Белые кружевные парусники

Белые кружевные парусники,
Разбиваются об асфальт,
Острым и тусклым маятником,
За окном мраморным памятником,
Машины куда-то летят.
Привкус едкого никотина,
Дополняет тоска с кофеином,
А за окном разбилась суета,
В спокойствии своего хаоса,
Пестрый муравейник волнами,
Пустых, но надежд закрываясь щеколдами,
В желудке старого кита,
Годами ждет крохотной малости,
Зубами вцепиться в пьянящие крайности,
Хоть на рубль, но ослабла бы,
На ошейнике жизни тугая петля...
А на стекле узорами,
Отрицая квадратность судьбы,
Чья-то грустно вьется стезя,
От ласок дыма закрылась шторами,
Но не избежала с тоскою борьбы...
Где-то с тихим пронзительным звоном,
Опустилась на кафель слеза,
А за окном с земли в небеса,
Вежливо-учтивым тоном,
Спустились звезды,
Словно образа,
В мелодии лиричной прозы,
Рассыпались протоном и нейтроном,
С улыбкой грустной струнами молча...
Последний вдох тумана. Горько.
Последний выдох.
Вздох.
Не прочно,
Обнялись в танце веки колко,
Смеясь, тоскуя по тебе,
Тоскуя в меру, не порочно,
А за окном мальчонка точно,
Клиновый лист противится судьбе...
Я сижу у окна,
Как Бродский когда-то,
Я рисую твой образ,
Берегу то, что свято,
Я сижу у окна,
И грущу понемногу,
Я смеюсь от тоски,
Меня колотит тревога.
Я сижу у окна,
И я помню былое,
Я помню хорошее,
Не помню плохое,
Я сижу у окна,
И я узнал себе цену,
До чего же он прав,
Что лес - только часть полена!
Я сижу у окна...
Тот ли дан ответ?
Как мотылек летит, прокляная свет,
В сотый раз зарекся, но снова нет,
Его манит не пряник, гонит не кнут,
И уже в сотый раз его вновь сожгут...
Я сижу у окна,
А за окном свой путь.
И белые парусники по асфальту плывут.