Журналист Джихада

                Вступление
В отличии от расхожих представлений, перестрелки и поединки – это отнюдь не жизнь разведчика. Это ее конец. Это значит – тебя уже раскрыли. Ну, а уж если тебя обложили профессионалы, то ни беготни по крышам, ни прыжков с моста они не допустят.
Смертельные удары и стрельба навскидку – не самое трудное. Не за один день, но этому  можно научиться.
Выполнение задания, да и, собственно, сама жизнь в разведке гораздо чаще, зависит от исхода "поединка в смокингах". Без всяких резких движений. Не повышая голоса.

Этот рассказ - об одном из таких поединков.

               

                Офицерам военной разведки России
                – живым и тем,
                кто будет вечно жив в нашей памяти

                РАДИ  НЕСКОЛЬКИХ  СТРОЧЕК  В  ГАЗЕТЕ.
Осталось ли что-нибудь на этом свете, что не может вызвать у журналиста ироническую ухмылку?
Взять, например,– желание осчастливить людей. Например, найти для них ответ на какой-нибудь мучающий их вопрос.
Особенно, если  твоя аудитория – респектабельные люди с дипломами (пусть даже купленными). После того, как они попрятали свои золотые цепи и кастеты, им захотелось ощутить себя неким звеном в цепи поколений.
Теперь, заработав очередной чемодан "зеленых, они с большим удовольствием читают про то, что надо иметь Бога в душе. И чтобы не ляпнуть на столь тонкую тему какую-нибудь глупость, имеет смысл, не изобретать велосипед, а со всяческим почтением навестить кого-нибудь из популярных священнослужителей и с наивным видом задать ему несколько  самых обычных вопросов. После чего, по возможности не перепутав слова, -  записать ответы. И – в статью.

Так что в намерении очередного журналиста взять интервью у очередного посредника между людьми и небом на первый взгляд ничего необычного, господа, усмотреть, ну просто невозможно.

Это, правда, только в том случае, если вся твоя жизнь состоит только из пресловутых журналистских будней. И если указания тебе дает только твой главный редактор. И тогда, если ты не ищешь себе на одно место приключений, ни охота за сенсациями, ни поиски мудрости, никакими резкими поворотами судьбы тебе не грозят.
А вот если твой журналистский аусвайс – не более чем "крыша" для совершенно иных будней, и указания ты получаешь не от главреда, а совсем от других людей, - эти самые повороты тебе просто гарантированы.
Например, по нижеописанному варианту.

                МУЛЛА
О желательности его встречи с муллой ему сказали прямо. Что характерно – с обоих сторон. Сначала ночью, после осторожного стука в окно.
- Слышь, Володь, такое дело.  Сюжетик один нарисовался какой-то смутный. Есть тут у вас один мулла.  Уважением пользуется, а за какие дела - непонятно. И – не вяжется что-то здесь. Не вписывается он в картину. Типа, как профессор на стройке. Люди к нему иногда приезжают какие-то…
- Какие?
- Ну,  как бы это… несоответствующие, что ли. Ниточки к нему явно какие-то тянутся. И смотри: с одной стороны – странно все, а с другой – конкретики на него, ну  никакой.  По всем линиям чисто. А так не бывает. Знаешь, как говорят:" Если люди ходят, а все чисто, значит кто-то чистит". Надо бы выяснить, что за мулла такой непонятный. И что именно он за собой чистит. Вник? Ну, и чего тебя учить? Только портить. Действуй! Я тебя найду.

И через пару дней, за очередным застольем у Тимура.
- Володя, дорогой. Ты почему ничего не пишешь о наших служителях Аллаха? Надо написать. Есть один человек. Серьезный человек! Съезди, поговори.  Проблем не будет. Все  решим. Надо ехать, слушай. Очень надо!".
Что ж вам всем так надо-то? И даже - "очень"?!
И столь странное совпадение интересов зажглось в сознании красным сигналом тревоги.
И заставляло ворочаться без сна, снова и снова  прокручивая в голове эти несколько фраз.
Это ночью. А днем…
Если такой уважаемый человек почему-то хочет, чтобы он захотел? Да я уже хочу! Ох, хочу!
- Тимур, дорогой. Какие вопросы? Машину только дай хорошую. Ты ж понимаешь: к серьезному человеку надо серьезно приехать, да?
- Мужской разговор, слушай! Какие вопросы? Джип дам. Когда едешь?

Машина - не просто джип – личный джип Тимура, как знак уважения к московскому журналисту. Шофер – один из многочисленных дальних родственников Тимура же, здоровенный туповатый детина, лентяй и болтун Аслан. Машину, хоть и помещался в нее с трудом, вел мастерски.

Часа три по горной дороге. Село.
Сухая, жилистая фигура, аккуратная бородка, внимательные спокойные глаза. "Благодарю за визит, господин журналист. Большая честь для моего дома. Я читал Ваши статьи. У Вас запоминающийся стиль. Мне особенно понравилась статья о джихаде".  "Спасибо. Мне очень приятно".
Рядом – подросток. "Мой сын Эльдар".
Приглашающий жест. Аслан остался в машине. Застыл в ней, как будда. Ну, как знаешь. Сиди себе под раскаленным солнцем.

Прохладная комната. На невысоком столике - чай, виноград, орехи, дыня, еще что-то, еще что-то. Сначала минут двадцать легкого, ни к чему не обязывающего, светского разговора на тему "А как там у Вас?" Потом, еще примерно столько же - вокруг сюжета: "И как Вам тут у нас". 
Все правильно. Вне зависимости от культурно-духовных претензий, любого человека в конечном итоге  интересуют два вопроса: "Ты кто?" и "Что тебе от меня надо?"

