Штрихи к портрету

 
День выдался ужасный. Жуткий ураганный ветер обрушился на деревню. Деревья клонило к земле, куски шифера и доски летали над головами обезумевших жителей. Прервалась телефонная связь, и отключился свет. Молнии с невероятной скоростью били в самые высокие деревья на опушке леса. Лес полыхал. Ощущение глобальной катастрофы, конца света и чего-то непостижимого врывалось в сознанье. Человек с его могучим интеллектом превращался в затравленного зверя и трепетал, забившись в угол.
Она сидела у камина и чувствовала себя песчинкой в этом вселенском хаосе. Весь мир в одно мгновенье начал рушиться, и она ничего не могла сделать. Сознание бешено крутило киноленту жизни, восстанавливая в памяти ушедшие события.
Газовая печь гудела, наводя ужас на маленькие существа. Эта печь напоминала огромного бегемота, в животе которого постоянно что-то происходило, и дети по очереди подходили, прижимались к ней и слушали, что там гудит.
Нянечка, добродушная и толстая старушка, брала каждого ребенка па руки, упаковывала в спальный мешок и выносила на веранду. Снежинки падали на ресницы, и холодный морозный ветер сдувал их. Было хорошо и сладко спать, видеть во сне маму. Сладостный запах младенчества... Место, где они жили, называлось «Очаг» — круглосуточные ясли в лесу.
Папа приехал один, а она все спрашивала, где мама?
—   Мама занята, работает, в следующий раз приедет.
Слезы текли у папы из глаз. Она вытирала ему слезы, целовала глаза и говорила: «Не плачь, папочка, я потерплю, подожду её, в другой раз приедете вместе».
Другой раз наступил нескоро. Папа приехал с сестрой забрать её: ей исполнилось три года, дальше она должна была пойти в детский сад.
—  Где же мама? — спрашивала она.
—  Сейчас мы к ней поедем.
Они долго ехали на трамвае. Ей нравился перестук трамвайных колес, в них было движение. Наконец она вырвалась из этого тихого, спокойного плена, где не было никаких ярких событий, кроме газовой печи.
Мрачное сооружение удивило и насторожило её. Папа ушел куда-то, они с сестрой и другими людьми долго стояли у ворот. Затем вышел папа, взял их за руки и повел через проходную.
Это была тюрьма.
Их завели в какую-то комнату. Решетки. Много женщин у решеток с маленькими окошками. Там была мама, совсем другая, не такая, какой она себе её представляла, но это была она. Её добрая улыбка и лучистые глаза говорили, что это она.
Она просунула в окошко руку, погладила её по голове, лицу и ей было очень хорошо. Затем сестру. И папу... Они долго держали друг друга за руки, а девочки держались за его штанины. Затем папа взял их на руки и вынес из этой кричащей комнаты.
Бабушка встретила их радостно, пирогами, молоком и чаем с колотым сахаром. Хотелось засунуть в рот как можно больше кусков и долго сосать, представляя, будто это конфеты.
Бабушкин рай продолжался недолго. Её повели в детский сад. Папина сестра, тетя Нюся, очень волновалась перед отправкой девочки в незнакомый детский сад. Ей сказали, что все будет хорошо, что у них много игрушек и дети довольны.
Игрушек было действительно много. Но ей понравилась одна — бабочка на колесах и длинной палке. Ей очень хотелось, чтобы она взлетела. Она разбегалась и поднимала игрушку вверх, и ей казалось, что вот-вот бабочка взмахнёт крыльями и улетит. Но кончилось все тем, что она задела какого-то мальчика палкой и у неё отобрали игрушку.
Этого мальчика звали Сережа, она влюбилась в него сразу, как только он заплакал. Надо заметить, что ей всегда нравились люди более слабые, и ей всегда хотелось им помочь. И этому Сереже, ей тоже захотелось помочь.
Он собирал фантики от конфет, и она отдала ему все фантики своей сестры. Какие скандалы и истерики потом разразились, она не хотела вспоминать. Но помнила счастливые глаза Сережи.
В их группе на стене висел, даже скорее стоял, во всю стену портрет Сталина. Дети, играя, ненароком его толкали, он падал, и их задача была успеть прыгнуть под портрет и сесть на корточки. Портрет накрывал детей своей мощью. Так они сидели, хихикая, пока воспитательницы поднимали портрет, а затем каждому отвешивали подзатыльники.
