Нинча

 Нинча с самого детства очень боялась двух вещей - все, что извивается и ползает и мышей. Извиваются змеи, но их все же редко встретишь каждый день, а других страшных животных  всегда было в достатке. Ну да, я говорю про обыкновенных дождевых червей и всяких гусениц. Даже яблоко Нинча ела всегда своим способом, разрезая его на дольки и внимательно рассматривая…
                Но  с мышами все обстояло гораздо сложнее. Шутки с подброшенной в ящик стола безобидной мышкой заканчивались оглушительными криками и всегда плачевно для самого шутника, который на долгое время  лишался общества очаровательной девушки.
                Работала Нинча тогда топографом-чертежником  в изыскательской экспедиции в  таежных районах Тувы. Экспедиционная партия  уходила на очередную съемку местности всякий раз на несколько дней. Чаще всего приносили потом в контору сделанные от руки карты со всеми значками и цифрами, а уж дальше Нинча принималась за работу, приводя карты  в надлежащий вид, вырисовывая в масштабе всякие речки – ручейки, малые и большие высоты.
                В этот раз ребята собирались на дальнюю заимку, и работа предстояла дней на пять. Маршрут пролегал километров в десяти от поселка, в магазин которого обычно привозили импортные красивые ткани.  Эти ткани  всегда очень быстро раскупались местными модницами. Нинча считалась одной из таких модниц, любящей пощеголять в новом  сшитом платье на очередном празднике в местном клубе.
                Обычно Нинча просила кого-либо из ребят, когда те работали вблизи того поселка, забежать ненароком в магазин и прикупить новинку. Но в этот раз работа на дальней заимке предстояла обширная, и ей предложили вместе с ними  пойти в тайгу.
Партия уходила большая, человек восемь вместе с поварихой, нести нужно было много необходимого оборудования, инструментов, да и продуктов  всяких и прочего, и лишние руки были бы весьма кстати.
                Ночевали обычно в разбросанных по тайге сторожках лесника, таких  сложенных  из бревен маленьких домиках. Там сколоченные  нары засыпали сухой травой и устилали  на ночь мягким  пихтовым лапником. По-крайней мере, и дождь не страшен, да и от диких зверей защита. И не надо жечь костер и кому-то,  по-очереди,  караулить сон остальной группы товарищей, спящих вокруг костра.
                Нинча часто ходила в лес, и ей очень нравилось все – и бескрайнее море  зеленой тайги, и родниковая вода, такая кристально чистая, и многочисленные лесные речушки с обжигающе холодной водой, берущие начало в горах Саян.  Очень любила собирать грибы и ягоду, в изобилии растущие в этих краях. Хватало пройтись всего минут пять, чтобы набрать целое лукошко грибов на жареху.
                В этот раз, Нинче вручили рюкзак со скрученным, подвязанным сверху одеялом и всякими необходимыми в дороге вещами. Ребята знали тайгу как свои пять пальцев и, хотя путь предстоял не близкий, опасаться было нечего. Весь день прошел, как всегда в рабочем порядке, дальний переход, необходимая съемка местности, зарисовка, привал с обедом, новая точка работы.
                К вечеру дошли до упрятанной в таежной глуши избушки, где и решили оставить большинство вещей и уже налегке, на следующий день, продолжить съемку местности на еще более дальнем участке и, заодно, закончить там постройку еще одного домика. Обычно в этих домиках всегда оставлялось немного продуктов в железных банках, всякой крупы, соли и сахара, и обязательно были залитые в парафин спички и свечка.
                Разожгли костер, сварили похлебку и чай, лапника свежего накидали на нары. Мужчины решили, что лучше пусть кто-то  идет сразу дальше на дальнюю заимку достраивать домик, а двое заядлых рыбаков из них остались  здесь на ночь, чтобы  порыбачить на протекающей не так далеко от избушки, за холмом в низине,  горной таежной речушке Хамсара.  Там   в изобилии водились хариусы, очень вкусная жирная рыба. Да и утром  для всех была бы готова еда. Повариха была рыбачкой как раз,  и такой повод  был очень кстати.