В столичную штучку он не играл. Пальцы не гнул.
Все просто. Чуть ли не само сложилось. Москва. МГУ. Факультет журналистики. Внештатник популярной московской газеты. И не какой-нибудь там, а популярнейшего "Московского …" как бы это – словом, уже не пионера, но еще и не совсем коммуниста. (Ну, господа, вы же знаете.). Пара статей о любви, что-то о квартирном вопросе в столице, о молодых семьях,  немного о спорте. С главной своей темой еще не определился. Какие наши годы, еще есть время определиться-то.
И вдруг! Тема нашла его сама! Маленький, но гордый народ! Потомки Шамиля. Джихад. Полковник авиации, возглавивший путь к свободе. Ну, и - как у  Льва Толстого "Не могу молчать!". Три статьи подряд.
Калерия Стародворская. Замечательная женщина! Лидер Социалистического  Союза.  "Ваши статьи я показала самому Джораду. Ему понравилось. Мы можем обеспечить Вам поддержку. Хотите писать с места событий? - "Хочу!"

Все вопросы чуть ли не сами собой решились в три дня. И вот он здесь.
Московский журналист! Уважение! А как же?! На джипе, вон, возят!
И все это настолько напоминало правду, что порой казалось, что другой правды  нет вообще. Как там у братьев - иезуитов: " говорящий правду, не обязан говорить всю правду?". Ну,  и не буду, раз не обязан. Ну, зачем, скажите,  высокопросвещенному мулле вникать в то, что его статьи в этом рупоре московского плебса появились не просто так. И что в самом этом рупоре прекрасно понимают, что громкие крики про свободу одних нужны именно для того, чтобы под эти крики тихо отмывали немалые бабки другие.  И что внимание Калерии было кому обратить именно на эти три статьи. (Ну не до такой же степени она  уж совсем-то …(пардон, мадам!),-  чтобы регулярно читать этот "Столичный недобольшевик"!). И что насчет "замолвить словцо" за молодого журналиста не сама она придумала. И про то, что многие веревочки в один узелок надо было кому-то аккуратно и не спеша связать для того, чтобы они вдвоем сейчас мирно попивали чай – ну зачем, скажите, зачем отвлекать высокопросвещенного муллу всей этой мирской суетой?
Да она ему и неинтересна совсем.
Так что… Как там у Высоцкого?  "Лучше гор могут быть только горы". Спасибо за чай! 

- Так чем я могу быть интересен столичному гостю?
Владимир достал положенный по ситуации магнитофончик и щелкнул кнопкой.
- Досточтимый мулла, многие люди сейчас…
И потекла немного другая, но такая же неторопливая беседа, и зажурчали вопросы-ответы. Интервью, так сказать! От вас, духовных – нам, погрязшим в мирской суете.
Предназначение, приход в мир, осуществление. Знаки, непонимание сути, уроки жизни. Предначертанность. Судьба. Мир внешний, как проявление мира внутреннего. Бессилие человеческих страстей и безграничность человеческого духа.
Объясните, как жить? В чем суть, где смысл? Как обрести пресловутый туннель, в конце которого – свет?
Мулла, надо признать, в грязь лицом не ударил. В меру указал, где путь, в меру посетовал, что по нему мало кто идет. Так же в меру твердо пообещал, что Всевышний, он же Аллах, не оставит во тьме своих детей.
Подумалось, как хорошо, когда оба знают, о чем можно говорить, о чем - не надо, и оба соблюдают неписаные правила.
Примерно так же протекала бы беседа с каким-нибудь отцом - настоятелем безразлично где: в Москве или за Уралом. Обычные - умные, слегка наивные, вопросы. Обычные - умные, благостные хотя и слегка ироничные, ответы. Все как обычно.
Необычное началось чуть позже.

За окном раздался выстрел. Потом с небольшим перерывом - еще два. Автоматически отметил: "СВД, драгунка, снайперка. Специфическая вещь. На любителя". Сам он в свое время был как раз таким любителем. Так что мощный и, в то же время. аккуратный хлопок СВД-шки он бы не перепутал ни с чьим другим. Вопросительно взглянул в лицо мулле.
- Это Эльдар. Мужчина растет. Хорошо стрелять хочет. Не мешаю. Пусть учится. Вот автомат пробует. Хорошо!
Автомат? Ну, как же, конечно!  Собственно, различать автоматный выстрел от винтовочного ты и не обязан вовсе. Нормально даже, что не различаешь. Но тогда что тебя умничать-то тянет, аллаховый ты мой? Читал бы свой Коран, книга толстая, на всю жизнь хватит. Нет, он про оружие решил побеседовать. Ну, давай побеседуем.
- Хороший видно автомат у Вашего Эльдара, досточтимый. Тяжелый?
- Тяжелый, господин журналист. Очень тяжелый.
Ну, растопырь пальцы, растопырь, если очень хочется. Понадувай щеки, раз тяжелый. Рэмбо в тюбитейке! В терминатора решил поиграть. Эх, видно правда бабы злословят, что в каждом мужике сидит пацан-хвастунишка, не наигравшийся в войну. Тоже мне, "аллах акбар". И, усмехнувшись про себя (уж на это-то ума хватило – чтобы только про себя), немного снисходительно посмотрел на муллу.
А в ответ наткнулся на…  Именно наткнулся. На острый, оценивающий, напряженно - выжидающий взгляд. Так смотрят на ринге. Взгляд "поверх перчаток". Взгляд перед ударом.

Само выплыло из памяти.  Залитый светом квадрат ринга. Легкие прыжки на напряженных ногах. Глаза в глаза. Неотрывно. Поймать момент для атаки и вложиться в удар. Именно так смотрели тогда на него.
И именно так смотрел на него сейчас мулла.
Сотая доля секунды, не больше, затем мулла опустил глаза. А когда вновь поднял, … перед ним опять сидел  все тот же гостеприимный и безобидный восточный интеллектуал.
Это что еще такое?
Показалось? Нет, не показалось. Взгляд этот - был. Неслучайный взгляд, и своей неслучайностью - непонятный. Не должен бы так смотреть мулла на московского журналиста, приехавшего к нему в гости.  Не должен!
В былые времена он не стал бы на этом застревать. Ну, вылупился кто-то на кого-то больше средней нормы, бывает, нечего себе голову грузить.
Но после тех "былых времен" у него нарисовались совершенно другие времена. И серьезные люди в серьезных погонах на примерах, простых и доходчивых, объяснили ему, что информация, важная и дорогая информация, поначалу проскакивает именно в каких-то странностях, несуразностях и нестыковочках. И не замечать эти несуразности и нестыковочки, никак нельзя. Особенно,  если тебе поручено именно эту информацию добыть. Ну и, - если  сам хочешь прожить подольше.
А этот взгляд был как раз из перечня таких нестыковочек. Жесткий взгляд. Не стыковался он с образом умудренного и терпимого к людскому несовершенству служителя Бога, Аллах он там или не Аллах.

