Стихи или не стихи?

(иронический взгляд на необычную поэзию)

Настоящая поэзия - это когда мозгам тесно, а мыслям просторно.
(M.Geny)


Порассуждаем о поэзии, о "необычных" стихах. Когда мы обсуждаем их, часто говорим - это стихи, а это не стихи. Обычно только поэты понимают друг друга с полуслова. А каково нормальному человеку, не привыкшему употреблять поэзию всуе, не знающему, что это такое и не привыкшему ее слушать и читать? Как объяснить ему принципиальную разницу между поэзией и "непоэзией"? Для сравнения возьмем два простых известных четверостишия. Вот стихотворение одного из величайших поэтов девятнадцатого века Федора Ивановича Тютчева:

"Вот иду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня.
Тяжело мне, замирают ноги.
Ангел мой, ты видишь ли меня? "

(Ф.И.Тютчев "Накануне...",1865 г.)

А вот известное стихотворение Михаила Исаковского, написанное точно таким же размером:

"Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий на берег крутой..."

Как объяснить человеку, что первая строфа - это стихи, а вторая - нет ? Казалось бы, ну что особенного в том, что:

"Тяжело мне, замирают ноги.
Ангел мой, ты видишь ли меня?"

Как ему объяснить, что "тяжело" не от авоськи с продуктами и "замирают ноги" вовсе не от острой венозной недостаточности после болезни тяжелой формой тромбофлебита? И что поэт вовсе не играет в прятки с ангелом, вопрошая из придорожных кустов: мол, ку-ку, "Ангел мой, ты видишь ли меня?"...

А тут все ясно и просто. Мол, слушай сюда, дело было так:

"Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой,
Выходила на берег Катюша,
На высокий на берег крутой".

      Все замечательно, все в рифму. Но попробуйте угадать с трех раз: стихи это или нет? А вот и не угадали. Нет, это не стихи, а слова из песни. Почувствуйте разницу. "Стихи - это лучшие слова, сложенные в лучшем порядке",- писал Пушкин. Чтобы стало совсем понятно, перефразируя Чехова с его кратким "жена есть жена", так же исчерпывающе подробно и скажем: "стихи есть стихи". Александр Галич "стихами" называл слова, сказанные так, что они вызывают благодарность у человека, который их услышал впервые и уже не забудет потом никогда.

     А ведь немало на Руси и других "необычных" поэтов! Читаем у того же В.Маяковского "Стихи о советском паспорте" (1929 г.). Поэт замечает многое: и учтивость чиновника, который "не переставая кланяться", "с почтеньем" берет паспорта американца и англичанина, и его пренебрежение при виде польского паспорта. И вдруг, как будто ожогом рот скривило господину. Это господин чиновник берет его краснокожую паспортину. Мирное течение жизни нарушено! "Жандармская каста" готова кинуться на поэта, но в его руках - "молоткастый, серпастый, советский паспорт", за ним - страна социализма, бородатый Маркс и "бритоголовый" Ленин. Маяковский горд за свою могучую Родину. И это тоже обычный взгляд на необычную поэзию. Но с позиций апатрида ,обладателя "волчьего билета" в виде фиолетового паспорта негражданина Латвии, те же поэтические строки сами собой прочитываются несколько иначе:

СТИХОТВОРЕНИЕ О ЛАТВИЙСКОМ ПАСПОРТЕ

Я волком бы выгрыз бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись
любая бумажка. Но эту...
По длинному фронту купе и кают
чиновник учтивый движется.
Сдают паспорта, и я сдаю
мой "волчий билет"
как книжицу.
К одним паспортам - улыбка у рта.
К другим - отношение плевое.
С почтеньем берут, например, паспорта
с двуспальным английским левою.
Глазами доброго дядю выев,
не переставая кланяться,
берут, как будто берут чаевые,
паспорт американца.
На польский - глядят, как в афишу коза.
На польский - выпяливают глаза
в тугой полицейской слоновости -
откуда, мол, и что это за
географические новости?
И не повернув головы кочан
и чувств никаких не изведав,
берут, не моргнув, паспорта датчан
и разных прочих шведов.
И вдруг, как будто ожогом, рот
скривило господину.
Это господин чиновник берет
мою фиолетовую
паспортину.
Берет - как бомбу, берет - как ежа,
как бритву обоюдоострую,
берет, как гремучую в 20 жал
змею двухметроворостую.
Моргнул многозначаще глаз носильщика,
хоть вещи снесет задаром вам.
Жандарм вопросительно смотрит на сыщика,
сыщик на жандарма.
С каким наслажденьем жандармской кастой
я был бы исхлестан и распят за то,
что в руках у меня -
латвийских
неграждан
паспорт.
Я волком бы выгрыз бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись
любая бумажка. Но эту...
Я достаю из широких штанин
дубликатом бесценного груза.
Читайте, сочувствуйте, я - апатрид
латвийского Евросоюза!

Спасибо В. Маяковскому за прозорливость! Современные поэты так чувственно подробно и юридически точно любить родину не умеют. А те, кого в ближнем зарубежье на волне политических разборок лишили гражданства, на патриотизм и права не имеют. По закону не положено. Ведь понятия "родина" и "отчизна" стали для них определениями совсем различных временных и государственно-географических ассоциаций...

Известный поэт Евгений Долматовский апатридом не был, но тоже написал "необычное" патриотическое стихотворение. Правда, про любовь не к родине, а к Парижу:

"Иду, короткой трубочкой сипя,
Ничем не отличимый от француза,
И только повторяю про себя:
"Я - гражданин Советского Союза".

Такое мог написать только человек с настоящим паспортом гражданина, а не с каким-то там фиолетовым "волчьим билетом неграждана", "aliens" и прочих "апатридов"! Так и хочется ответить всем им, а также лично Федору Ивановичу Тютчеву такими же "необычными" стихами О.Мандельштама:

"Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!
Я нынче славным бесом обуян,
Как будто в корень голову шампунем
Мне вымыл парикмахер Франсуа.

Держу пари, что я еще не умер,
И, как жокей, ручаюсь головой,
Что я еще могу набедокурить
На рысистой дорожке беговой..."