Про программистов Прокофьева, Кабалевского и Мусор

ПОЛНОЕ НАЗВАНИЕ:
«Про программиста Прокофьева, мусор Кабалевского и кучку Мусоргского»
или   
«Про ЯИЧНУЮ СКОРЛУПУ, АПЕЛЬСИНЫ, ШУТОЧКИ и «ДРЯНЬ АДМИРАЛЬСКУЮ»


          *
         «Поразительно, что есть композиторы, не знающие, что такое Музыка.
           Идея всех их сочинений – иллюстрация своего мимолётного впечатления, то есть - уже
           изначально стопроцентная фальшь.
           Таким хочется сказать только одну фразу: дядя, лучше бы ты родился глухим или стал… трактористом!»

          *
         «К «программным» (греч. programma - объявление, распоряжение) относятся музыкальные произведения,
           имеющие определенный заголовок или литературное предисловие, созданное или избранное самим композитором.
           Благодаря конкретному содержанию программная музыка… более доступна и понятна слушателям.
           Ее выразительные средства особенно рельефны и ярки»

           (Из энциклопедической статьи о Программной музыке)


***

Был такой композитор - Сергей Сергеевич Прокофьев (1891-1953).
Некоторые пропагандисты всего советского его к величайшим гениям причислили, помните?
А государственные «деятели» любили ему премии давать. Тоже государственные.

А вы лично часто обращаетесь к сочинениям Прокофьева?
Из естественной, органической потребности проникнуть в глубины содержания музыки!
Правда?
Если да, то скажите честно – а что конкретно вы в ней слышите?

Вы, наверное, с упоением заслушиваетесь сегодня его сочинениями – то есть ораторией «На страже мира»,
смотрите на одном дыхании балеты «Стальной скок» и «На Днепре»,
слушаете «Здравицу» (кантата к 60-летнему юбилею Сталина, 1939) и «1941-й год»,
а также симфоническую сказку «Петя и волк», и, конечно же,
погружаетесь вместе с самим автором в излюбленные глубокомысленные «Мимолётности» (или, точнее сказать, «мимодумности»).
Ещё у Прокофьева есть опера «Любовь к трем апельсинам», «Кантаты к XX-летию Октября»,
«Семь массовых песен» (среди которых, например, такая - «Дрянь адмиральская»),
«Ода на окончание войны» для 8 арф, 4 фортепиано, оркестра духовых и ударных инструментов и контрабасов (!).
Есть у него и такие «замечательности» как увертюра «Встреча Волги с Доном»,
героико-патриотическая опера-эпопея «Война и мир» (!)
Цитата:
        «Либретто оперы – фрагменты из романа, а не привычно рифмованные строки для либретто.
         В романе Толстого, например, Граф Ростов сообщает Княжне Марье:
        «...Уж как я рад, что вы познакомитесь. Ежели позволите, княжна, на четверть часика подкину Вам мою Наташу,
         я оставил бы вас, а сам к Ахросимовой съездил..."
         В опере они делают то же самое.
         Точнее, делают вид, что пропевают, но на то она и опера, чтобы петь (!).
         И в этом тоже проявляется гений композитора» (!!)

Ну, и, конечно же, вам известна другая «великая» опера Прокофьева в 4 действиях, 10 картинах «Повесть о настоящем человеке»!
Куда ж без неё и особенно без «поэтического» либретто, типа «давайте отрежем Мересьеву ногу... Ну, вот и готово. А вы молодец! Вы молодец... Вы молодец!».
Цитата из книги «Оперные либретто»:
            «Жизнеутверждающе звучит оркестровое вступление. В быстром темпе проносятся маршеобразная тема победы и распевная,
             величавая тема стойкости советского человека». <…> «Сцена Алексея с Комиссаром завершается жизнеутверждающей
             мелодией песни о молодом дубке». <…> «Заканчивается опера торжественной хоровой песней о молодом дубке».

Вот сколько в «великой опере» «жизнеутверждений» и «величавых тем стойкости» сразу!