Ведь, прямо скажем, в наше время духовные лица чем дальше, тем реже играют в схимников – затворников. Вместе со всем остальным народом они уже успели осознать, что реклама – двигатель торговли, и выпадающую возможность достойно пропиариться не упускают. И, признавая взаимную пользу, снисходительно относятся к некоторой размашистости в лексиконе господ журналистов.
Так что же тогда ты так специфически в меня вперся? И почему так быстро этот взгляд "убрал с лица"? Будто тряпкой стер.
А ведь - вот оно! На-ча-лось.
Что-то тут определенно есть. Что-то здесь явно не туда растет. И внутри, уже вполне отчетливо, вспыхнул тот самый красный сигнал и завыла сирена: "Тревога!"
Без вариантов!
Так, интерес Москвы понятен. Ясно, зачем я здесь. А вот интерес местной братвы - в чем? Кого из них двоих эти бородачи проверяют  сейчас как на лакмусовой бумажке?
Чтобы чем-то занять руки, отщипнул пару виноградин. Отломил кусок лепешки. Начал не спеша жевать. Взглядом показал мулле, мол, ах! Ну просто - никогда ничего подобного не ел. Тот, так же взглядом, мол, на доброе здоровье. Расти большой. Тоже что-то взял со стола.
Оба молчали.

Внезапно Владимир почувствовал, что сзади него что-то начало происходить. Возникло непередаваемое словами ощущение, что за его спиной изменилась заполненность пространства. Он четко ощутил сзади себя человека. И почувствовал, что этот человек медленно, очень медленно к нему приближается.
Взглянул на муллу. Тот был бесстрастен и смотрел прямо перед собой.
Ах, так? Ну ладно.  Смотри себе. Мы тоже посмотрим.
Инструкторы называли это просто: "Круг". Описывать все в деталях – мистикой запахнет. А в результате? А в результате незаметно подойти к нему со спины было нереально.  Включалось нечто вроде внутреннего экрана, и он четко "видел", что делает тот, кто сзади.
Сейчас он смотрит ему в спину. Точнее – в затылок. Четыре метра, три, два. Остановился. Так, средний рост, неширокий в плечах. Руки, судя по всему, опущены. Он приготовился к какому-нибудь резкому движению. Приготовился – "принять"! Расслабил плечи и кисти. Проверил ноги: все в порядке не затекли.
Этот сзади стоит неподвижно. В спину больше не смотрит.

Мулла перевел взгляд и посмотрел на того, кто стоял у него за спиной. Ага! Прозрел наконец-то! Как же, как же! Верю!
- Эльдар, сынок, приготовь нам чаю. Того, в темной стеклянной банке.
- Слушаю, отец. И вышел, так же неслышно ступая.
Это что еще за странный сюжет?
Обращаясь к нему, мулла с улыбкой сказал:
- Мне говорили, господин журналист, Вы любите хороший чай. Позвольте предложить Вашему вниманию настоящий китайский. Из северных провинций. Мне его привезли буквально месяц назад. Он еще хранит тепло рук тех, кто его собирал.
- Благодарю вас, досточтимый. Мне вдвойне приятно попробовать его именно в Вашем доме.
Что за шутки с подкрадыванием из-за спины? Сын вошел без всякого приглашения. А это у них не принято. У отца - гость. Если уж приспичило насчет чая, Мулла должен был бы его громко позвать. Не позвал. Тот вошел сам. Не телепатия же? А может быть все проще – имел  заранее определенные инструкции? Какие? Войти без звука? Зачем?
Интересной, однако, жизнью живут обитатели этого дома.

Чай действительно был отменный. И что особенно приятно, попили его без всяких неожиданностей. Под такое-этакое изысканное плетение словес на ту тему, что, мол, искренне верующий человек одной религии не может считать  своим врагом искренне верующего человека другой религии.  И что, мол, Бог один, а путей к нему - много. Про искренние заблуждения непросвещенных людей, не нашедших этих самых пресловутых путей. А однако же из-за этих, весьма немногочисленных, правда, людей тень ложится на весь народ. И так далее, и так далее, и так далее.
Ну, посудите сами, господа, о чем еще может разговаривать с муллой из воюющего племени залетный московский журналист, прекрасно понимающий, какие темы можно затрагивать, а какие – не стоит? На чем еще проявить широту и непредвзятость собственных взглядов?  Ясно, что именно на разговоре о разных путях к одному и тому же месту. А вот то, что на этих путях в последние несколько лет постреливают, это мы, немного погодя, обсудим с другими людьми. И в другом месте.

