Ребёнок в санитарном поезде

                Ребёнок  в  санитарном  поезде.
                1
    Нонка  была  фронтовым  ребёнком.  Нет,  она,  конечно,  не  участвовала  в  боевых  действиях  хотя  бы  потому,  что  родилась  через  пять  месяцев  после  войны;  но  её  родители  познакомились  и  поженились  на  фронте. 
    Мать  девочки  служила  в  полевом  госпитале  № 5268,  а  отец  попал  туда  по  ранению.
    Когда  война  закончилась,  их  госпиталь  ещё  некоторое  время  оставался  на  территории   Германии.  Здесь  Нонка  и  родилась.  Роды  были  очень  тяжёлые.  Мать  была  миниатюрной  женщиной,  а  плод  оказался  очень  крупным.  Врачи  боролись  за  жизнь  матери  и  ребёнка.  В  госпитале  не  было  врача - акушера  и  поэтому  пригласили  акушерку  из  местных  немцев.
   Та  осмотрела  роженицу  и  через  переводчика  сказала  что,  несмотря  на  трудности,  роды  пройдут  благополучно.  И  действительно:  на  третьи  сутки  мучений  родилась  девочка  весом  в  5кг. 
  Все  поздравляли  счастливых  родителей.  Многие  им  завидовали.  Война  закончилась.  Госпиталь  скоро  расформируют.  Все  разъедутся.  Многие  сослуживцы,  не  скрывая  зависти,  говорили  матери:  «Счастливая  ты,  Рая! У  нас  будущее  ещё  полно  вопросительных  знаков,  а  у  тебя  уже  есть  и  муж,
и  дочь;  и  сами  после  такой  страшной  войны  с  руками  и  с  ногами  остались.
  Нонка  родилась  в  сентябре,  а  госпиталь стали  расформировывать  только  весной.  Уже  многие  солдаты  вернулись  домой. Но  много  ещё  оставалось  таких,  у  кого  ещё  не  вышел  срок  службы.  Они  продолжали  служить.
  Когда  расформировали  госпиталь,  и  демобилизовали  Нонкину  мать,  Нонке шёл  уже  седьмой  месяц.
   Поезда  идущие  на  восток  были  по-прежнему  забиты.  Отправить  домой,  в  Белоруссию,  мать  с  ребёнком  не  было  никакой  возможности.  И  тогда  начальник  этого  госпиталя,  Потерянцев,  с  трудом  уговорил  начальство  одного  из  санитарных  поездов  взять  с  собой  женщину  с  ребёнком.
   Их  долго  никто  не  хотел  брать  с  собой  так - как  в  условиях  передвижного  госпиталя  это  было  очень  опасно  для  малыша.  Но  это  была  единственная  возможность  на  тот  момент  отправить  демобилизованную  мать  с  ребёнком  домой.
  В  конце  концов - они  договорились  с  условием,  что  их  будут  сопровождать.  Мать  с  ребёнком  посадили  в  санитарный  поезд,  а  сопровождающим  назначили  Нонкиного  отца.  Таким  образом,  Нонка  с  родителями  оказалась  в  санитарном  поезде.

                2
   Поезд  был  полон  раненых.  На  полках  лежали  солдаты,  которым  ещё  предстояло  долечивать  свои  раны  в  тыловом  госпитале.  В  вагонах  стоял  тяжёлый  дух  от  запахов  крови  и  гноя,  дезинфицирующих  средств  и  табачного  дыма.
   Кругом  стонали,  вскрикивали,  матерились,  плакали  и  радовались  люди.
Некоторые  умирали.  Они  оставались  лежать  на  полках  здесь  же,  среди  живых,  до  ближайшей    железнодорожной  станции;  где  их  снимали  с  поезда,  чтоб  похоронить.
Выздоравливающие  радовались,  что  остались  живы  и  скоро  будут  дома.
Они  шутили,  смеялись,  заигрывали  с  медсёстрами  и  мечтали  о  будущем.
Тяжелораненые,  покалеченные  -  часто  плакали.  Они,  как  все,  радовались  победе  в  этой  страшной,  тяжёлой  войне.  Но  эти  живые  обрубки  человеческих  тел,  ещё  недавно  бывшие  молодыми,  здоровыми  людьми,  не  могли  согласиться  со  своим  теперешним  состоянием.  В  своих  мечтах  они  не  находили  себе  места  в  мирной  жизни  и  от  этого  плакали  и  злились  на  судьбу,  которая  обошлась  с  ними  так  жестоко.
   В  вагоне  было  тесно.  Маленькой  девочке  надо  было  часто  менять  пелёнки,  но  их  негде  было  сушить;  и  мать,  обматывая  себя  под  гимнастёркой  мокрым  детским  бельём,  сушила  его  своим  телом.  Мать  с  отцом  очень  берегли  свою  дочь.
   В  санитарном  поезде  ребёнок  был  чудом.  Многие  просили  дать  подержать  Нонку.  Родители  старались  отказывать,  чтоб  уберечь  ребёнка  от
Возможной  инфекции;  но  иногда  отказать  раненому  солдату  в  этой  малости  было  просто  невозможно.  У  раненых  как-то  по-особому  теплели  глаза,  рот  растягивался  в  улыбке;  и  они  начинали  вспоминать  давно  позабытые  на  фронте  нежные,  воркующие  слова,  которые  обычно  произносят  маленьким  детям  в  таких  случаях.
    В  этом  гнойном,  полном  страданий  поезде,  девочка  была  как  бы  единственным  живым  символом  из  их  будущей  мирной  жизни.  Этаким  осязаемым,  живым  лучиком.