Остановимся на минутку на «Войне и мире».
Явно у Сергея Сергеевича было что-то такое, что он тщательно скрывал всю жизнь от всех.
Но скрыть все же так и не смог, потому что совершенно забыл, видимо, что пишет он музыку, а музыку вообще-то слушают.
Однако… слушать речитативы лежащего буквально на кровати «умирающего Болконского» вперемешку с женским хором,
зачем-то говорящим за занавесом загадочные слова «пи-ти, пи-ти», человеку, мало-мальски знакомому с оперным искусством, нежелательно, дабы не впасть надолго в откровенную меланхолию.
Или «арию Кутузова», декламирующего что-то совершенно немелодичное на тему белокаменной столицы.
Одним словом – самое громоздкое сочинение Прокофьева можно декламационно «протянуть» на одной ноте так: «это о-ч-чень  нуд-на-а-я  тя-го-мо-о-о-ти-и-на!».
Что-то всё-таки было неладное с головой Сергея Сергеевича, двенадцать лет (!) (с1941 по 1953 гг.) переделывавшего одну и ту же «оперу»,
из которой до сего дня ни один человек так и не запомнил ни одной мелодии или арии.
И даже очень и очень неладное!
(Чего стоит один факт того, что Прокофьева… реально женили на «правильной жене» с разрешения соответствующих органов,
а пока он «сочинял» свои «пи-ти, пи-ти» вместе со своей новой «возлюбленной», его предыдущая любимая жена сидела
в лагерях, созданных тем самым «любителем музыки», который давал ему премии за сочинения, которые сам же никогда не слушал !).

Музыки как таковой в опере нет… совсем.
Есть то, что с начала 50-х годов имеет название «music soundtrack» - как в плохих голливудских фильмах – актёр скажет пару слов,
а контрабасы тут же проскрипят «ду-ду-ду»,
ну, а если «про любовь» заговорила актриса, то фон заполнят, соответственно, флейты или скрипочки.

Сейчас опера «Война и мир» возобновлена в Мариинском театре. (19 октября 2009 была премьера).
Как вы думаете, кто режиссёр этого шоу ?
Цитата:
          «Эпическая опера поставлена Андреем (Андроном) Кончаловским в Мариинке с голливудским размахом:
          более 200 человек заняты на сцене, в общей сложности к спектаклю было сшито около тысячи костюмов,
          сложнейшие декорации спектакля весят более 60 тонн» - сообщает пресс-служба театра.

Ну да, конечно же,… куда же сегодня без Кончаловского – этого голливудского «братца Михалкова», лишённого
напрочь вкуса, слуха, нюха и всех остальных признаков хоть какого-нибудь таланта, поэтому и пытающегося
всю жизнь «взять масштабом» - массовками, тоннами декораций, спецэффектами и пр.
(Кстати – декораций в постановке Маринки как раз никаких и нет. А пресловутые тонны действительно весит
примитивная железная конструкция вращающегося круга, чтобы выдержать вес пары сотен хористов на сцене.
Только и всего).

Два маленьких фрагмента, которые очень часто исполняются в сборных концертах – это марш» из оперы «Любовь к трём апельсинам»
и тоже марш из балета «Ромео и Джульетта».
Но ни один человек (включая музыкантов) не воспроизведёт по памяти какого-либо иного отрывка из этих прокофьевских опусов.

