Путешествие по Европе

Роман-поэма "Демидовы"
продолжение...


С благословления царицы
Рванул демидовский обоз
На иноземные границы
Со свитой слуг и поваров.

В сопровождении камердинеров
С Никитой ехала жена,
Поплыли серые уборы,
Тряслись два крепких гайдука.

Тянулся лес, бежали кони,
Вот деревеньки латышей,
Луга раскинулись на лоне
Среди дубрав и тополей.

Угрюмый замок, будто коршун
Стерег окрестные поля,
Вздыхала пахотою лошадь,
Подули теплые ветра.

Земля водою пропиталась,
Текли веселые ручьи,
Весна стремительно ворвалась,
Летели с важностью грачи.

Андрейка ехал в экипаже,
В журнал все записи вносил
Обозревал в таинстве, дали
И дух природы полюбил.

Предстала тихая Митава,
Курляндский вестник ждал гостей,
На звуки выбежала стража,
Форейтор сбавил шаг коней.

Был замок в тщетном запустении,
И подан в скромности обед,
Безвкусны блюда в угощении,
Бульоны с луком, постный хлеб.

Деньки апрельские стояли,
Достиг Либавы экипаж,
Просторы моря дух ласкали,
Соленый ветер бил в кураж.

Мелькали села безымянно,
Остался Мемель позади,
На Кенигсберг косой песчаной
Въезжал Демидов в свет зари.

Поднялся форт и бастионы,
Соборный шпиль маячил ввысь,
Гуляли светские бароны,
Преподносили дамы кисть.

Жил сей народ без треволнений,
Царила скупость и печаль,
И после долгих представлений
Повозка снова мчалась вдаль.

Берлин раскинулся на лоне,
Текла спокойная река,
Вход в град – массивами пилонов
Являл опорою врата.

Король в скульптурном изваянии
Верхом пришпоривал коня,
И было жгучее желанье -
Покинуть место навсегда.

Сквозила чопорность на балах,
Давалась постная еда,
И с ненасытным видом дамы
Летели словно саранча.

Не в радость были и гулянья,
Какой то траур в головах,
Ходили все по предписанью,
Сухая ненависть в словах.

Под бой ударных барабанов
В парадном марше полк солдат,
Шаг отчеканил очень браво,
В глазах замерз холодный взгляд.

После скучнейшего Берлина
Жена  лишь ванны приняла,
Восторгом веяла картина
От посещений грязей Спа.

Андрейка вел дневник дотошно,
Да вытирал вспотевший лоб,
И убеждался очень точно
В надменном облике особ.

В Париж примчался царский поезд
Цвели каштаны у реки,
В честь дорогих гостей – застолье
Дано вельможам от души.

Все вечера: веселье, встречи,
Прогулки в роскоши дворцов,
Сад – Пал-Рояль давал концерты
Версаль рождал в глазах любовь.

Певцы гуляли по аллеям,
Пел менестрель в искусный лад
В ночи огни, как дуновенье
Преображали райский сад.

Плескалась ласковая Сена,
Как живописны берега!
Природой, созданная сцена
Весь высший свет сюда влекла.

Бродил Демидов закутками,
Теснились лавки продавцов,
Жены округлость нарастала,
Звала душа в семейный кров.

И вскоре бремя разрешилось,
Бог даровал на радость дочь,
Крещенье таинства свершилось
И отступила тихо ночь.

Ваятель школы просвещенья
Париж с заказом посетил,
Сам Шубин, в знак благословления
Бюст для Демидовых вручил.

Застыла в мраморе натура,
Округлость щек и завитки,
И завершением – фигура
С рисунком кружева резьбы.

Сиял Демидов в восхищении,
Звенел чеканкой луидор,
В глазах искрило настроенье,
Вступил Никита в разговор:

«Делами славится работа,
Господь повсюду на земле,
А наша щедрая природа
Ждет в неизведанной стране.

Вняв вашу просьбу в назидание
Поездка наша будет в прок,
Вы скульптор, вижу, по призванью,
Кареты сделаем все в срок».

Блеснуло утро на рассвете
Отъехал пышный экипаж
Париж растаял, как в букете,
Сменился быстро антураж.

Туман рассеялся в долине,
Плыли волнистые поля,
Звала дорога с новой силой
Узнать другие города.

В дубраве тихо приютилась
Одна деревня на холме,
Жена по нраву умилилась
Неискушенной красоте:

«Вели сейчас остановиться
Король здесь будет зверя гнать,
И, наконец - таки свершится
Вся наша божья благодать».

«То верно! Царская охота -
Бальзам израненной души.
Псы чистокровны, по породе,
Арабской крови рысаки».

В убогой хижине старуха
Гостей уныло приняла,
Подстилка трав шуршала сухо
Под треск веселого огня.

Задорно было слушать речи,
Все крались сумерки к двери
И опускался тихий вечер
На пламя ласковой свечи.

На утро путники пустились
К угодьям царским короля,
Олени быстро проносились
Мимо высокого холма.

Роса застыла в ожидании,
Прохладный ветер дул в висок,
Бежал олень на растерзанье,
Трубил протяжно царский рог.

Взлетали псы лавинной стаей,
Через гремучие ручьи,
На крутизне холмов мелькали
Собачьи тонкие хвосты.