Беседа плавно подошла к концу.
- Благодарю Вас за беседу, досточтимый мулла. Благодаря нашей встрече у меня теперь материала не меньше, чем на десяток статей. Думаю, даже в Москве напечатают.
- Не сомневаюсь, господин журналист, они будут так же хороши, что и те, которые мне уже посчастливилось прочитать.
Тонкая улыбка. Ясно дал понять, какого мнения он обо всем этом его "творчестве".
Но понимать намеки – удел умных. Наша-то роль са-а-авсем другая.
Расплылся в счастливой улыбке.
- Вы мне льстите, досточтимый мулла. Вам правда нравится то, что я пишу?
Цепкий взгляд в глаза. Тот самый, прежний. Поверх перчаток..
- Мне кажется, господин журналист, Вы гораздо умнее, чем так усердно стараетесь казаться. И, поскольку умных людей в наше смутное время немного, мне бы искренне хотелось пожелать Вам, господин журналист, долгих лет жизни.
- Благодарю Вас за добрые слова.
Жест рукой. Мол, не перебивай.
- Вы еще только вошли в пору мужской зрелости. Мне было бы крайне жаль, если бы Ваша жизнь внезапно оборвалась бы из-за какой-нибудь роковой неосторожности.
И спокойно так, оценивающе так смотрит в глаза.
Танец. Боксерский танец. Прощупывание. А так?  Ага, вон ты как. А как ты мне, если я тебе  – так?
- Мне бы тоже этого не хотелось, поверьте. Но почему Вы, досточтимый заговорили сейчас именно об этом? Ведь, по-Вашему, на все воля Аллаха, не так ли? И он всем нам – отец. А, если так, то может ли в этой жизни вообще что-нибудь называться роковым?
Ах, как мило ответил. А ведь на что-то ты явно намекаешь, мулла. Но я не понимаю намеков. Тупой. Ты уж выскажись яснее, раз начал.
- Вы действительно умны, господин журналист. Вы умеете хорошо отвечать. И так же хорошо умеете уводить разговор в сторону. Чувствуется подготовка. Немного даже странно, что человек с такой прекрасной подготовкой пишет такие откровенно слабые статьи. Я бы предложил Вам, хотя бы сегодня, оставить Аллаха в покое. У него слишком много забот и без нас с Вами. 
Разрешите, господин журналист, спросить Вас вот о чем. У Вас в Москве, кажется, есть сын  и маленькая дочь, которых Вы очень любите. Что для Вас важнее: узнать волю Аллаха или попросту вернуться живым к себе домой в Москву.

Хорошая серия.  Слабые места прощупывает.
А, если по делу? А, если по делу, то, кажется, приплыли. Аллаха побоку. Мне четко дают понять, что игры кончились. Звучит тема: или – или. Пока, правда, неясно: между чем и чем выбирать. Но ведь и временем здесь никто не ограничен. Чего он хочет? И что он знает еще?
Машины к дому не подъезжали.  Люди?... Нет, новых людей в доме не появилось. Тогда на кого же ты рассчитываешь в случае рукопашной, друг ты мой мусульманский?
Откровенно окинул взглядом муллу с головы до ног. Жилистый мужик, не просто худой, именно жилистый, подтянутый. Такие часами могут работать на выносливость, изматывая противника. Это если...  А, собственно, почему бы и нет?
Хотя - минуту. Зачем так сразу-то? Может быть и просто бытовой вариант на тему "Туда не ходи, сюда ходи". Типа: обычаев наших не нарушай. Так вроде серьезно и не нарушал. Во всяком случае, ничего такого, что бы тянуло на предложенный выбор "умный или живой".

- Могу я попросить Вас, досточтимый, объяснить мне, что именно Вы имеете в виду?
- Охотно, господин журналист. Скажите, давно ли в московских газетах журналисты начали проходить подготовку по программе зеленых беретов? Или какие там у вас были береты, может быть – краповые?
Так. И про "Витязь" мы, оказывается, наслышаны. Обширные познания, однако, у муллы из дальнего горного села. И эти свои познания он начал демонстрировать. Что-то началось. Пока непонятно – что именно. Но то, что начинается серьезный разговор – ежу понятно. Вокруг дома – никакой лишней суеты. За дверью – тоже тихо. Ну, что же. Потянем время. Пусть раскроется.
- Краповые береты это - "Вымпел", насколько я знаю, досточтимый мулла. Приходилось беседовать кое с кем оттуда, как же. Серьезные ребята, ничего не скажешь.
- Ваших слов было бы для меня вполне достаточно, господин журналист. Если бы не одна досадная подробность: краповые береты носят отнюдь не люди из "Вымпела". И ваша замечательная газета писала об этих беретах, как минимум, дважды. Неужели не читаете собственную газету?
Еще теплее. И в ОСНАЗе мы разбираемся, и газетными обзорами не брезгуем. Хорошо готовят служителей Аллаха. Особенно тех, кто посещал не только медресе, но еще и какой-нибудь учебный центр. Для особо религиозных. Только что же ты, дядя, делаешь в этой-то глуши с такой своей необычной эрудицией?
- Видно пропустил. Вы знаете, досточтимый, вся эта редакционная суета… Тут свои-то статьи некогда перечитывать, а уж про чужие и вообще говорить не приходится! Все бегом, все на лету, постоянная нехватка времени…
- Понимаю Вас, господин журналист, очень хорошо понимаю. Как и то, что Вы мастерски не услышали то, о чем я Вас спросил. Отдаю Вам должное. Но об этом – чуть позднее.
А насчет времени? На главные дела время нужно уметь находить. От них порой зависит слишком много.