У Сергея Сергеевича есть и «непрограммные» произведения – сонаты, концерты, аж семь симфоний.
Но направление его «композиторской» мысли изначально было настолько «запрограммировано» на примитивную иллюстративность,
на рассказ о сюжете, что везде, во всех без исключения сочинениях «видятся» вполне конкретные образы действительности первой
половины двадцатого века – это, в основном, солдаты, рабочие и колхозники, шум завода или «просторы бескрайней счастливой родины»,
пионер Петя, бодро шагающий по лужайке под идиотский аккомпанемент оркестра, похожий больше на скрип несмазанного велосипеда,
или даже просто – «двадцатилетие октября».
Вот такое вот содержание у музыки Сергея Сергеевича – «двадцатилетие» и всё тут!
Можно даже новую мажорную тональность придумать для такой «музыки» – только это будет не просто «dur»,
а чисто «прокофьевская» тональность! – вечный «PRO-dur-мажор».
И если симфоническую бредятину про Петю ещё можно как-то отнести к «детским» сочинениям композитора,
то что можно сказать про симфонии, сонаты и концерты, похожие друг на друга как две капли воды.
Чем похожие?
Да тем, что нигде, абсолютно нигде у Сергея Сергеевича вы не найдёте какого-нибудь мало-мальски серьёзного подтекста.
Слушая Прокофьевские опусы, представляются одни и те же пасторали – как будто окончательно бессмысленные пациенты
психиатрической лечебницы высыпали на залитую солнцем лужайку и кувыркаются там - все одинаково бело-полосатые и смеющиеся до упаду.
Уху слущателя просто «не за что зацепиться», чтобы обогатить фантазию хоть какими-нибудь ассоциациями.
А про то, чтобы слушатель после концерта захотел что-то только ему ведомое постичь или проанализировать дальше, и вообще думать не приходится.
Слушательскому воображению делать в музыке Прокофьева просто нечего.
Всё как-то… «в лоб».
Прямолинейно и тупо - «в лоб»!
 
Прокофьевские сочинения странным образом очень похожи на гуашевые иллюстрации Сергея Алимова - главного художника
Театра кукол – примитивно исполненные во всех смыслах.
Они как бы нарочно рассчитаны на то, что всем, кто на них взглянет, станет до того тоскливо от изначальной бедности и безысходности,
что и продолжать читать сам текст уже не захочется.

Про «мелодиста» Прокофьева тоже нужно сказать пару слов.
У него везде всё как-то так… вяло начинается, начинается, начинается… и вдруг резко кончается ничем – какими-то «оркестровыми размытостями».
То есть ни одной начатой мелодии композитор не довёл до логического смыслового завершения.
Всё время получается так, словно бы вдох уже случился, а вот выдыхать вроде как вовсе и необязательно.
Хотите убедиться – спойте что-нибудь сами.
Если вспомните хоть что-то.
Как максимум, вы сможете напеть тему «Пушкинского вальса» или тоже вальса из «Войны и мира».

Одна из шаблонных цитат из «хвалебной» литературы о нём:
          «Особенности творческого метода Прокофьева - напряжённость и непрерывность музыкально-драматургического развития,
           лиризм в сочетании с острой характерностью, гибкость и точность вокальной декламации».
Подобные строчки можно прочесть абсолютно обо всех композиторах того времени и представителях «могучих кучек».
Только авторы подобных комментариев не говорят, что все сочинения Прокофьева похожи друг на друга и, прежде всего,
на… композицию «Пети и волка» - те же примитивно-детские противопоставления низких и высоких голосов, те же
характерные интонации чётко и навсегда разграниченного «добра и зла» - всё везде абсолютно одинаково, только названия сочинений разные.

Музыкантов, сидящих в оркестре и исполняющих «Петю и волка» можно заранее назвать несчастными и обделёнными,
потому что один такой «бедняжка» вместо музыки должен «исполнить» на кларнете «кряканье утки»,
а другой «несчастный» обязан «выдуть», например, из фагота «кряхтенье дедушки».
Флейтисты же на протяжении всего концерта «изображают порхающую птичку».

Наиболее часто употребляемые эпитеты для самого Прокофьева – «очень живой», «солнечный», «радостный», «жизнеутверждающий»,
«широкий», «светлый», «весёлый», и тому подобные.
И в самом деле, если внимательно вглядеться в портреты или фотографии этого господина, почему-то очень и очень похожего
на… трактирного слугу с характерной зализанностью жидких волос, то сразу становится окончательно понятным то,
почему ничего кроме кантаты «Александр Невский» или «Пети и волка» Сергей Сергеевич сочинить был не в состоянии.
Любимым словом Прокофьева было… «шуточка».
Есть даже такое творение у него – «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего».
Видели?
Или слышали?
Уже одного названия достаточно, чтобы эту «сказку-балет» не смотреть никогда, а тем более – не слушать.