                3
   И  беда  случилась.  Нонка  подхватила  инфекцию.  Тельце  девочки  покрылось  вонючими  гнойными  нарывами.  Шейки  не  стало  видно  из-за  воспалившихся  слюнных  желез.  Ребёнок  горел  огнём.  Девочка  плакала  и  кричала  день  и  ночь.  Отец  и  мать  были  в  отчаянье.  Одни  нарывы  лопались  сами,  но  следом  появлялись  другие  ещё  более  страшные  и  болезненные.
  Вдобавок  ко  всему  с  Нонкой  случилась  младенческая  болезнь:  «родимец».  У  неё  начались  судороги.  Девочку  перекосило,  закатились  глазки.  Кто-то  с  перепугу  бросил  вслух:  «Ну,  всё!  Отжила». 
   И  тогда  закричала  мать.  Она  кричала,  прижимая  к  себе  тельце  умирающего  ребёнка.
   А  Нонка  уже  не  могла  ни  плакать,  ни  кричать.  Только  тоненькое  сипение  вырывалось  из  этого  ещё  недавно  жизнерадостного,  а  теперь  умирающего  тельца
  Весь  вагон  притих.  Кроме  крика  матери  слышно  было  как  отец,  пробираясь  по  вагону  громко  взывал:  «Врача!  Врача!  где  главврач,  в  каком  вагоне  главврач?»
   Но  кто-то  его  уже  опередил.  Из  соседнего  вагона  торопливо  вошла  женщина  в  белом  халате:  «Пропустите  к  ребёнку!  Я  врач,  хирург».  Она  быстро  подошла  к  несчастной  матери  и  взяла  из  её  рук  девочку.  Строго  сказала:  «Успокойтесь!  Будем  спасать  вашу  малышку».  Сопровождающей  её  медсестре  велела  дать  успокоительного  матери  и  быстро  прошла  с  ребёнком  в  вагон-амбулаторию.

   



                4
   Несколько  часов  все  были  в  неведенье.  Измученная  мать  с  распухшими  от  слёз  и  недосыпания  глазами,  тихо  про  себя  молилась.  Отец  Нонки  молча  курил  в  тамбуре  вместе  с  выздоравливающими,  которые  могли  ходить.
   Те  разговаривали  между  собой  очень  тихо  о  чём-то  своём,  совершенно  далёком  от  ситуации,   и  только  временами  бросали  на  Нонкиного  отца  многозначительные  взгляды.
   В  вагоне  стояла  тишина.  Даже  тяжело  раненные,  которые  до  этого  стонали  не  переставая,  и  те,  казалось,  притихли,  стали  тише  и  реже  стонать.  Все  ждали…
   В  тишине  особенно  слышно  стало  постукиванье  колёс  на  стыках:
- Что  будет?  Что  будет?  Что  будет?…
- В  вагон  входили  и  выходили  люди.  Это  был  обслуживающий  персонал:  санитарки,  медсёстры  и  прочие.  Каждый  выполнял  свою  работу:  делали  перевязки,  уколы,  ставили  судна,  кормили  раненных  и  удивлялись  тишине  этого  вагона.
-    А  в  головах  у  отца  и  матери  стучала  одна  и  та  же  мысль:  «Что  будет?  Что  будет?  Что  будет?»

                5
      Через  несколько  часов  ожидания  в  вагон  вошли  главврач  и  медсестра  с  ребёнком  на  руках.  Медсестра  с  лёгкой  улыбкой  протянула  свёрток  с  девочкой  матери.
   В  заплаканных  глазах  матери  стоял  немой  вопрос:  «Что?  Как?»
   Врач  положила  руку  ей  на  плечо  и  успокоила:  «Не  волнуйтесь.  Ваша  девочка  будет  жить».  И  тут  же  распорядилась,  обращаясь  к  медсестре: «Ежедневно  делайте  ребёнку  перевязки  и  приносите  ко  мне  на  осмотр».  И  ушла.
   Вагон  вновь  ожил.  Нонку,  как  и  других  больных,  раненых  солдат,  теперь  каждый  день  осматривали  и  перевязывали.  Но  теперь  никто  больше  не  просил  молодых  родителей  дать  подержать  девочку,  а  только  издали  бросали  на  выздоравливающего  ребёнка  ласковые  взгляды.

                6
   В  Гомель  Нонка  с  родителями  приехала  уже  почти  здоровой.
   К  этому  времени  её  бабушка  Даша  вместе  с  другими  родственниками  уже  вернулась  из  Уфы,  где  они  были  в  эвакуации.
     Их  деревянный  дом  на  окраине  города,  к  счастью,  остался  цел.
   Уже  был  самый  разгар  весны.  Нонкина  мать  занялась  воспитанием  дочери  и  весенними  хлопотами  в  саду  и  огороде.  Надо  было  поднимать  разрушенное  войной  хозяйство.
    Отцу  девочки  ещё  предстояло  дослуживать.  Но,  поскольку  война  уже  закончилась,  его  приписали  к  Гомельскому  военкомату  и  определили  служить  при  нём  в  качестве  оружейного  мастера.
   Начиналась  мирная  жизнь  полная  своих  радостей  и  горестей,  и  только  шрамы  на  теле  дочери  напоминали  Нонкиным  родителям  о  том,  что  случилось  с  нею  в  санитарном  поезде.
                Елена  Балашова.  Осень  2005г.