Что-то, однако, затянулось вступление в тему. Надо бы его поторопить, что ли.
- Может быть, Вы мне посоветуете что-нибудь по этому вопросу, досточтимый?
- Охотно. Для начала я бы рискнул посоветовать Вам, господин журналист, постараться быть хотя бы немного более похожим на…
И – с тонкой такой издевочкой смотрит в глаза.
…на обычного журналиста, господин журналист.
И уже откровенно – опять тот же взгляд поверх перчаток, цепкий, неотпускающий. Это еще не нокаут. Это пока хороший проход левой по печени. Чтобы руки опустил. Нокаут будет следующим ходом. В голову. Если действительно руки опустишь и раскроешься. Однако, кто ж сказал, что здесь так уж быстро опускают руки и раскрываются?   
Владимир ощутил азарт. Услышал гул зала. "В красном углу…, в синем углу… Бокс!". Тугая сила наполнила тело. Как на ринге после гонга  пошел навстречу. Так же, поверх воображаемых перчаток, открыто встретил взгляд того, кто стоял напротив. Глаза в глаза! Схватка!
Однако, мы же все-таки культурные люди.
- Не совсем Вас понимаю, досточтимый.
- Мне кажется, что как раз напротив, Вы меня очень хорошо понимаете, господин журналист. И что-то мне подсказывает, что поняли Вы меня несколько раньше. Что неудивительно. Вы хорошо подготовлены, господин журналист. Однако, именно Ваша подготовка сегодня Вас и подвела. Причем, как минимум дважды. Это серьезный прокол для людей Вашей профессии – демонстрировать уровень подготовки. Вы со мной согласны, господин журналист?
- Я с большим интересом слежу за ходом Вашей мысли, многоуважаемый.
- В самом деле? Ну что же. Тогда – пункт первый. Знаете, господин журналист, Вы очень выразительно посмотрели на меня, когда я сказал, что мой сын стреляет из автомата. Да, он стрелял из винтовки. Любой воин отличит по звуку автомат от винтовки. Но то – воин. А вот где научился этому простой журналист? Разница, конечно, есть, но чтобы ее уловить, надо, согласитесь, достаточно много пострелять из того и из другого. Насколько я понимаю, журналисты обычно проводят время отнюдь не на армейских стрельбищах. Как Вы сами-то думаете, какой напрашивается вопрос?
- И какой же?
Вид у него, наверное, был дурацкий. Идиот!  Возомнил о себе!
- А вот какой. Что это за странный журналист, который плохо пишет, но хорошо разбирается в стрелковом оружии? Как, по-вашему, это естественный вопрос?
- Вполне.
Собственно, что дергаться-то? Да и разговор-то -  с глазу на глаз. Действительно, не прост, ты, мулла! И чего же ты в результате хочешь? К чему ведешь?
- Мне кажется, одно из условий Вашей безопасности в этих местах, господин журналист, состоит в том, чтобы никто и никогда не захотел бы задать Вам этот вопрос. Надеюсь, Вы не будете со мной спорить по этому поводу?
- Не буду.
- Мне приятно, что мы с Вами так хорошо понимаем друг друга. Однако, вынужден Вас огорчить. Именно этот вопрос и пришел мне в голову не далее, как час тому назад. И это, согласитесь, Ваш прокол. Прокол номер один. Не должен был бы у меня возникнуть такой вопрос. Что скажете, господин журналист?
- Я бы предпочел послушать Вас дальше, уважаемый.
- Приятно встретить такого хорошего слушателя. Большая редкость в нашей глуши. Тогда продолжим. Вам интересно было бы узнать свой прокол номер два?
- Я с интересом слушаю Вас, досточтимый.
А про себя подумал: Недооценил я тебя, мулла, ох недооценил. Как-то не верится, что кроме Корана ничему ты больше не учился. И, если учился, то где? И на чьей ты стороне в конечном итоге?

А ручеек зажурчал опять.
- Ваш прокол номер два. Мне было очень интересно наблюдать, как Вы реагировали на то, что мой сын приближался к Вам со спины.
Доски в моем доме не скрипят, не прогибаются. Сквозняком не потянуло. Несмотря на свои тринадцать лет, Эльдар – охотник. У него мягкая обувь, и ходит он абсолютно бесшумно. Однако Вы сразу почувствовали его у себя за спиной на расстоянии не менее пяти метров. Кто Вас этому научил? Главный редактор?
По спине побежал холодный ручеек.
- Я продолжаю, господин журналист. Почувствовав чужого у себя за спиной, Вы не оглянулись, как это сделал бы на Вашем месте любой другой журналист, да и не только журналист. Вы не встревожились не напряглись. Наоборот, Вы расслабились. Вы вошли в состояние готовности, расслабившись. Очень нечастый навык. Если бы я хоть немного разбирался в этом вопросе, то сказал бы, что так ведут себя отнюдь не мастера пера, а скорее мастера рукопашного боя. Где  Вы научились расслабляться в случае угрозы, господин журналист?
- Э-э... Вы знаете, я занимался..
- Знаю, знаю. Разумеется - секция каратэ в МГУ. Стрелять из армейского оружия Вы научились там же на военной кафедре. Верю, господин журналист, верю. Больше, чем самому себе. Однако, Вы не возражаете, если мы не будем тратить время зря? С Вашего позволения я продолжу.
Так вот.
Я говорил о том, что за Вами было очень интересно наблюдать. На Вашем лице появилась странная улыбка. У Вас резко изменился взгляд. Это был взгляд человека, который контролирует пространство на 360 градусов вокруг себя. Я бы не рискнул подходить со спины к человеку с таким взглядом. Так умеют смотреть ребята, обучавшиеся не на журфаке МГУ, а совсем в другом месте. Например, в одном из подмосковных колледжей за высоким забором. Возможно даже с красной звездой на воротах.
Вы следите за ходом моей мысли?
Слежу, слежу. А, ну-ка, попробуем схулиганить:
- Вполне, уважаемый… э-э-э... мулла. И, прямо взглянув в глаза: - "Кстати, а что - действительно - мулла?"
- Действительно. Однако, беседа на эту тему вряд ли продлит годы Вашей жизни. Скорее наоборот, господин.. э-э-э... журналист. Так что, с Вашего позволения, я продолжу.
Итак, мой сын приближается к Вам со спины. Вы расслабились и сосредоточились. Самое интересное в том, что я видел, как Вы отслеживали его движение. Вы его вели, как локатором. Это было видно по Вашим зрачкам.
Не совсем обычный навык для журналиста - контролировать пространство у себя за спиной, Вы не находите?

Хорошо разложил. По полочкам. За каким, интересно, высоким забором натаскивали тебя, служитель Аллаха? Очень ведь даже может быть, ты даже погоны чьи-то носишь. Интересно, чьи?

