Закон ома



Включил я чайник «Philips» - и лампочка на нас чуть-чуть нахмурилась,
Что сотней ватт из абажура хитро щурилась,

Нахально созерцая россыпь хлебных крошек на обеденном столе,
Дразня кота, что словно вывалян в золе -

В мягчайшем пепле, что с берёзовых расколотых полен,
Сгоревших в топке. От усов и до колен

Весь серый, с франтоватым перламутром, как налётом седины.
С таким и разговор нам следует начать на Вы…, -

Не может только пялить глаз, вот так, который час и ватт уже подряд:
В сети же не кончается немыслимый заряд.

И безразлично, что турбины где-то, как-то, крутит, крутит, крутит:
Сомлевший пар или плотина воды вихрем мутит…

Вольфрама разгорелся в тесной колбе, как в реторте мага, уголёк:
Там электронам наплевать и невдомёк,

Что чем-то там они обязаны и навсегда уже творцу того закона – Ому…
Незнание основ не может ввергнуть в кому

Неуловимость их обманчивых, как призраки, чуть-чуть означенных, телец,
Не разобьёт их паралич – «Ну вот, брат, и конец…», -

Ударив в лоб: и скорчит мозг, инсультом беспощадным, ужасающая спазма –
Окоченеет в мышцах тела жизни протоплазма…
И не чем уж достичь, увы, оргазма…

Да: позабудется и слово, хоть обманчиво порою и бывало, возбужденье:
Исчезнет постоянством стробоскопа, - упражненье,
Что повторяли ежедневно; то движенье,

Которым множили всё без числа, как зеркала трюмо, детей от скуки…
Те, прочитав букварь, толкли, как воду в медной ступе –
Тот алфавит, что был нам прежде недоступен:

Физических законов скорченные старческим маразмом строчки –
От перенапряжения, ушей вытягивались дико мочки, -
Где кляксы запятых и скудность чёрной точки

Пытались объяснить какую-то, без разницы и глубоко, им суть:
Открыть доселе всем неведомый покамест вовсе путь…
По мне же это всё – лишь словоблудие и муть.

Ведь сила тока - от лукавого, поверь, мой друг, поверь, поверь, поверь:
В убогость кельи распахнул он в полночь дверь

И нашептал на ушко измождённому от бдений и безбрачия монашку
Про электроны, волны, тола шашку…

И вот, пошло с тех пор гулять, как будто бы научное, везде наследство:
Алхимия одна – сплошное адское соседство,

Где в формулах сплелись, коктейлем дьявольским и выдумка и ложь:
Обман в розетке бьёт по пальцам – недотрога! – сплошь,

Не разбирая вовсе наши звания и должности, заслуженные чины –
Резиной лишь прикроет те ужасные причины

И, лживо вывернув, дрожащие в немом усердии, досель, уста,
Электрик выдавит, как из желудка: «Мол, пуста –

На ноль иссякла фаза ваших подгоревших, как на сковородке, проводов…»
И вздор несёт о тайной власти тех подков –

Их греки нарекли, в античности видать ещё, не  альфой, а разомкнутой омегой:
Со словарём физическим побегай,

В тиши нахохленных библиотек - и выяснишь, что это те же омы…
Да мы и с химией, почти что, не знакомы,

Но понимаем – просит, красноречием молящим, наш голубчик, мзды:
Ну что ж, есть водка…. И ему уже не до еды:

Взбодрился он бесстрашно терапией вольт так эдак в двести двадцать,
Когда, сомлев, он начал голый провод мацать –

Стриптиз устроив медной, под штукатуркой извивающейся, жиле…
И долго, после, изолентой ворожили –

Достоин, по трудам и доблестям, чтоб орден мне вручила мать Тереза:
Два раза ускользнул я от зубов его пореза… -

Сломил активное – два раза кулаком, с размаха я - сопротивленье,
Забыв о Льве Толстом, о зле, непротивленье…

Наука, вся, как не крути, - палата всё же, по цитате, номер шесть:
Не зная Дарвина, во льдах мы потеряли шерсть,

Оставив кустики, пусть чахлые, в местах стыдливых и причинных:
На радость всех яйцеголовых каст, корпоративных…

Есть объяснение всему – в брошюрах, напечатанных издательством нам «Знанье» -
И с ними отошли, на задний план, привычные терзанья

О смысле бытия…. И, грузной карнавальной, бутафорской пирамидой,
Комедия вокруг…. Придумка Еврипида.

