Ловушка

        от любви до ненависти


        Я увидел её и понял – случилось. Будто одурь нашла наваждением, оставив в груди непроходящую тяжесть предчувствия. Нет, то не было внезапным увлечением, ничего такого, без дураков. Я лишь воочию увидел тревожное существо, жуткую тварь из подспудных снов с холодной испариной наутро.
К чему убеждать себя, что воевать с женщиной глупо, даже во сне, что может она и не ОНА вовсе, а я сам в плену жестоких мистерий, что всё это чушь в конце концов и важно только развернуться и как можно быстрее идти, идти, идти... Нет, я стоял как вкопанный и во все глаза смотрел на неё, до боли в голове, до спинной судороги. Вид мой был страшен, зеркально отразившийся на её лице, а она смотрит; взгляд ласковый такой, странный, ну ни дать не взять пришибленная, а у меня аж мускулы лицевые затекли. И  вся она жалостливая, подавшаяся, чуть ли не по-собачьи – ни прогнать, не ударить. Почудилось вдруг колебание, мелькнувшее в её широких глазах, и тут я напрягся как перед прыжком – готовый грызть и убивать, озверел, не знаю, что со мной стало. Но вижу бесполезность всего – решилась она и остальное уже не имеет значения.
В тот самый миг загорелась во мне ненависть негасимая обречённого человека, что даже страх могильный перед неизбежностью был слабее. Холодея до кончиков пальцев, я принял вызов и двинулся навстречу своей погибели.
Лишившись на какое-то  время   всего рационального, пренебрегая инстинктом самосохранения, я шёл к ней не обращая внимания на сигналы автомашин и резкие крики, гаснущие за моей спиной.
Природа вокруг праздновала очередной свой праздник: густели пухлые барашки облаков на бирюзе по сумасшедшему яркого неба. И ничто, ничто не вселяло тревоги, но последняя поселилась во мне навсегда.
Жизнь моя раскололась надвое. С того дня весь сонм моих мироощущений сузился или, вернее, сжался до банальной фронтовой линии, где ставкой, призом за победу, были не только покой и свобода, но жизнь. И, к величайшему сожалению, не осталось и намёка на сомнение в исходе этой странной и последней игры. Тем  злее и опустошённее становился я, накапливая в себе понемногу взрывчатое вещество,  способное не оставить  и следа на этой грешной земле от нас обоих. Я отчётливо осознал, что мне попросту осталась лишь агония – набирать критическую массу для самоуничтожения.

... я иду по воде, по холодной воде, я стыну и спешу; мне необходимо успеть, дотянуть до желанного берега, спасительный уступ близок, я тяну руку, но...
мне уже не нужен  берег и я не хочу твёрдой опоры под ногами и готов исчезнуть, раствориться, захлебнуться в чавкающей жиже подземного ущелья. там  - берег и свет, там – ОНА, вселяющая жуткий страх, что пробирает до щиколоток и заставляет, даже, забыть о леденящей душу и тело воде, о лишениях и тягости, о стремлении к долгожданному спасению.
ОНА растёт на глазах и, возвышаясь надо всем ,зовёт, зовёт одним взглядом безумных и ласковых глаз, зовёт туда, откуда не суждено вернуться...

Утро, холодный и липкий пот заливает взоры. Я очень устал, движением век обрываю тускнеющий занавес остатков грёз, а с плеч будто валится сизифова глыба кошмара, но тревога  живёт во мне, тлеет и жжёт разум.
А внизу, далеко – бесконечные лестничные марши этажей и, наверное, спасительный мир усыхающих в плавной копоти улиц, поникших утёсов домов, зияющих окнами сполохов зари, муравейников площадей и клоак перекрёстков, где капля твоей беды сливается с общей бедой и никому до тебя. И, всё же, здесь нет спасения, выхода и простора ибо миг, нескончаемо порождает другой, каждая доля секунды неумолимо волочит к исходу определённому судьбой. Везде я могу встретить ЕЁ, изнемогший от беспощадного напряжения, истощивший последний резерв сил, за то, теперь наверняка знающий, что с этим нужно и пора покончить.
В промозглом, бешенном городе, где эхо в закоулках кричит одиночеством, и стены каждого дома вторят ему, а в беснующихся толпах, распалённых страстями и неуемной тоской, витает зной одиночества, мне уже нечего делать. Никогда я не стану бороться с этим, и, впору, бежать за Алисой Кэрролла, опять оставаясь на месте, потому что здесь самая настоящая медленная страна, где вязнут в застывающем времени последние надежды.
Опять я чувствую тошнотворную одурь ЕЁ приближения, но легче несом мой шаг; решение вызрело. Я  вспомнил забытую детскую игру в колечко и зашвырнул его как можно дальше, чтобы не передумать. В кулаке я держу весёлую штучку, маленький залог неотвратимого избавления. Нет, нет смотреть на НЕЁ я совсем не хочу, но лёгкое дыхание, срывающееся с нежных  уст, которые, я знаю, шевелятся натужной речью уже неслышных мне слов, касается моей шеи. Важно только разжать пальцы и через считанные секунды всё остановится, чтобы сгинуть, по крайней мере, для меня одного.
Я улыбаюсь, убийца собственной Смерти.