с вешалки

Гардеробщице снятся пальто
и звенящих блинов перебранки.
Каннский лев в золотистом трико,
чай с жасмином, и с маком баранки.

А актрисе приснятся цветы,
как в малиновом крепе статисты
в гладиаторских чреслах, плечисты,
неземной и большой красоты.

Режиссеру не снится ничто,
не участвует больше в обманке.
С прикроватного столика то
тянет чтиво, что всюду давно,
Тарантино в цветной растаманке.

Эта пьеса ничем проросла,
виноваты в том, может быть, правки.
На газетах там кошка жила,
вот и все, остальное прибавки.

Остальное неловкая блажь,
шурф словесный и пудра пустая,
кошка там на газете живая,
за других же недорого дашь.

В лунатических лапках медведь,
головастик по прозвищу Оскар,
лев, что в жужелицу на треть
превратился, как взрослая особь,

без труда в каждом сердце звенят,
и гудят в театральной веранде,
мнятся в каждой гримерке подряд,
снятся всей гардеробной команде,

снится юной актрисе помреж
с гладиолусом в статуэтнице,
самурайскими ножнами меч
Тинто Брасс завладел сном буфетчицы..

Только золушке номерной
снится, что никому не досталось.
И закончится правдой одной
то, что с вешалки начиналось.