                Отсюда до поселка было всего часа три ходьбы, поэтому девушке предложили заночевать здесь, а утром сходить в поселок.  Все разошлись. Вот  поэтому Нинче предстоял ночлег в одиночестве.
                Костер тлел маленькими угольками, тепло расходилось в свежем вечернем воздухе ароматом листьев от заваренного травяного чая, эмалированную кружку с которым Нинча долго еще держала в руках, глядя на завораживающую игру пламени костра.
                Потом она зашла в избушку, решив пораньше утром, сразу на восходе солнца, выйти в путь до поселка, чтобы к обеду вернуться обратно.  Дверь в избушку, уходя, обычно подпирали снаружи чурбачком, чтобы туда не могли пробраться звери, а вот изнутри-то она закрывалась не очень плотно, а может,  просто доски высохли,  и их чуть повело.
                На другой стороне от двери, в бревнах, было сделано небольшое узкое окошко,  сантиметров в десять,  на высоте примерно головы, расположенное горизонтально земли. Это чтобы в дневное время сюда проникал свет, и воздух не был затхлым.
                Нинча положила пару кусочков сахара, которые остались после вечернего чая, на краешек окошка, потому что искать среди сухой травы, что устилала пол избушки, жестяную банку с сахаром, было выше ее сил. В траве жили полевые мыши, это было хорошо слышно даже днем по писку, доносящемуся из углов. Утром она решила просто перемешать сахар с оставшимся холодным чаем, и с сухариком, что лежал в кармане, и этим позавтракать перед дорогой.
                А там уже и рыбаки вернутся, как всегда с неплохим уловом.
                Нинча нашла совсем небольшой огарок свечи, оставшийся, видно, от прошлого ночлега. Где-то свечи, конечно, еще были, но искать их среди банок с крупами тоже было страшно.
                Причудливые тени заплясали по стенам избушки. Нинча старалась думать о предстоящем празднике и как она, первая красавица экспедиции, будет форсить в новом сшитом платье. Такие мысли отгоняли неясные смутные страхи, которые постепенно заполняли все её сознание. В окошечко стал пробиваться свет появившейся луны, но от этого тени становились призрачнее и длиннее. В лесу стали слышны совсем иные звуки, отличные от дневных звуков.  Это просыпались ночные птицы, и разные мелкие зверьки продолжали свой размеренный ход жизни.
                Девушка устроилась на ароматно пахнущем хвоей лапнике, закуталась в одеяло как в кокон, подоткнув его со всех сторон под себя. Мыши осмелели, стали уже пищать вовсю, а иногда проносились прямо по одеялу Нинчи. Она истошно вскрикивала, пытаясь утихомирить мышей, но через минуту те снова возобновляли возню. Нинча от омерзения и страха замирала вся внутри, и даже уже думала пойти искать рыбаков, она видела, в какую сторону те пошли.
                Но тут заухал совсем невдалеке филин,  и от решимости выйти в ночную тайгу у Нинчи не осталось и следа. Огарок свечки догорал, а сон так и не шел.
                Какой там сон! От этих мышей Нинча не знала, что делать. От визга уже першило в горле, а мышам было все равно, это были их владения. Глазки пищащих тварей в отблесках догорающей свечи  вспыхивали красными бусинками то там, то там.  Нинча укрылась одеялом с головой, чтоб только не видеть мерзких  зверьков.  Постепенно стала приходить дремота, сказывалась усталость длинного дневного перехода. Жуткие крики филина рисовали в воображении такие страшные картины.
                Нинча тут вспомнила, что не подперла чурбачком дверь снаружи, на котором  сидела перед костром, она оставила его стоящим как табурет.  Точнее, его просто надо было положить на землю перед дверью, притянув поближе в узкую щель.  Но выйти из избушки ее  не могла заставить уже никакая сила…
                Филин ухал совсем  рядом с избушкой, мыши пищали и носились прямо по ней, бледный свет луны косо падал в узенькое окошко…Нинча, вся вспотевшая от страха и духоты под одеялом, высунула голову наружу.
                И в этот момент она услышала приближающиеся звуки. Хруст ломающихся сухих веточек, тяжелая поступь и хриплое дыхание. От ужаса Нинча вся похолодела. Она, вслушиваясь, замерла, перестав дышать, слышно было, как оглушительно стучит ее сердце. Этот кто-то, шумно обходил избушку вокруг. Нинча слышала это по шуршанию сухих листьев и веток,  и какому-то фырчанью.