«Программирование» детского сознания на «пожизненное правильное (!) понимание и восприятие музыки» Прокофьев легко взял на себя.
И очень быстро добился «желаемого» результата, навязав всем детям своего «Петю и волка».
Благодаря этому «великому композитору» миллионы детей навсегда запомнили, «для чего» оказывается нужны музыкальные инструменты.
Что отныне и навсегда «флейта – это птичка», «валторны – это волк», а «кларнет – это кошка» и т. д.
То есть, в представлении ребёнка смысл музыки (любой) должен сводиться в принципе к одной единственной ассоциации – если слышна,
например, флейта, значит, композитор думал о птичке.
И более ни о чём другом и думать не мог.
Впоследствии, слушая симфоническую музыку, подростку уже практически невозможно отделаться от представления о том, что цель всех
композиторов вообще – это изображение птичек, собачек и прочих зверей – только не красками или карандашами, а звуками различных инструментов.
А также ветра, дождя, грома и тому подобной «погоды».
И смысл создания музыкальных инструментов тоже прост – их вообще изобрели и делают для… изображения различных животных, ну, и ещё природных явлений.
Вот, оказывается, как всё просто и легко у музыкантов!

Инструменталисты и дирижёры, часто исполняющие сочинения Прокофьева (однако, как и должно быть, есть очень ретивые «сторонники» всего «прокофьевского»),
не включают в концерты и не записывают музыку Баха, Моцарта или Бетховена, что весьма показательно.
А если играют, то они у них «не получаются» даже «на троечку». (Видимо, потому что… программы нет,
и приходится думать самому, что и как исполнять!).
Зато Мусоргские, Мясковские, Кабалевские, Мурадели, Свиридовы и прочие Хренниковы исполняются весьма охотно!
Потому что все эти господа, так же как и Прокофьев, не более чем поверхностные иллюстраторы некоего сюжетика, весь смысл сочинений
которых – развлечение публики, занимающей себя во время прослушивания единственным вопросом - «ой,…а на что же этот инструмент может быть похож? - На облачко, зайчика или на крокодила?».
Цитата из французской газеты:
«Весной 1921 года Париж «открыл» для себя Сергея Прокофьева.
Газеты так охарактеризовали новую музыку: «Когда дочка динозавра оканчивала консерваторию, то в ее репертуаре был… Прокофьев... <…> «Стальные пальцы, стальные запястья, стальные бицепсы, стальные трицепсы... Это не музыка, а звуковой стальной трест...».

Пожалуй, корреспондент этой газеты был абсолютно прав!


*

Другой «выдающийся товарищ плохой музыки» - Дмитрий Борисович Кабалевский (1904-1987) – программист законченный.

Вот слова о нём из энциклопедии:
«В основе большинства произведений Кабалевского - социально значимая тематика. Его музыке, связанной с гуманистическими
традициями русской музыкальной культуры, свойственны оптимизм, пафос жизнеутверждения».

А,… скажите, пожалуйста, что такое «пафос жизнеутверждения»?
Что может означать фраза - музыкальный «оптимизм»?
Это, наверное, когда много музыкантов на трубах и флейтах глубокомысленно выдувают «Песню утра, весны и мира» или «Родину великую».

Откуда берутся эти абсолютно бессмысленные метафоры?
Кто и когда сказал, что жизнь нужно «утверждать»?
Зачем?
Может быть, это нужно делать такими словами из оперетты Кабалевского: «цвети, душа, цвети, пока не поздно!» (мало того, что душа цвести может, так ещё и … в определённое время, оказывается!).
Или такими: «То березка, то рябина,
                Куст ракиты над рекой.
                Край родной, навек любимый,
                Где найдешь еще такой!»

Так никто ведь и не сомневается, - нигде не найдёшь!
Только у Кабалевских такие края и есть.
И даже полно их – бескрайних краёв!

А сколько «шедевров» написано им для подрастающего поколения! И не перечислить!
Например, такие:
«На фабрику уходит мать, А детям нужен глаз. Я их учу маршировать, Носить противогаз!» (!),
«И дорогою веселой, мы шагаем, вставши в строй, вместе с классом, и со школой, и со всей родной страной...».