Хотя, быть может, описал он с пафосом трагедии накал, но всё же фарс,
Где зрителю оставлен очень призрачный уж шанс –

Не разувериться в предназначении и слепка грубой, нависающей со сцены, маски:
Поняв, по трещинкам, что гложут гипс, - что мы, увы, не в сказке…
И надо следовать гримасе – той подсказке,

Которой автор скрыл от нас лицо бездарного насквозь фигляра – не актёра,
И чувства подобрать, с неспешностью ленивою сапёра,
Чтоб избежать навязчивого флёра,

Которым режиссёр так испохабил ценность авторской отвергнутой ремарки,
Небрежностью своей оставив только гнусные помарки:
Уродством пошлости они слепят: ужасно ярки…

За всё в ответе те, с унылым почерком всеведенья и всепрощения, законы,
Что божеством возводят в храм науки нам на троны:

В их легионе встретим мы, в соседстве близком очень с Зевсом, Ома…
Века идут. Лишь кошка по привычке дома:
Как блохи, у неё в шерсти роятся по орбитам непонятным совершенно электроны
И ждут, когда созреют новые Ньютоны, -

Ей хвост прижав дверьми со скрипом ли, иль наступив больной отсиженной ногой –
Встряхнёт вдруг гений просветленной головой

И, голым выскочив, в толкучку хаотичных будней предночного тротуара,
Преподнесёт закон, с высокомерьем божеского дара:

Как будто пламень неизвестный выкрал вечно новый Прометей –
Нет имени ему: он откликается на: Эй!

И всё…. И всё, что знали – только суете сует и всеблагая, но во благо, ложь и блажь:
Мир – чёрный ящик: тот, заброшенный навек, как навсегда, гараж…
Он на задворках так уродует пейзаж:

На крыше ржа покрыла, струпьями и ту, от тех консервных банок, жесть:
Кислотных облаков, злопамятных дождей и ливней это месть –
И охру понапрасну проливала с кисти лесть,

Когда униженно она лизала стены, потолок и на замке совсем ненужный болт…
Решили подкупить и скрыть тем экологии дефолт…
В палитре преднамеренный раскол…

Его снести? Но чем заполнится той ретуши сквозящая насквозь дыра? –
Средь мироздания – обжитого давным-давно уже двора.
Где лозунг вешать с восклицанием: «Ура!

Преодолели мы ещё, пусть относительный, но всё-таки предел –
Страх оппонентов оказался у корыта, не у дел!»
Где нацарапает, восторг свой, матом, мел?

Пусть возразят: Замок закрыт и ключ давно потерян…. Ну и что? –
Там пустота, в скрипящий хром одетая, в военное пальто,

Чтоб стать невидимой – для нас, что любопытны так, для всех:
Пустоты сшиты из безделок и прорех…

Над нами не галактики, не комковатые скопления из звёзд, туманностей - шары:
Есть чёрные, с неверным светом, как изнанка той дыры…

Звезда – обычное сосредоточие непризнанных, и там, как и у нас, чудес,
Что придавили той голубизной, немыслимой, небес…

Там есть планеты, жизнь, достаточно и Менделеевых, а так же есть и Омы:
Зевнут, знакомясь: «С этим мы знакомы…»

Скучна и пресна, будет встреча двух, цивилизованных на свой манер, миров:
Подсчёт ленивый равенства тупых, и прочих там, углов –

Двух треугольников – не разобрать и нам, какой же - левый или правый? - наш;
Вода там так же сухо начинается на «аш»…

Чуток пораньше бы – когда Омон, ну тот, на лодке, тростниковой, что ли, «Ра»,
Не барство заступал своё, и каждый день, с утра –

На всё на свете был тогда свой миф и был свой постоянный бог:
Священный бык, у алтаря, оттачивал упрямо рог

И пёк блины, что назывались повсеместно - плодородья благодать…
Где капища богов? Теперь уже и не собрать –

Всё объяснили скучные учебники для всяческих – гуманитарных даже! - ВУЗов:
Там объяснили и бильярд, где с сеткой луза:

Сплошные вектора и матрицы, индукция, дедукция, полярность,
Падение лучей и перпендикулярность…

Электротехники не знали и не знают, я уверен, вовсе провода:
Насест для птиц – всё остальное чушь и ерунда!

А Ом талдычит: умножение…, возьмём теперь, однако, и в квадраты…
Нет, что бы взял обрывок крепкой просмолённой дратвы

И к валенкам бы пришпандорил, к дырам старым, новые подмётки,
Сходил за пивом, взял бы ржавый хвост селёдки

И в топку, на растопку, сунул, скомкав, клочковатый лист,
Чтоб был тот безмятежно, неразумно чист:

Чтоб не успел познать, вовек, тот лист каракули от спешки и чернил:
Чтоб в том учёный бы никто не пригласил

Ту несуразицу головоломных, словно камень чёрствых, формул,
Какими подготовил мирозданию реформу

Патлатый гений. Впрочем, может быть он первозданно лыс:
Коленка манекенщицы, подбритый чуть каприз… -
В восторге все: Давай ещё, на бис!

Он получает премию. И место застолбили в знаменитом Пантеоне,
Ему, как Апису священному в загоне…
И звёзды расцветают на погоне:

Ведь стал в науке он, отныне, полноправный полный генерал.
Да что там – маршал иль фельдмаршал! – не капрал:
Бессмертных аксельбанты он стяжал…

И врежут имя, как в надгробный камень, в тот фундаментальный труд,
Который школяры без устали жуют, жуют, жуют,
Хоть понимают: се – напрасный труд…

А вилки тупо тычутся, везде, хоть в Африке, в развёрстые розетки.
И дневники уродуют негодные отметки –

За то незнание закона, так надоевшего по всей по нашей Ойкумене, Ома:
А кто предвидел – те остались дома.

11-14.10.02


Рецензии