Легенда о верности. Очень длинные стихи

Идущая по воду дева
Сворачивает на плёс,
И видит нагого эльфа,
Не успевшего скрыться в лес.
Он молод, прекрасно сложен,
И только немного худ.
Поверх оружия брошена
Одежда на берегу.
Он только вышел из речки,
Пронизан солнцем насквозь,
И  прямо в глаза человечьи,
Свеченьем венозных лоз.
Он шаг ей на встречу делает,
На сердце ладонь положив,
Но видя, как бедная дева
В испуге роняет кувшин,
Он руку роняет долу,
Открытой ладонью вперёд,
И, запрокинув голову,
Пред ней на колени встаёт...
... Дыхание было неровным,
Но страх незаметно исчез,
И парень с некрасной кровью
На руках унёс её в лес.
Когда же затихли в травах
Пьянящие шорохи ласк,
Зерно размышлений здравых
Взошло из девичьих глаз.
Спросил он: «О чём ты плачешь?»
Ответила, пряча слезу:
«Отсыплет мне батька горячих,
когда в подоле принесу».
«Останься со мною» – сказал он.
«Мне страшно», – звучало в ответ –
«Среди лешаков и русалок
остаться в пятнадцать лет!»
«А если обычай нарушен, –
спокойно спросил он потом, –
Ты можешь назвать меня мужем,
когда приведешь меня в дом?»

Да, он любил её крепко,
Раз из лесу вывел свой путь,
И с лёгкостью человека
Свободу сменил на судьбу.
И лишь в ироничной печали
Сказалось его естество,
Когда их в церквушке венчали,
Признав в женихе своего.
Не стали искать по сёлам
Родни, коль прижился и тут...
И был неизменно весёлым
В тяжелом крестьянском быту.
В окрестных лесах браконьерствовал,
Пахал, молотил, торговал,
Певал небывалые песни,
Колол на растопку дрова...
Когда же однажды по коже
Скользнул, соскочив, топор,
Так запах травы свежескошенной
Заполнил зимой весь двор;
Его полюбили в деревне.
Лишь в кузнеце, на краю,
Ковала горячая ревность
Холодную кару свою:
Кузнец собирался свататься,
Да ждал, чтоб она подросла.
И с завистью стал он приглядываться
К мужику из чужого села.
Смекнул, и задумал неладное:
Лишь вырвется парень в леса,
Кузнец к его жёнке подкатывает,
Злословя на все голоса.
Вот, дескать, летит на охоту,
Назад ворочается свеж,
Как будто бы ждёт его кто-то
За лесом, в родном селе ж,
Весёлый, мол, да бесшабашный? –
Откуда ты знаешь о нём,
Что он не заводит шашней
С эльфийками этих краёв?
Спросить его – скажет ли правду?
Не выдаст его и лицо...

... Девчонка бывала не рада
Что заговорит с кузнецом.
А был он детина ражий,
А в голосе – хмель и металл...
И вот получилось однажды,
Охотник три дня пропадал,
Его непогода застигла.
И бросилось жёнке в глаза:
Одежда на нём как постирана
(свои же для эльфа леса)!
И знает жена, что зазнобы
Любимый её не искал,
Но мысль зашевелится снова:
Свои же для эльфа места!
И сердце подёрнулось грустью,
Как воском цикория – луг.
Озлобилась девушка: «Пусть его!
И мне здесь отыщется друг!
Ходить за ним далеко ли?»
И чаще в развал борозды
Роняли подковы кони,
Расковывался язык...
Кузнец ей: «Так это же нечисть!
Костёр ему, и все дела!»
И умерла человечность,
И верность её догнала.
И что их сожительство гнусно,
Никто бы уже не сказал.
И нечисть из леса вернулся –
А люди отводят глаза...

Да, он любил её крепко.
Когда он узнал о беде,
Если б он был человеком,
Он умер бы в тот же день.
А так он почти две недели
Проспал беспробудным сном,
И утром поднялся с постели
Бледнее чем полотно.
Но, сердцем по-прежнему весел,
Он вышел под облака,
И снова подумал о лесе,
Шатаясь от ветерка,
А после обеда, немного
Окрепнув, он пошагал,
Забытую торя дорогу
К русалкам и лешакам...
Эльфьё не играет свадеб.
Не скажет никто наперёд,
Кого на колени посадит,
К кому со спины подойдёт,
Чьё русло возьмет его струи,
За ласку его наградив,
И чьи до утра поцелуи
Уснут у него на груди.
...Но если по ягоду выйти
Случится кому из девчат,
Отголоски старой обиды
В окрестных лесах звучат.
В создание с кровью некрасной
Слагается светотень,
И слышится голос: «Напрасно
Я верность искал у людей!
К чему же им краткие ночи
Так глупо пытаться сберечь?»
И голос волшебно доходчив,
Хотя и неведома речь.
И голос зовёт и уводит
Того, кто отчаян и смел,
К той странной эльфийской свободе,
Где верностей нет и измен,
И счастье, какое б ни ведал,
Любовь или просто кивок,
Он дарит любому, ответа
Не требуя ни у кого.