Грузин всей страны и друг всего народа Джугашвили, для которого смысл музыки в целом заключался в «песне про Сулико»,
раздавая сталинские премии, а также заодно ленинские и государственные, сам подобную композиторскую чушь не слушал никогда,
но, тем не менее, премии давал охотно, поскольку… идеология тоталитарного строя отражалась в них более чем верно.
Одни названия «творений Кабалевского» чего стоят! – «Народные мстители», «Поэма борьбы», «Ленинцы», «В огне»,
«Семья Тараса», «Никита Вершинин», «Золотые колосья», «Весна поёт», «О родной земле»… !
Заслушаешься просто!


Цитата:
«С окончанием советского периода музыка Кабалевского, ранее усердно насаждаемая, исполняться практически перестала».

Факт:
«В Большом зале консерватории при стечении народа давали Четвертую симфонию Кабалевского.
Музыка была обычной, кабалевско-советской. Композитор Каретников сидел, слушал и злился. После исполнения
он решил все же пойти и поздравить Кабалевского.
- Поздравляю вас, Дмитрий Борисович... - и ничего более к этому не прибавил.
Кабалевский внимательно посмотрел на Каретникова и все понял.
Народный артист СССР, доктор музыковедения, член Академии педагогических наук, секретарь Союза композиторов СССР,
орденоносец, лауреат Сталинских премий, будущий лауреат Ленинской, будущий Герой Социалистического Труда,
будущий председатель жюри конкурса имени самого себя "На лучшее исполнение своих собственных произведений"
и будущий "Лучший музыкальный друг детей" неожиданно склонился к уху Каретникова и тихо произнес:
- А что, Коленька, музычка-то говенненькая?..»


*

До Прокофьева и Кабалевского жил и «сотворял» программные «шедевры» ещё один «сверхзапрограммированный» человечек - Модест Петрович Мусоргский (1839–1881).
(Точнее сказать – один из тех «великих», с которых весь ужас в музыке и начался!)

Цитата:
         «В центре его творчества - народ как «личность, одушевлённая единой идеей», важнейшие события отечественной истории,
          в которых с большой силой проявляются воля и суд народа».

Опять же, вопрос, - а что такое «воля и суд народа» и какое отношение эта метафора может иметь к музыке вообще?

Другая цитата о Мусоргском:
          «Мусоргского не увольняли со службы только благодаря покровительству его начальника в Государственном Контроле,
           крупного чиновника Т. И. Филиппова, однако, в 1880 году он все же вынужден был оставить должность (точнее, его
           «попросили» её оставить из-за… беспробудного алкоголизма), и в течение последних 14 месяцев своей жизни
            Модест Петрович существовал на средства Филиппова.
           В феврале 1881 года после приступа белой горячки его поместили в петербургский военный госпиталь (там, кстати,
           в последнюю неделю жизни Мусоргского И. Е. Репин и написал с него всем известный единственный портрет)».

Ещё цитата:
           «Мусоргский, представитель русской «Пятерки» – «Могучей кучки» (название, сами видите, очень и очень… программное !),
            в которую входили кроме него ещё Балакирев (глава и руководитель), Бородин, Кюи, Римский-Корсаков, а некоторое время
            также Лодыженский, Гуссаковский, Щербачёв (а… кто такие эти три господина?).
            Программа и эстетика "Могучей кучки" сложились под влиянием демократической идеологии 60-х гг., в особенности
            взглядов художественного критика В. В. Стасова, который и дал кружку само наименование "Кучка"».

(В разного рода общества, в партии, всегда объединяются, «кучкуются» только те персоны, чьё «сочинительство» в силу разных причин –
дилетантства, подражательства, или же просто бессмысленности, нуждается в поддержке таких же «товарищей», которые помогают вырабатывать разного рода уставы, программы… всё что угодно, лишь бы как-то обосновать право на существование бездарного
творения своего соплеменника.
Странно, но почему-то ни Баху, ни Моцарту, ни Шопену, ни Брукнеру… идеи создать «союзы композиторов» в голову не приходили.)