А монолог продолжался.
- Дело ведь, согласитесь, не только в том, что мне показалось странным такое поведение у простого журналиста. Вы мне, конечно можете рассказать про восточные единоборства, про свой коричневый пояс. Все это вполне может быть правдой, но все-таки, согласитесь, к делу это не относится.
А относится к делу вот что. Вот мы с Вами сидим, разговариваем, пьем чай. Я внимательно Вас слушаю. Я смотрю, как Вы воспринимаете информацию, как интересно ее обобщаете, какие нестандартные делаете из нее выводы. Если бы я не знал Вас как журналиста. Я бы подумал, что Вы – весьма неплохой аналитик. Но тогда мне сразу хочется спросить:"Что делают в молодежной газете внештатные аналитики, которые пишут не аналитические обзоры, а всякую... 
Опа-на! Ничего себе, лексикончик! А, казалось бы, ему и слов-то таких знать не положено. 
- И еще мне хочется спросить вот о чем. Что за странный аналитик, играющий роль восторженного юноши, бросившегося в гущу героических событий?  Разные амплуа, Вам не кажется?
Как он меня все-таки неторопливо меня разматывает! По сути дела, он зацепился за все, за что можно зацепиться. Ну, а какая у всего этого разматывания цель?
- Вы допускаете, что не я один могу захотеть задать этот вопрос?
Хороший удар по корпусу. Грамотно ведет тему, ничего не скажешь. А давай-ка отдохнем немного. Собьем ему темп.
- Допускаю, уважаемый, вполне допускаю. Но, если Вы не против, можно еще чаю?
- О, конечно, как я сам не подумал? Эльдар, сынок!

Эльдар унес-принес. "Прошу Вас!", "Благодарю". Отщипнул того, отломил этого.
Гонг!
- Мне бы хотелось сделать Вам комплимент, господин журналист. Поверьте, совершенно искренний. Вы позволите?
- Я слушаю Вас, уважаемый мулла.
- У Вас прекрасный литературный русский язык. Я просто наслаждаюсь, беседуя с Вами. Но, знаете, о чем я думаю на протяжении всего нашего разговора?
- О чем же?
- О том, что единственная статья, которую Вы написали тем же языком, которым разговариваете сейчас со мной - это Ваша недавняя статья о джихаде. А вот в тех двух статьях, в которых  Вы пишете про доблесть воинов, про мудрость вождей... Эти Ваши статьи написаны языком м-м-м, как бы это Вам сказать, чтобы не обидно... Да Вы, наверное, и сами знаете?
- Знаю. Знаю, уважаемый мулла, все я знаю.
- Не сердитесь. Я не хотел обидеть Вас лично. Просто так не пишут про людей, которых уважают хотя бы в самой ничтожной степени.  Я прав?
Долго ты мне будешь еще кишки мотать?
- Я обязан отвечать?
- Нет, что Вы. Я просто обращаю Ваше внимание на некоторое бросающееся в глаза раздвоение личности. С одной стороны Вы восхищаетесь идеей джихада, а с другой – совершенно откровенно презираете людей, которые – хотя бы на словах – за джихад сражаются.

Это не просто похоже на профессиональный разбор полетов. Это он и есть. За пару часов мулла выявил о Владимире главное - его подготовленность. А значит и  его неслучайность в этих местах. А вот эта тема вполне может закончится парой входных отверстий.
В голове пошел перебор вариантов.
Мулла – профессионал, это ясно. И школу прошел хорошую. Но чей он? Самое простое – Тимуров. И имеет задание - проверить. Но тогда ему нет смысла  рисковать в ситуации один на один. Шепнул пару слов тому же Аслану…
Чья-то серьезная разведка? И что сейчас последует? Предложение, от которого трудно отказаться?  Тогда к чему такая витиеватость?
Но ведь не случайно же ты затеял этот разговор! Что же тебе надо-то?
А внешне Владимир продолжал спокойно смотреть мулле в глаза.
И – очень внимательно слушать. Потому что, если не думать о всех возможных последствиях этого разговора, слушать муллу ему было даже интересно. Как всегда интересно наблюдать за чьей-то мастерской работой.
А тот не спеша продолжал.
- Так вот. Ваша последняя статья. Примите искренние поздравления. Замечательно! Само название "Джихад – религия чести" просто приковывает взгляд. Мне очень понравилась Ваша мысль о том, что джихад, как путь чести, не имеет национальности. У меня сложилось впечатление, что Вы писали о чем-то глубоко личном. Это так?
- Да. Это так.
- Тогда, простите, еще один вопрос. Вот Вы написали, что истинный джихад собирает под свои знамена людей чести из разных народов. Вы, что,  действительно думаете, что разноплеменная публика Тимура – люди чести?
- Знаете, уважаемый, у меня складывается впечатление, что Вы все время задаете вопросы, ответы на которые Вы заранее знаете.
- Я все-таки попрошу Вас ответить.
- Хорошо. Я отвечу. Отряд Тимура – это сборище международной шпаны. Джихад здесь не при чем. Вы довольны?
- Вполне. Но не приходит ли Вам в голову, господин журналист, что Ваша прекрасная статья настолько откровенно отличается от всего остального Вашего, скажем так, творчества, что ее вполне можно расценить, как Ваш прокол номер три?
А, к черту!
Взял скромно стоящую в стороне бутылку водки, плеснул себе полстакана, жахнул одним глотком.
- Много у меня еще проколов?
- Не могу разделить Вашу веселость. Ведь сам  собой напрашивается следующий вопрос. Что Вы тут делаете, Вы, - журналист, восхищающийся  истинным джихадом, аналитик, умеющий видеть спиной и профессионально владеющий оружием?
Как он все красиво собрал вместе! А ведь у него и не было ничего, кроме пары взглядов. Профи! Судя по всему, мы приближаемся к финальной стадии.

