Немного одурев от одиночества...

Немного одурев от одиночества,
Слонялся я по городу один
И, силясь осознать, чего мне хочется,
Зашёл в какой-то грязный магазин.

Я помню, килька в банках продавалась там,
Сырки и минеральная вода.
Сказал: «Отвесьте мне любви, пожалуйста.»
Меня в ответ послали кой-куда.

Я не пошёл, куда меня направили,
А вышел и поплёлся на базар,
Надеясь, что не всё там разбазарили,
И есть ещё столь нужный мне товар.

Пришёл, смотрю – есть семечки и валенки,
Есть Библия за семьдесят рублей,
Есть джинсовый костюм, но слишком маленький,
Есть апельсины и конторский клей.

И здесь же цирк бродячий гастролирует,
Там юная особа, сняв штанцы,
Как раз то место людям демонстрирует,
Куда меня послали продавцы.

Красивая бродячая развратница
Виляет задом, издавая стон,
И шепчет: «Поцелуйте меня в задницу!» -
В блестящий, но хрипящий микрофон.

Уйду, забуду, это померещилось,
Ведь я уже четыре дня не пил,
Такую невоспитанную женщину
Закон бы на подмостки не пустил.

Наверно я отстал от эволюции,
Но сам себе не в силах изменить:
Будь голый зад хоть герб сексреволюции,
Я это место не смогу любить.

Иду, иду, печально и мечтательно,
Грущу, что мне опять не повезло,
Вдруг вижу – две девицы обаятельных
Стоят и скромно курят за углом.

Я подхожу и спрашиваю: «Милые,
Вы на любовь способны или нет,
Без всяких денег, но с огромной силою
И бесконечно, как тепло и свет?»

Они в ответ: «Услуги наши женские
Имеют тоже цену, уж прости,
Ведь мы тебе – не шлюхи деревенские,
А проститутки, мать твою яти.»

Иду опять, сердитый и согнувшийся
И, всякое терпенье потеряв,
Бросаюсь к самой первой подвернувшейся
И бешено хватаю за рукав.

Шепчу ей: «Ну хоть ты не будь незрячею,
Я не маньяк, я нежности хочу,
Я заплачу душой своей горячею,
Всем, что имею в жизни, заплачу.»

И добавляю: «О богини, где же вы?
Неужто напрочь сердца лишены?»
Она в ответ, испуганно, но вежливо:
«Мне ваши алименты не нужны.»

Я долго шёл один, и мне почудилось,
Что на дороге плаху возвели,
Вокруг неё толпою люди сгрудились,
Тела казнённых корчатся в пыли.

Толпа гудит, убогая и сирая,
На лицах – скука или злой оскал,
И только что прикончили секирою
Ту самую, кого я так искал.

Зеваками подробности смакуются,
Палач смеётся, по уши в крови,
Над плахой транспарант висит-красуется,
На нём три слова – «Место для любви.»