что мы сами
придумали о себе
под тысячью одеялами? –
разве что кто-то покорный судьбе
или слова бранные.
Пытаясь найти постоянной ходьбе
какое-нибудь оправдание,
ты делаешь вид, будто ты потерял
что-то необычайно
важное –
хотя бы дорогу на тот же вокзал
и спрашиваешь каждого
встречного,
но лишь для отвода глаз.
Луна парафиновой свечкою
выхватывает тебя на какой-то тропе.
Так, на распятье
Христос,
а ты – на распутье,
озверелой рукою из пыльных волос
вычесываешь рифму.
И все же, в стопе
есть все, кроме той самой сути.
Теперь она кажется мифом.
Но коль смысл жизни и творчества в ней –
плод порочного самомненья
смотрящих на огнь в сосуде людей,
должный обратиться в труху
оттого, что ты, мня себя гением,
не изловчился поймать блоху
мысли, движения,
голоса, -
зачем ты растишь свои волосы! –
Не для того ли, чтоб выйти из ряда
с наградою
в виде клейма
и таинственным шепотом
сказать прокаженному:
«Знаешь, несчастный, ведь я угадал
и знаю самое главное!»
- Кроме того, что мы с тобой
одним железом крапленые, -
будет ответ.
«Да, но ежели нет
того, что нас заставляет идти
до боли знакомой тропой,
похожей на карусель
и являющей мир наш
(и кажется, если еще раз пройти,
по сетке кружащих координат
расплещется рвотный кисель),
так что ж? –
значит, нельзя и найти
того, кто в руки взял карандаш
и выдумал этот чертеж.
А мы – наших рук творения,
и сами себе выбираем пути!»
И новою фразой тебя по лицу,
будто по темени обухом:
«Так значит, если не боги,
то наши воображения
придумали эту матрицу,
которой нет, к тому же,
самой?
Так, - коли нет дела, то нет и творца, -
язык затяни вокруг шеи потуже
и прыгни на крышу с крыльца:
нас нет, и теперь
все равно, куда падать.»
...................................
Ночью
я скрипну чердачною
дверью
и молча
к тебе обращусь: «Как удачно,
что ты уже здесь. Благодать!»
Свидетельство о публикации №109120905763