- Так вот. Чем дальше мы с Вами беседуем, тем больше я убеждаюсь, что Вы не тот человек, за которого себя выдаете, господин журналист.
Пауза.
А, собственно, что тут говорить. Подождем. Судя по всему, конкретика уже где-то совсем рядом. 
И дождался.
- Я думаю, что Вы, уважаемый господин журналист, в определенной степени, конечно, журналист. Но это отнюдь не главное Ваше здесь занятие. Или, скажем так, не главное Ваше здесь задание. Задание у Вас здесь совсем другое.
За дверью – никого. За окнами – ни звука, ни шороха. Давай-ка немного ускорим развитие событий. На среднюю дистанцию и раскрыться.
- А почему Вы думаете, что у меня непременно должно быть какое-то задание?
- Ну, это же самоочевидно, господин журналист. У разведчика должно быть какое-то задание. А Вы, господин журналист,  - разведчик. Молчите, не надо слов. Ваши слова уже не интересны. Интересно совсем другое. Например то, что если так думаю я, то ведь точно так же может подумать и кто-нибудь другой, Вы согласны?
Он автоматически кивнул головой.
- Тогда скажу больше. Есть люди, которые уже так думают. Очень влиятельные здесь люди. И, я боюсь, это может очень серьезно осложнить Вам жизнь. И в самое ближайшее время. Речь уже даже не о  ближайших днях. 
Твердый взгляд в глаза.
- Часах, господин журналист.
А вот это уже серьезно Он прокашлял пересохшее горло.
- Я внимательно Вас слушаю, досточтимый.
Мулла улыбнулся.
- Я уже все сказал.
- Я не знаю, право, что Вам ответить, досточтимый.
- А Вы уверены, что Вам вообще нужно что-нибудь мне отвечать, господин журналист?
- Честно говоря, нет. Не уверен.
- Тогда пейте чай, господин журналист. Вы - мой гость. И я Вам не враг, кем бы Вы ни были на самом деле.
Ближний бой!
- Благодарю. У Вас очень вкусный чай, уважаемый мулла. Мне очень приятно пить его в Вашем доме, кем бы на самом деле ни были Вы.
Спокойный и твердый, без всякой игры, взгляд:
- Ну что же, кажется, это называется обменяться верительными грамотами. А сейчас я приглашаю Вас пообедать. Вы, наверное, проголодались.
Эх, многоуважаемый и досточтимый, знать бы, чьи подписи стоят на твоих верительных грамотах! Ну, что же, давай пообедаем. Хотя, по правде говоря, какой уж тут обед!

Ели во внутреннем дворе. Аслан, несмотря на приглашение, с улыбкой и прижатой к груди ладонью, отказался. Ему отнесли в машину. Он правда наконец-то перестал изображать из себя статую и вышел из машины размять косточки. Гуляй себе, тупоумное дитя гор, радуйся жизни!
Обедали не спеша, напрягающих тем не затрагивали. Мулла был само радушие. И, кроме еды, вообще ни о чем не разговаривал. С радушными улыбками предлагал отведать то одного, то другого. Интересовался, как понравилось. Предлагал еще. Опять улыбался.
А было не до еды.  В искренность этих улыбок он верил так же, как в существование русалок и домовых. В голове, не переставая, как пчелы, гудели вопросы. И чем дальше, тем этот гул становился все сильнее. Не давали покоя слова муллы о "влиятельных здесь людях" и о том, что "не дни, а часы".  Выходило, что эти люди настолько откровенны с хозяином дома, что обсуждают с ним вопросы, явно не предназначенные для широкого круга. Но самоочевидно, что такие разговоры могут проходить только на паритетных началах. Тогда какую информацию поставлял им этот мулла? И какую – предоставит завтра?

- Вас что-то тревожит, господин журналист?
Что тебе ответить? И имеет ли смысл сейчас какая бы то ни было игра?
- Если честно – да. Думаю, уважаемый мулла, на моем месте у Вас тоже была бы причина предполагать некоторую проблемность своего будущего.
Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу. Странно, но спокойный взгляд муллы вызывал доверие. Затем тот слегка улыбнулся.
- Я Вас понимаю. Но будьте спокойны, господин журналист, то о чем мы разговариваем с Вами, никогда не выйдет за порог этого дома.
- Почему, - глухо спросил он.
- Знаете, господин журналист, Вы можете строить любые догадки на мой счет. Но я действительно мулла. Вы можете этого не понять, не в этом дело. Так вот, в той мере, в какой я считаю себя служителем Аллаха, я не могу разделять взгляды и действий всех этих людей, среди которых Вы сейчас,…  э-э-э... работаете. Помните сказку братьев Гримм о том, как некий человек, играя на дудочке, увел из города всех детей. Так вот сейчас эти люди, играя на своих дудочках священные слова, навсегда уводят детей моего народа и превращают их в убийц.
Я отличаю человека джихада от убийцы. Вы, господин журналист, человек джихада. И не мне мешать Вам.
Но, я прошу Вас, … Постарайтесь быть больше похожим на журналиста, господин… журналист.
- Что, досточтимый, если по правде, совсем не похож?
- Если по правде -  похож. Но именно – похож. Как сказал бы один мой русский друг – отдельными местами очень даже похож. А в целом? В целом, как сказал бы все тот же друг, от Вас за версту несет разведкой.
- Ну что же, спасибо за предупреждение. Но знаете, досточтимый, у меня тоже есть один очень подготовленный друг. Так вот, я думаю, он с полным правом мог бы примерно то же самое сказать и про Вас, многоуважаемый. Что Вы бы посоветовали ему ответить, если он это мне как-нибудь скажет?
Долгий взгляд в глаза. Молчание. Когда мулла начал говорить, в его голосе уже не было никакой распевности. Фразы звучали четко и  твердо..
- Вы предлагаете начать совсем другой разговор, господин журналист. Сейчас в нем нет смысла. Во всяком случае, пока нет.
Не отпускать!
- Тогда что Вы играли сейчас, уважаемый? Прелюдию? А когда увертюра?
- Мне очень понравилось, как в таком случае отвечаете Вы сами, господин журналист: право не знаю, что Вам сказать. Постарайтесь прожить пока без ответа на этот вопрос. Вообще, постарайтесь прожить подольше.
Рвет дистанцию. Не дать уйти. Ближний бой! Прижать к канатам!
- Я вижу, Вы гуманист, уважаемый. Я могу поинтересоваться, в чем причина  Вашего гуманизма?
- Причина, разумеется, не в гуманизме. В силу ряда обстоятельств, с Вами, впрочем,  никак не связанных,  мне просто выгодно, чтобы Вы какое-то время еще продолжали оставаться живым и здоровым.
- Я не люблю верить на слово.
- А что здесь было, кроме слов? Так, обменялись наблюдениями. Я ничего не предлагал, Вы ни на что не соглашались.
Не отпускать. Не расслабляться. Глаза в глаза.
- Намерены предложить?
- Не сегодня. Кстати, господин журналист, что Вы знаете о своем водителе?
- Практически ничего. Дальний родственник Тимура. Очень сильный. Но ленивый. Умом не отличается. Спать любит. Больше, пожалуй, ничего.
Мулла покачал головой.
- Внешность обманчива, господин журналист. Если надо, Аслан может не спать сутками. И все это время идти с тяжелым грузом или лежать в засаде. Он три раза проходил подготовку в Пакистане. Последний раз месяца четыре. Великолепно водит все, что движется, от трактора до вертолета.  Умеет читать по губам. Отлично стреляет. Рукопашник. Я бы посоветовал Вам быть крайне осторожным в его обществе, господин журналист. И кстати, как Вы думаете, с чего бы вдруг Вам выделили столь подготовленного водителя?
М-да! Час от часу не легче!