Вот ещё цитата из письма Стасова о «Картинках с выставки»:
«Это музыка на картинку Гартмана «Катакомбы парижские», все состоящие из черепов. У Мусорянина сначала изображено мрачное
подземелье (длинными тянутыми аккордами, часто оркестровыми, с большими ферматами). Потом на тремоландо идёт в миноре тема
первой променады - это засветились огоньки в черепах, и тут-то вдруг раздаётся волшебный, поэтический призыв Гартмана к Мусоргскому…»

(Цикл Мусоргского «Картинки с выставки» посвящен памяти закадычного друга - художника и архитектора Гартмана.
Свое произведение Мусоргский первоначально так и озаглавил - «Гартман»)

Давайте узнаем, а кто такой этот самый Гартман со своим «поэтическим призывом», и что представляют собою его «картинки»?

Из энциклопедии: 
           «Гартман, Виктор Эдуард (позднее к имени прибавлено было отчество «Александрович») - (1834–1873) – архитектор, представитель
           «русского стиля» внутри романтического историзма.
           После изучения практически строительного дела, преимущественно под руководством своего дяди П. Гемильена, Гартман провел
          несколько лет за границей, повсюду срисовывая детали архитектурных памятников, воспроизводя карандашом и акварелью
          народные типы и сцены уличной жизни.
          В истории русской архитектуры Гартман является одним из представителей направления, стремившегося возродить древнерусский
          стиль с применением орнаментации, взятой с предметов прикладного искусства, к украшению архитектурных памятников.
          Сегодня из всех работ В.Э.А.Гартмана, по которым сочинены «Картинки» Мусоргского, известны только шесть».

Несколько слов о самих работах, внезапно… «вдохновивших ближайшего друга» Модеста Петровича на написание сочинения «Гартман»:
Во-первых, - это не картины. (!) То есть «Картинки с выставки» не подразумевают наличия живописных полотен.
Картин господин Гартман никогда не писал, и писать не умел вообще.
Он занимался только набросками и эскизами к декорациям, выполняя их карандашом или акварелью.
Экспонаты представляли собою... страницы из путевого блокнота (размером примерно 13 х 17 см.) или совсем небольшие отдельные листы бумаги (17,6 х 25,3 см.) – только и всего.
Вот это самое «только и всего», оказывается, и вдохновило Мусоргского на «величайшее программное сочинение» века
(! – так пишут о нём почти все муз. словари), состоящее из нескольких фортепианных пьес.

Точное название, однако, должно было бы выглядеть так:
«Впечатления от набросков и эскизов друга Гартмана, полученные мною на его посмертной выставке, когда я пребывал
в состоянии крайней тоски, депрессии и, как всегда, пьян».

Кстати, о музыкальных словарях и энциклопедиях нужно сказать несколько слов.
Что ещё остаётся делать издателям, кроме как писать о некоторых русских композиторах, используя эпитеты «величайший», «гениальный» и пр.,
если абсолютно все издания подобного рода до выхода из типографии проходят жесточайший и многоуровневый контроль – от самого мелкого редактора
до министра культуры и даже,… как было совсем недавно, самого Иосифа Виссарионыча?
Ведь вождям «великого государства» нужно отстаивать свой престиж, это вообще их единственная забота.
А если, откровенно говоря, художники и композиторы «не тянут даже на троечку с минусом», то,… всё равно,…  задача партии и правительства
- неизбежно поднимать «рейтинг» этих персон до «величайшего» уровня, чтобы гордились все от мала до велика – «… и ныне дикий тунгус, и друг степей – калмык».
Поэтому в энциклопедиях мы и читаем сплошь и рядом совершенно бессмысленные строки, типа:
«Ценность «Картинок с выставки» - в глубокой правдивости, человечности показанных в ней образов, в подлинно народном
складе музыки и патриотическом характере ведущей идеи».
Простите великодушно, правдивость чего? – Скорлупы от яиц?
Человечность, это что? – Баба-яга?
А что конкретно означает «ведущая идея патриотического характера»?
Это, видимо, когда пьяный Мусоргский по выставке ходил, и поэтому объединяющая цикл тема названа им «Promenade».

