саркофаг

          Объявленный законом произвол
           И произволом ставшие законы,
                Адам  Мицкевич


1.
Это они приходили

Это они приходили
 в квартиры ночью
И звонили уверенно у дверей,
уводили отцов,
И, порвав наше детство
в клочья,
В старух превращали
испуганных матерей.


Это они: обездолили
сёла Крыма,
И в Польше навек
заколачивали дома,
А при расстрелах
нарочно стреляли мимо,
Чтоб люди от ужаса
сходили потом с ума.


Они в те годы
были от власти пьяны,
В крови по горло,
во лжи от ушей до пят.
О славе своей
всегда говорят тираны...
Но эти страшней,
потому, что они молчат...

Потому - что завтра
прийдут они тёмной ночью
И с наглой улыбкой
постучат у твоих дверей...
Тираны смертны.
А с этой стоглавой сволочью
Бороться будет
в тысячу раз трудней...!

2
смерть старика

Где-то в старой больнице умирал одинокий старик.
Он от боли кричал. Этот крик не смолкал ни на миг.
А на паперти бабки головами седыми трясли:
« Ты прости его, Боже, ты за всё его, Боже, прости:
И за то, что он лики святые изрубил топором
И, детей, не рожденных потом выбивал сапогом…
Мы простили его. Ну и ты его, Боже, прости
Его грешную душу из тела его отпусти»
Бились волны о чёрный, весенний, холодный причал…
И под утро, старик навсегда, наконец, замолчал…

3
Пепел Клааса в сердце моём

Пепел Клааса в сердце моём.
В сердце моём,  опалённом  огнём.
В сердце, готовом опять и опять,
Пулям случайным себя подставлять.
Если ж Клаасы к власти придут,
Инакомыслящих снова сожгут.
Но пепел, сожжённых, опять и опять
Будет в сердца наши грозно стучать..

4
Жизнь человеческая

Родимся, учимся, спешим
Среди бензина и машин.
Не выходя из самолёта.
Сначала любим мы кого-то,
Потом без умысла грешим.
На дурах женимся, страдаем,
Детей какой-то срок рождаем.
И очень радуемся им.

Для них мы строим новый дом,
И дерево для них сажаем…
Но дети малые мужают
И разлетаются потом
И остаёмся мы вдвоём
Как миражи проходят годы
И что-то сыплет с небосвода,
А что? Никак не разберём…

По старой и разбитой трассе,
Идём к известному концу
Пока небесному отцу
Не надоест смиренье наше.
Тогда творец из состраданья,
Нам просто отключит сознанье…
И нас на кладбище везут

Но для чего? И почему
Всё это надобно ему?
Я, хоть убей, не понимаю.
Но, уходя, я оставляю:
Добротный дом, цветущий сад
И десять маленьких внучат,
Которые, я полагаю,
Всё это, снова повторят…

5
Еще трава зеленая

Еще трава зеленая
и листья без изъяна,
А солнце утомленное
уже садится рано.
И шорохи древесные
прислушайся - услышишь,
Уже звучат по новому
взволнованней и тише.
О том, что скоро, скоро же
наступит неизбежное,
И не приставишь сторожа
от ужаса от снежного.
И значит увядание,
хотя трава зеленая...
И шепчутся заранее
деревья умудренные...
Они с зимою справятся,
умершими прикинутся,
А молодые саженцы
с зимою спорить примутся...
Начнут стволами - спичками
хлестать свирепый ветер,
И голосами птичьими -
все проклянут на свете...

Ну как их юных, путанных
успеть предупредить,
Что за зимою лютою
опять придется жить!

6
Снег таял быстро. Но опять

Снег таял быстро. Но опять
Под вечер начал замерзать.
А утром снег растаял снова...
Мы знали - ничего другого
От снега и не стоит ждать...
Мы и не ждали, но когда
Запела талая вода,
Зимой весну провозглашая,
Закон природы нарушая,
Мы не смогли спокойно спать.
И всем законам вопреки,
Надежде трепетной в угоду,
Признали тающую воду
Способной смыть материки...
Но всё проходит. И вокруг,
Опять вокруг лютует вьюга.
И отвернувшись, друг от друга,
Мы снег отряхиваем с рук.
Но стоит ли в отчаянье впадать -
Раз всё равно - весны не миновать!

7
Опалённые зноем,
осыпаются листья каштанов...
Пыль горячую ветер
сметает с гранитных перил...
Я скажу тебе то,
что сказать постеснялся Кирсанов...
То, что он почему - то ,
сказать в своей книге забыл...
Тех, кто честен и прям,
мы с тобою уже не застали...
Нас учили о них
вдохновенно и пламенно лгать...
Кто - то делал историю,
кто - то строил высотные здания,
Под тяжёлыми сумками
быстро состарилась мать...
Мы хотели быть честными -
нас заставляли лукавить!
Мы хотели быть храбрыми -
только нас умоляли молчать...
Мы мечтали о подвигах -
но услужливо цепкая память,
На дела и поступки
наложила молчанья печать!

8
Жили, были старик со старухой у самого синего моря.
Дед рыбачил на сейнере где-то, а старуха работала дома
Было это году в 33, или раньше, не помню, не знаю…
Дед поймал свою лучшую рыбку и подумал: «удача какая!»
Никому не сказал он ни слова. Рыбку спрятал в рюкзак и к старухе
А старуха была балаболка, разболтала про рыбку кому-то
Только сели они за ушицу - заявляются двое в шинелях
И поехал старик не на сейнер. Он поехал, болезный, на север.
Старика проводила старуха, и осталась, считай, что вдовою.

Дети выросли, в городе пашут, Иногда вспоминают папашу.
И его злополучную рыбку, что не  стала  для  них  золотою


9 Памяти  Гумелёва

Их  женщины  были  изысканно  тонки,
Мужчины  горды  и  довольны  собою.
Пройдёт  только  год.  Революция  смоет
Их  словно  волна… Разбитные   потомки
Заполнят  театры, заполнят  музеи
И  музами  станут дворцов  ротозеи.
Безжалостно,  словно,  татарские  ханы
Потомки  разрушат соборы   и    храмы,
Не  зная  пощады,  не ведая  сраму,
Главенствовать  будут  подонки  и  хамы.
Но  память,  о  тех, кого  смыло,  как  пену,
Их  книги  хранят  и   расстрельные  стены.