Они вышли из дома. Владимир посмотрел в сторону машины и наткнулся на рысьи, ненавидящие глаза Аслана. Это был не прежний толстый лентяй. Это был сгруппировавшийся враг, который смотрел на врага.  Зверь перед броском на добычу. Даже не смотрел – брал в перекрестие. Но тут же опять превратился в прежнего рыхловатого недотепу. Заулыбался, закивал головой.
Минуточку! Видно, у нас назрела новая тема.
Непонятно откуда пришла абсолютная уверенность, что Аслан слышал их разговор. Он не смог бы это объяснить, как именно, но ощутил это совершенно точно.
Но - каким образом? Через окно? Нет, из машины он не выходил. Стоп! Не выходил, пока они были в доме. А когда обедали во дворе, из машины вышел.
Подслушка в комнате? И слушал из машины? Похоже. И, похоже, не просто слушал. В джипе есть магнитофон, который почему-то молчал всю дорогу. Теперь понятно, почему молчал. И, кстати, понятно и то, что этот хорошо оборудованный джип никакого отношения к уважению не имеет.
Тогда вопрос: кого из них двоих пасут? Не его, точно. О поездке к мулле он заявил буквально накануне. Хотя, если предложение встретиться с муллой – хорошо подготовленная импровизация, то и джип, и Аслан в качестве шофера, и магнитофон – хорошо стыкующиеся между собой детали этой качественно подготовленной мышеловки. В которую он сам и залез. За тем самым бесплатным сыром.
Ладно, рано еще себя отпевать. Уточним кое-что.

Тихо и деловито, отвернув лицо в сторону:
- За последние сутки у Вас в доме были посторонние люди?
Так же спокойно и, заметим, без всяких красивостей, прозвучал ответ:
- За несколько часов перед Вами приезжал человек от Тимура.
- Где Вы с ним разговаривали?
- Там же где и с Вами? В своей комнате.
- Он оставался в комнате один?
- К чему эти вопросы, господин журналист?
- Нас с Вами слушали.
На секунду взгляд муллы будто опрокинулся в себя. Ясно: осознавал новость и просчитывал последствия.
Видно, он сразу все понял. Понял, и ни словом, ни жестом не выдал своего понимания. Лишь с расчетливой деловитостью вопросительно посмотрел в сторону Аслана. И эта спокойная деловитость убедила Владимира лучше любых других аргументов. Про себя подумал: вот по таким взглядам нас и вычисляют. Так же, как он меня пару часов назад. Чьи же, все-таки, на тебе погоны, мулла? 
Отвернув от дороги лицо, ответил:
- Больше некому.
Встреча глаз. Каждый понял, что другой тоже осознает, что его ждет, если эта гора мяса доберется до лагеря живым. Или хотя бы успеет позвонить.
Такой же деловитый и откровенный вопрос в глазах. Мол, как решаем?
- Я - сам.
А про себя подумал: дергаться сейчас нет смысла. Они оба, как мишени в тире. А тот ко всему готов. Наверняка, и ствол под рукой. Единственный шанс – не показывать понимание того, что тебя раскрыли. Пусть расслабится. Дорога впереди длинная.

Мулла (или кто он там?) все понял без слов. И продолжил играть роль гостеприимного хозяина, провожающего почетного гостя.
Со стороны это смотрелось просто красиво. Мулла приложил одну ладонь к сердцу, а другой указал вроде бы на ворота, а на самом деле – на машину с Асланом. С легкой улыбкой, в полупоклоне, свистящим шепотом:
- Сделаешь?
Он, точно так же прижал руку к груди, наклонил голову:
- Сделаю!
В той же позе, с той же улыбкой:
- Ну, тогда - удачи тебе, журналист.
- Спасибо тебе, мулла. В комнате… приберись.
Тот понимающе кивнул головой.
Они медленно пошли по двору.
Когда до машины оставалось метров десять, мулла остановился.
- Ну, что же. Было очень приятно убедиться в высокой профессиональной подготовке московских… э-э-э... журналистов.
На лице – откровенно улыбка. Так свои улыбаются своим.
Он встал так, чтобы Аслан не видел его лицо.
- Спасибо. Да, кстати. Там, в комнате, ты сказал про ближайшие не дни, а часы. Это о чем?
Быстрый взгляд в глаза и тут же в сторону. Видно колеблется. Потер нос, закрывая губы:
- Тебя будут провоцировать.
Само вылетело: "Когда?" И тут же подумал, что трудно было бы задать более дурацкий вопрос. Однако он получил вполне конкретный ответ:
- Завтра.
- Известно, чего хотят?
- Нет. Не знаю.
И обычным голосом:
- Благодарю Вас за то, что приехали. Прощайте, господин журналист. Храни Вас Аллах.
- Прощайте, многоуважаемый мулла.
Он пошел навстречу сладенькой улыбке Аслана. И тоже очень широко улыбался. Ну, гнида, держись.
- О, Володя, дорогой, наконец-то.
- Что, Аслан, заждался?
- Ничего, ничего. Хороший получился разговор?
- Не то слово! Отличный получился разговор.
Сел, захлопнул дверцу.
- Поехали.
И счет пошел на часы.
                Владимир Азаров