                Потом этот кто-то пытался проникнуть в дверь избушки, но стоящий рядом  чурбачок опрокинулся, видимо, он задел его, и чурбак плотно придавил тяжелую дверь.  Припертая дверь преградила доступ незваному гостю, впрочем, и Нинча оказалась запертой, как в ловушке.  Теперь уже оставалось только ждать до утра, когда вернутся рыбаки.
                Кричать Нинча боялась, да и уже не могла после визга от  мышей. А мыши никак не реагировали на этого зверя, так же сновали по ногам девушки и уже не казались такими страшными и ужасными.
                Попытки забраться в дверь у гостя не увенчались успехом и он, фыркая и вздыхая, стал снова обходить избушку. Загремело опрокинутое ведро.  Девушка пыталась от ужаса плотно закрывать глаза, но от этого становилось только страшнее, тогда звуки становились просто оглушительными, а воображение рисовало страшных монстров.
                Нинча лихорадочно вспоминала, что рассказывали ребята из партии о своих встречах со зверями в тайге. Ну, зимой главная опасность – это волки, а летом им хватало еды в лесу, да и этот зверь был гораздо крупнее волка по звукам. Медведей тоже полно здесь водится, но они летом ловят рыбу на перекатах, лакомятся малиной.  Конечно, они очень любопытны и вполне могут залезть и в избушку, но для этого достаточно просто держать дверь закрытой. Всякие там рыси, куницы и прочее мелкое зверье само не пойдет туда, где есть люди, побоятся.
                Кто же это может быть? Воображение рисовало всякие страшные образы.
                И тут Нинча увидела в узком оконце, в серебристом, светящемся от  полной луны тумане,  размытый  силуэт какой-то такой ужасной и страшной морды. Этот зверь  пытался  засунуть голову в узкое отверстие, но это ему не удавалось. Животное вытягивало вперед  страшные длинные губы, при том так вздыхая и фыркая, и наполняло  маленькую избушку звериным запахом.
                Мыши  уже бегали по  рукам и плечам  Нинчи, но это было ничто по сравнению со страшным зверем, узнать которого девушка просто не могла от ужаса. Одна мышка осмелела и залезла ей в карман, там лежал сухарик. Нинча достала этот сухарик, и мышка с наслаждением стала грызть его прямо у нее на ладошке. Нинча даже потрогала ее теплую короткую шерстку, мышь была совсем не страшной.
                И тут этот зверь все же изловчился и почти засунул морду в окошко, повернув ее боком. Она была такая длинная и страшная, с огромными губами и зубами…
                Нинчин крик замер на самой высокой ноте где-то в глубине тайги…
Утром, еще перед восходом солнышка, вернулись рыбаки, увидели подпертую накрепко сваленным чурбаком  дверь избушки, зайдя в нее, спящую Нинчу в окружении выводка мышей и рассыпанных крошек. Девушка крепко спала. Нервы у нее просто не выдержали и после того крика, в который она вложила весь свой страх, она просто потеряла сознание, а потом провалилась в спасительный сон.
                Нинча  увидела своих друзей,  вначале просто не могла  выговорить ни слова, она плакала и рассказывала о страшной бессонной ночи, о незваном ужасном госте, который уже почти влез в окно.… А рядом маленькая мышка  бесстрашно доедала крошки.
                Все были просто поражены – как так, и это наша Нинча, всегда отчаянно боявшаяся мышей?
                Потом вышли на улицу и, смеясь, показали Нинче того самого страшного зверя.  Это была лошадь, экспедиционная лошадь,  она пришла к избушке, видимо отвязавшись, и слыша  крики Нинчи. Лошадь ночью пыталась достать губами кусочки сахара, которые Нинча сама же вечером положила на окошечко.
                Вот как бывает, бОльший страх вытесняет меньший. С тех пор Нинча мышей уже не боялась. Но и  ночевать в тайге больше никогда не оставалась одна.

рассказ http://www.proza.ru/2009/11/08/1422