Однажды воспитательницы после привычного детского хулиганства не стали ставить портрет Сталина на место, а унесли куда-то. В тот день, в гостях у бабушки, была её сестра, бабушка Дуня, они пили чай. Бабушка сказала: «Умер Ирод. Из-за него твоя мать в тюрьме и мой Володя (её сын) погиб».
Что еще говорили они в адрес Сталина, она не помнила, но горячо защищала его, потому что детям постоянно внушали, что он отец, мать и Бог, что Сталин — самое святое, что есть у человека. Но её защитные речи не убедили старушек. В слезах она убежала в горницу. Там на стене висела икона с изображением Иисуса Христа. Девочка впервые увидела, как пронзителен его взгляд. Она стояла, как вкопанная, перед образом, боясь пошевелиться: при каждом движении, глаза Христа сопровождали её. Она чувствовала, что он все видит и все знает, что она не права, а бабушки правы.
С этого дня вся её дальнейшая жизнь оценивалась через призму его глаз.
Мама вскоре приехала. Они переселились в полуподвальную коммунальную квартиру с земляным полом.
В доме был один сундук, он же стол, шкаф, одна кровать, один диван. Девочки спали на диване, заставленном стульями, чтобы не упасть. Но каждую ночь все равно кто-нибудь падал. Ноги постоянно по ночам болели, их ломило от холода и сырости, и мама теплыми руками растирала их.
И вот снова сад-интернат в лесу. Снова она скучает по родителям, хочется домой к маме, к её теплым рукам и радостной улыбке.
Однажды папа с мамой приехали к ней в гости, привезли гостинцы. Ко всем детям приезжали, и всем детям привозили одинаковые гостинцы — маленькую корзиночку с клубникой, несколько конфет и печенье.
Желание уйти домой было так велико, что всю встречу, она просилась домой.
Теперь, она понимала, почему. Ей хотелось быть слабой и беспомощной, а она вынуждена была быть сильной и мужественной.
Родители сказали, что заберут её, чтобы она отнесла гостинцы, угостила детей, и они поедут домой. Она угостила детей и попрощалась с ними, объявив, что уезжает. Каково же было её изумление, когда родителей не оказалось. Она кричала: «Мама, папа!», — но никто не отзывался, она захлебывалась от слез, и все звала и звала, но родителей не было.
Вернуться назад и выглядеть врушкой в глазах детей, она не могла. Оставалось одно — бежать. Она побежала по бесконечной пыльной дороге, которая вела вниз под гору. Добралась до трамвайной линии. Села в трамвай и поехала.
В депо кондуктор спросила, где она живет, и через милицию её привели домой. Дома никого не было. Нашли бабушку. А на следующий день снова отправили в сад. Но вернулась она победительницей, объявив всем, что дома скучно, делать нечего и что здесь намного интересней.
Этого обмана, родителям, она так и не простила. Хотя, будучи взрослой, поняла, что им просто некуда было её деть: мама работала, а папу положили в больницу.
Но все равно, детям надо говорить правду.
Освоившись в детском саду, а затем и в лесной школе, она поняла, что здесь её дом, а туда, к родителям, она приезжает временно, погостить.
Но когда она приезжала, на улице Рахова, в городе Саратове, начинался праздник. Жители говорили: «Галя приехала, засучай рукава».
Все работали. Дети учили текст, родители шили костюмы. Каждый вечер спектакли. У неё была блестящая память: с одного раза запоминала пьесы, сказки — все, что слышала. В детском саду, да и в школе не было библиотеки, воспитатели приносили книги из дома и читали вслух, поэтому она не очень любила читать, но слушала с большим интересом, и от детей требовала, чтобы они так же, как и она, быстро все запоминали и делали.
Каждый вечер во дворе собирались жители улицы со своими скамейками. Дети играли «Золушку» и «Конька-Горбунка», «Золотую рыбку», и «Снежную королеву»... Удовольствие старушки и родители получали огромное. Смеялись «до упаду», хлопали громко. Гладили детей по голове, целовали, угощали конфетами и яблоками. Это было настоящее торжество.




