В осенний день кое-что об истоках

       Чистых кровей может быть лошадь или собака. Да и то весьма условно. Но ведь человек – все-таки не животное. Это у них, домашних животных, какое-либо физическое преимущество зиждется на относительной чистоте крови. Человек же не может жить и размножаться только для того, чтобы бегать, как арабский скакун, или иметь нюх, как у английского спаниеля. У него тысячи других забот и дел. И решает он их, опираясь на свои главные отличия и преимущества – ум, мышление, творческий подход к делу. А если же он занимается литературным трудом, то …
       Очевидная разнородность происхождения Пушкина – не в ней ли кроются основные корни гениальности этого величайшего явления изящной словесности – русской и мировой?
       Это – не призыв к целенаправленному улучшению литераторской и вообще человеческой породы посредством смешанных браков, – тут ведь все далеко не так просто и однозначно, – а всего лишь констатация непреложного факта.
      
       * * *
      
       Высказываться о Пушкине – значит, каждый раз говорить о всех и за всех, кто из свобод, возможностей, обязанностей и прав, имеющих особые взаимоотношения с литературой и литературным трудом, а именно: верить, радоваться, огорчаться, надеяться, любить, страдать, принимать, отвергать, читать, думать, писать, сочинять, служить высоким идеалам, – хотя бы пару-тройку исполняет по-русски. И наоборот: упоминание о любом из русскоязычных авторов послепушкинских времен, талантливом и неповторимом, так или иначе, приводит к неиссякающим истокам, к Пушкину, к этому солнцу российской и мировой литературы.
      
       * * *
      
       Прототипы – это люди. Они были, есть и будут. Прототипы приходят и уходят с постоянством и неизменностью круговорота воды в природе. Явление же истинных писателей и поэтов в этот мир – словно горение космического тела на фоне ночного неба: то раз за разом, случается и звездопад, метеоритный дождь; то яркий и длинный хвост, или, наоборот, святящаяся линия едва уловима невооруженным глазом и мгновенно угасает; а то – хоть выколи глаза, ни зги, кроме отстраненного и таинственного мерцания далеких звезд.
       Век ХХ-й оказался прижимистым: "ночное небо", к которому человек, завершив свой световой день, обращается за знаниями, советом, поддержкой или в поисках вечных истин, – это литературное небо недавно сошедшего с календаря столетия редко освещалось вспышками сгоревших в земной атмосфере "неземных образований". В пределах советского и постсоветского пространства такая ущербность, выявление причин которой может стать темой десятков диссертаций и монографий, выправлялась и выправляется гирляндами искусственных "светильников" и "светильничков". А может, и наоборот: нашествия последних затмевали собой космических “звездочек” и “звезд”, которым если и удавалось привлечь к себе внимание, то либо приспособившись, приноровившись к довлеющим условиям, либо своим естественным горением перекрыв свет искусственных гирлянд. А сколько их, “небесных тел”, “пришельцев из Космоса” – истинных поэтов и писателей, осталось неизвестными или даже вовсе ненужными лишь потому, что они приходили и сгорали не ко времени, не в тот период, когда их по требованию ли общественных веяний, указке ли окололитературных чиновников, или собственному разумению захотели бы или смогли бы заметить издатели!
       Впрочем, искусственные “гирлянды” в определенном ракурсе даже и удобнее “метеоритов”: горение имеют ровное, долгое, предсказуемое и, самое главное, регулируемое, –  в нужный момент их можно включить или выключить нажатием одной кнопки.
       Что же касается естественных "падающих звезд" первой величины, которые нет-нет, но все же озаряли небо русской словесности, оставляя своим горением такой след в умах и сердцах людей, который приближает их к великим века XIX-го, то они и есть то самое исключение, подтверждающее общее правило.
       С десяток имен можно назвать. Вот несколько из них.
       Иван Бунин и Владимир Набоков – писатели, сквозь окаянные дни достигшие других берегов. То есть они не советские. А первый вообще перешел в век XX-й из века предыдущего.
       Михаил Булгаков, хоть и остался на этом берегу, а не надолго, не выдержал, рано ушел из жизни, но в своей несгораемой рукописи успел сказать, что в мире, которым ведают Массолит и тому подобные учреждения, талантливому человеку, Мастеру, скорее поможет Сатана, чем кто-либо другой.
       Александр Солженицын – особый сплав, сложившийся в горниле мужественного и стойкого отрицания окружающей действительности, в которой по одну сторону от колючей проволоки – Гулаг, по другую – тоже нет свободы.
      
       * * *
      
       Круглые даты великих людей представляют особую важность – и в особом ракурсе! – в основном для чиновников разного рода и степеней. А нам, истинным поклонникам Истинного Поэта, – независимо от страны, в которой мы живем и дышим, ее режима и правителей, прочих столь же маловажных в этом ракурсе обстоятельств! – главное значение имеют бессмертные труды Состоявшегося Гения.
      
       * * *
      
       Кто по-настоящему любил (вернее, любит, потому что истинная любовь – вечна, она неподвластна ни времени, ни кошмарам человеческого бытия, ни смерти) и кому русский язык пусть даже и не самый родной, но достаточно близкий, тот не мог не найти своего Пушкина. Не мог пройти мимо него. Не мог не восхититься его бессмертным гением. Не мог не найти в нем опору и поддержку в неповторимо прекрасный, невыносимо тяжелый, нестерпимо болезненный период начального обожания единственной в его жизни любимой женщины.
       Для такого человека не нужно приводить здесь немеркнущих пушкинских стихов – они и так у него на памяти. А если он и подзабыл их, то все равно в сердце его и в сознании каждую минуту, каждый миг живы и не стираемы те волшебные, магические, чудные ощущения, которые когда-то пришли к нему в минуту озарения, позволившую ему пережить высокое понимание вершинной поэзии. Такому человеку не нужны горы литературоведческих построений, не способных, какими бы верными и изощренными они ни были, передать все грани и тонкости его родства и близости с кучерявым кумиром. Пушкин – это Пушкин! И этим все сказано. Такому человеку других слов и не нужно.
      
1999-2009 гг.