О способностях самого Мусоргского рассуждать и высказывать свои мысли говорят его письма, в которых легко можно увидеть,
как бесконечно далека «программная система мышления» Модеста Петровича от какой-либо философии,
а также и понимания сути музыки в целом.
Например:
«Художник верит в будущее, потому что живет в нем!» - писал он.
(Позвольте, - художником вообще-то называется человек, живущий только настоящим моментом).
Или другие его строки (о Гартмане).:
«Опять биток (с хреном для слезы) из человеческого самолюбьица. Да черт с твоею мудростью! Если «он» не попусту жил,
а создавал, так каким же негодяем надо быть, чтобы с наслаждением «утешения» примиряться с тем, что «он» перестал создавать.
Нет и не может быть покоя, нет и не должно быть утешений - это дрябло».

Да уж.
Но,… о «философских рукописях» Прокофьевых, Кабалевских, Хренниковых вспоминать и думать лучше не надо.
У них это даже не «дрябло», у них это вообще... никак.

*

Если сознание слушателя «запрограммировано литературным мусором», то оно в дальнейшем не в состоянии
воспринимать чистую музыку – произведения без названий.
Да и есть ли всё то, что относится к программным сочинениям вышеупомянутых авторов, музыка вообще?
Если человек психически здоров, он никогда добровольно не пойдёт в концертный зал слушать звуки инструментов оркестра,
задача которых… показать «яйца» (фрагмент «Балет невылупившихся птенцов»),
какую-нибудь телегу или Бабу-Ягу (всего лишь потому, что один из рисунков Гартмана изображал часы в виде избушки бабы-яги на курьих ножках.
На той выставке были также и щипцы для колки орехов, и посуда, ёлочные украшения и табуретки от Гартмана – словом,
очень «живописные глубокосодержательные шедевры!»).

Интересно также, что можно реально услышать, или, точнее, «увидеть» в сочинении Прокофьева «Петя и волк», если «удалить»
полностью все слова про пионера Петю, и назвать сочинение, скажем, «opus… номер такой-то»?
Это замечательно простая идея – дать послушать кому-нибудь запись и спросить потом - «ну, и что ты теперь услышал?».

Вспомним слова из энциклопедии, приведённые в эпиграфе:
«Благодаря конкретному содержанию программная музыка… более доступна и понятна слушателям».
(А что означает фраза «более доступна» ?!!!  Или, может быть, «музыка для простого народа» должна быть сродни эстрадным шлягерам и «блатному шансону»?)
«Ее выразительные средства особенно рельефны и ярки».
(То есть, так получается, что во всей остальной непрограммной музыке средства еле выражены, а вот в программной они просто сами выпучиваются?!).

Что должен понять человек, прочитав такую статью из музыкальных словарей?
Что слушать Концерт Моцарта или Сонату Шопена не стоит вовсе, потому что только программная музыка навсегда обеспечивает «выпуклую» выразительность?
А симфонии Малера или Чайковского «скучны» изначально, поскольку имеют «в программе» только… порядковый номер?

Одно дело – писать soundtrack (OST) – оригинальную звуковую композицию к готовому мультфильму (как это делается,
например, в кинокомпании «Walt Disney Productions»), и совсем другое – зачем-то делать мультфильм на готовую музыку,
автор которой даже слово «мультипликация» не знал.
Режиссёр такого фильма весьма далёк от понимания как музыки, так и смысла киноискусства.
Создавая поток ритмически организованных кадров-картинок, он не только сводит «до нуля» всю экзистенциальность
музыкального содержания, но и заставляет слушателей и зрителей верить в необходимость пошлых ассоциаций подобного рода.

Возможно ли вообще написать серьёзное музыкальное произведение на поэтический текст, живописное полотно или скульптуру?
Почему не существует сонат или симфоний, написанных, скажем, «по картинам» Веласкеса, Рембрандта, Веронезе, Брейгеля, Шардена?
Или, к примеру, на сюжет «Pieta» Микеланджело?
Это нереально в принципе по очень простой причине: настоящее живописное или скульптурное произведение – это уже сама по себе музыка бесконечной глубины!
Нельзя написать музыку на… музыку.

Единственный смысл искусства, и, прежде всего, музыки, - экзистенция, трансгрессия, выход сознания за границы форм.
Программная (иллюстративная) музыка выполняет в точности противоположную задачу – она жёстко оставляет композитора,
исполнителя и тем более слушателя в рамках заявленной формы и всеми силами старается удержать в этих рамках.

Только совершенно непонятно – для чего?


*

14 октября 2009

***