* * *

Языки пламени облизывали стены камина, все озарялось таинственным светом, и уже стихия, превращенная в потоки ливня, не казалась столь мрачной, а наоборот, будоражила и будоражила череду воспоминаний.
Его мягкие, теплые руки нежно перебирают волосы на ее голове, мягко проходят по лицу, плечам... о, упоительный миг блаженства, когда сердца бьются в унисон и ничто не может помешать этому сладостному моменту проникновения друг в друга.
Любовь... любовь — это брызги и искры, это боль и радость, это свет и тьма, это бесконечность, вселенская катастрофа, похожая на бушующую за окном стихию! Любовь созвучна музыке, когда она пронизывает тебя. Каждая часть тела, каждая клеточка, наполняется звуком. Ты становишься её струной, её инструментом. Все проблемы отступают, мир становится гармоничным, — и ты входишь в него, как некое ментальное тело, даже не тело, а субстанция. И кажется, что ты способен на всё. Пройти через гору, парить над облаками... и строить звёздные города. Мир полон любви и гармонии. Любовь — это огромная сила, которая может возвысить человека или низвергнуть его в бездну.
Телевидение. Снующие, мечущиеся, курящие на лестничных площадках люди. Глаза, глаза, глаза... мелькание рук, дыма, платьев — все мчится и плывет. А там, вдали стоит он. Его взгляд притягивает, его руки берут твои, и ты знаешь — это Судьба. Богом дарованное соединение.
Ей — 19, ему — 21 год. Он поглощает, порабощает и лепит её. Редкий магнетизм заложен в его натуре, вырваться из плена которого почти невозможно.
Жизнь пронеслась, как одно мгновение. Романтика познания человека, ищущего Истину, влекла её все эти годы.
Что же в нём особенного? Прежде всего, аристократизм. Аристократизм духа. Он был сильным и одновременно слабым, как ребенок. Он мог сострадать букашке и словесно уничтожить человека.
Он был другой. Богу было угодно соединить их очевидно потому, что положительная энергия, заложенная в его фамилии, была фамилией и её предков. Она должна была вернуться, и войти в оптимистическую, созидательную натуру, чтобы дать жизнь новой личности. Постоянная борьба и гармония — вот, что объединяло их.
Он проникал в её сознание, тормошил его, заставлял мыслить абстрактными величинами. Силой мысли двигать горы и останавливать бурные реки. Выходить из телесной оболочки и перемещаться в другие миры и пространства. И, казалось, в мире нет ничего невозможного, надо только верить. Вера удваивает силы и ведет к достижению цели.
Но, надо было что-то есть, на чем-то спать. За порогом квартиры, мир был совершенно иным. И в этом мире надо было жить, общаться с людьми, работать...
Теория постижения Истины казалась миражом и уходила все дальше и дальше, а в реальности возникали бытовые проблемы. Ей хотелось уюта и спокойной семейной жизни. Ему же надо было постоянно с кем-то бороться, чтобы доказать Истину.
 
У камина сидели двое, состоящие из проблем.
Словно два одиноких изгоя, в ожидании перемен.
Один читал Платона, другая — писала стихи,
И оба молили о чуде, в их странной, нелепой любви.
Один мечтал о страсти, о буре, и пене морской.
Другая хотела покоя и неги в тиши ночной.
Один будоражил ветер и вихри в тихую ночь.
Другая грезила принцем, чтоб подарить ему дочь.
И оба сидели молча, обиды в душе храня,
Лишь блики в глаза катились при затуханье огня.
 
Борьба двух противоположностей продлилась более тридцати лет.
 
* * *
 
Блики огня из камина создавали причудливые формы и образы на стенах гостиной. То она видит голову сурового льва, проницательно смотрящего на неё. То этот лев, уже не такой суровый, и даже приветлив его взгляд. Но ощущение огромной, внешней силы, не уходило ни на минуту. Или ты с ней, или эта сила сметет и растопчет тебя.
Что же нужно от неё этой силе? Что должна она сделать в этом огромном бушующем океане жизни такое, – чтобы выполнить свое предназначение? Что? В одном из её стихотворений говорится:
 
«Я Стрелец, урождённый в годину Быка,
Словно Бык на таран идущая,
Я хочу, чтоб пробилась в сознанье дыра,
Уводящая мысль в грядущее.
Чтоб задавить потоком идей
Примитивность мирского мышления,
Да благословит меня на то Гименей,
В моём бесконечном стремлении.
Я постигаю начало начал
И судьбы неуёмной гонения,
Мне жизнь не давала мягкий причал
И терзала душу бурлением.
Мне открывалась дорога в рай,
Но я избрала другое —
Безумство чувств и страстей ураган,
Разрушающий мысли устои.
Я хочу всё познать и успеть,
Чтоб в созвездье небес унесённый,
Бык-стрелец укротил свою спесь,
Лишь своею стрелою пронзённый.»



