Е. К

Когда кончается чувство
как керосин самолета,
с аэродрома детства
ушедшего в холод призм,
вступает в дело искусство
детектива и сан-кюлота,
верблюжее самоедство,
почтенный каннибализм.
 
Холодные взрослые игры,
шифрованный мир торосов,
божественное, человечье,
пророк, государственный муж.
И ходят во мне эти тигры,
в сердце вонзая занозы,
чадят над моим увечьем
равнодушию рваных душ.
 
Когда кончается чувство,
мучившее бесплодно,
приходит тигра и лижет
пустое место, губя,
тебе спотыкаться на "пусто",
таращиться на исподы
мира - на вещи - ближе
которых не было для тебя.
 
Вид из окна, зажигалка,
разводы потертых обоев,
запруженность мира вещами,
обжитыми как ничто.
Когда кончается чувство, тебе ничего не жалко,
тебя не встречает гурьбою
веселой - с рычаньем, пищаньем
это пестрое решето.
 
С сожаленьем, с любовью, со страхом
(как должно быть Ахилл
на своих Островах Блаженных
нянчит свою пяту),
еще ведаю боль в этом, прахом
становящемся мире торосов и хрупких могил
чувств и образов обнаженных.
Ставлю не точку, а запятую.
 
Ибо, нежный мой друг,
долгой пыткой болезни
замученный в дальней земле,
я все путаю дальность и пытку.
Пытливо сжимается круг
вокруг этой, разлукой рожденной, боязни.
Пока борешься с кем-то во мгле,
то подмога не будет избытком.