* * *
 
Москва — её город. Одни любят московские улочки с их патриархальной аурой, а она любила широкие проспекты, центральные просторные улицы, рев самолетов и визг тормозов.
«Это мой город, — сказала она себе.
Первая жена художника Фалька, благообразная, красивая пожилая женщина в инвалидной коляске, стала ей опекать. Она ввела её в артистическую среду и помогала в дальнейшей судьбе.
Работа в Доме культуры и параллельная учеба в Ленинграде — и вот она уже директор в 24 года. Такой же руководитель самостоятельного подразделения, как и любой другой, убеленный сединами начальник цеха.
Завод, при котором был ее Дворец культуры, встретил её радушно. Помогали все. Когда она приходила в какой-нибудь цех, рабочие выключали станки и смотрели на неё широко открытыми глазами. Она говорила: «Дорогие друзья, революции не произошло, продолжайте работать, мне нужно выточить всего лишь одну деталь».
Её любили. Одиннадцать лет, она отдала этому заводу. А во Дворце культуры был такой творческий коллектив, что телевидение постоянно вело оттуда свои репортажи.
Все вокруг бурлило и кипело. Философия и работа, работа и философия.
Но к 30 годам захотелось уюта, тепла и продолжения рода.
Любовь дала жизнь другому человеку – сыну.
 
* * *

Но каково же её предназначение?
Время социальных перемен. Она начальник управления культуры. Глоток свежего воздуха и расползающаяся система управления. Хорошо отлаженный механизм стал давать сбои. Она писала: «Великая Доктрина коммунизма рухнула, но что осталось взамен? Хаос, опустошение, злоба. Злоба на обманутые надежды, злоба на соседей, живущих лучше. Что ждёт Россию завтра? Что оставим мы своим детям и внукам? Разрушенную экономику и звериные инстинкты? Созидание требует времени и терпения. Но если мы не хотим терпеть и строить, то непременно попадаем в пучину хаоса и беспредела. Как вырваться из этой пучины порока и насилия, которые возобладали над человеком и держат его в варварских тисках? Как вырваться из формулы трёх «С» (страха — секса — силы)?
Россия — наша общая земля, наша жизнь, наша плоть! Мы люди разных национальностей, вероисповедания, цвета кожи, но все мы часть этой земли.
Все мы умеем чувствовать, любить и ненавидеть. И как разумные существа, мы в состоянии подавить в себе низменные инстинкты и подчинить их разуму. Разум дан человеку для созидания. Для строительства новой цивилизации. Для самосовершенствования. Надо задать себе вопрос «Я — Человек или Я — инфузория, неспособная мыслить и чувствовать?» И когда ты ответишь сам себе на этот вопрос, то поймёшь в каком мире ты хочешь жить, и что оставишь после себя.»
Церковь стала её путеводной звездой. Митрополит — первым доверенным лицом на депутатских выборах. Сколько шуму поднялось в райкоме партии! Сколько упреков и непонимания! Она написала заявление о выходе из партии, ибо существуют иные высшие ценности — ценности духовного обновления.
Другие люди открывались её взору, другие миры и другие понятия. Люди высокой нравственности, блестяще образованные и обладающие глубоким, масштабным интеллектом. Она создает фонд по сохранению и развитию славянского культурного наследия. Святейший патриарх становится председателем попечительского совета фонда.
С агрессивным, рвущемся к власти меньшинством, ей, как начальнику управления, работать не хотелось, она уходит из начальников и погружается в мир творчества и познания.

Спасибо, Господи, за откровенье,
За солидарность в тишине,
За вдруг пришедшее прозренье,
На ниве грёз в моей судьбе.
Спасибо за благословенье,
В моей душе открылось вдруг,
Нечаянное вдохновенье
И бесконечность страстных мук.
Любовь и радость исцеленья,
Проникли вглубь моей души.
И звездопадом откровенья
Вонзились в пелену судьбы.
 
Быт мало интересовал её, но ей очень хотелось построить храм, вырастить своего ребенка достойным человеком, посадить сад и иметь свой очаг.
Все с божьей помощью начало осуществляться.
Вот она уже президент фонда, но это не точка в её предназначении. Явившийся ей во сне Николай-чудотворец благословил её на большую, трудную, но благородную миссию, миссию просвещения и объединения людей в их стремлении к созиданию. Это главное её предназначение!
Гроза прошла, на востоке появились первые лучи света. И весь тот ночной кошмар показался лишь легкой прикидкой сил в борьбе между светом и тьмой, между добром и злом.