Звук нарастал, трещал валежник,
Хрустели сучья, била плеть,
В лесу стих разом пересмешник,
Зверь устремился прямо в сеть.

Мотнул ветвистыми рогами,
Да и запутался в силках,
Разнесся стон под облаками,
Блеснули слезы на глазах.

Смотрел Демидов на страданья,
И глаз не мог он оторвать,
Зверь приковал его вниманье,
Невыносимо было ждать.

Терзали псы от злобы зверя,
Король в один удар ножа
Свалил прекрасного оленя,
И кровь струею потекла.

Художник гневно отвернулся,
Король взобрался на седло,
Легко от пыли отряхнулся,
И путь взял к замку Фонтенбло.

Кортеж направился к Турину,
Предстал в величии Лион,
Великолепную картину
Явил древнейший Одеон.

Домен французского аббатства
Был центром спора и торжеств,
Филипп Красивый правил царством,
Чтоб уничтожить тайный крест.

Здесь культ Кибелы охраняли
На протяжении веков,
Рабов насильно истязали,
Пускали жертвенную кровь.

Район Фурвьер и берег Соны,
Старинный римский акведук,
Протянут, был в слиянии Роны -
Стараньем тысяч рабских рук.

Руины двух античных театров,
Строенье церкви алтаря,
Когда-то были альма-матер
Для окруженья короля.

Собор Сен-Жан в прекрасном стиле,
Часы астральные для звезд,
Великолепный контур шпиля
Врезался гордо в царство грез.

Как только стрелка по полудню,
Крик громогласный петуха,
И появляются фигуры,
Звенят в раскат колокола.

В аббатстве старые строенья,
В романском стиле особняк,
Сен-Низье – место поклоненья
Для обретенья новых благ.

И снова двинулись кареты,
Все выше горы на пути,
Играли свистом живо ветры,
Равнина стлалась позади.

В мерцании звезд темнели горы,
Казалось, здесь пути конец,
Но с каждым утренним восходом
Звало биение сердец.

Спускались кони прямо в пропасть,
Тоннель, как пасть большого льва,
Вдыхал склеп мрачную холодность,
Сливался в точку свет луча.

Дорога в горы углублялась,
И начался большой подъем,
Тропа утесами сжималась
Стыл в горле судорожно ком.

Синела узкая полоска,
Повисла пропасть, над тропой,
Гремела с тяжестью повозка,
Висел карниз над головой.

В глуби пошатывались ели,
Скрипели оси колеса,
Обрывы впадиной чернели,
Росла угрюмая гора.

С трудом, протискиваясь в тропы,
Дрожал богатый экипаж,
На ответвление отрога
Доставлен в целости багаж.

Как вожделенное спасенье,
Открылся взорам городок,
И все вздохнули с облегченьем,
Минуя здесь опасный рок.

Умчалась ветреная стужа,
Ущелья скрылись за селом,
И расцвела долина кружев -
Цветущим свадебным ковром.

Сад распахнул свои объятья,
На склонах сочный виноград,
Местами тутовые рощи,
В садах наполнен аромат.

Толпа рабочих песни пела,
Струилась тонкая свирель,
А солнце золотом горело
Под переливчатую трель.

Демидов радовался краю
И хлопнул Шубина в плечо:
«А красотища-то какая!
Тебе и фрукты и вино».

Тут молодые итальянки
Уселись дружно на скамье,
Дуэтом пели две смуглянки
О своей ласковой земле.

И загорался тут Демидов:
«Добры девицы, ох добры!»
По сторонам мелькали виллы,
Вставали в высь монастыри.

Брели отары по долинам,
Сливаясь, будто в водопад,
А безмятежная картина
Бежала нотами рулад.

Милан открыл под солнцем двери,
Мелькнул готический собор,
Дворцы картинной галереи
На живописном фоне гор.

Святые церкви Ренессанса,
В угрюмый вид – монастыри
Постройки Римлян и Испанцев,
Эпохи – древние следы.

В межгорной чаше котловины
Вершин – зеленые луга,
Предстали цепью Апеннины,
Блеснули крыши, купола.

Собор дель Фьоре с колокольней,
Лег в бесконечность силуэт,
Работа Джотто очень стройно
Несла торжественный рассвет.

На стенах – мраморные фрески,
Шедевры славных мастеров,
Где архитектор Брунелесски
Оставил память для веков.

Палаццо Питти, Синьория,
Музей Уффици вдоль реки,
Санта Мария дель Кармине -
В успокоение души.

Капелла Ме’дичи, с фасадом,
Фигуры суток: день и ночь,
Сам Флорентийский род Европы
Отсюда гнал пришельцев прочь.

В Никите не было волненья,
Ходил, как сущий дилетант,
Не понимал труды творенья -
Искусства - истинный бриллиант.

Скупал лишь редкие картины,
Когда входил в большой музей,
Не знал он мудрости харизмы
При посещении галерей…

Версты крыл кучер экипажа,
Поля стелились вдалеке,
Вставали рощи винограда,
Сорта «Merlot» и «Chardonnay».

Сам виноград, идущий в пищу,
В долинах рос у самых ног,
Но, поселяне были нищи,
Не шло богатство людям в прок.

Январским вечером, со стуком
Мчал дилижанс по мостовой,
Серп освещал огромный купол,
Рим отражался над водой.

Во мраке ночи колоннады
Тонули в редких огоньках,
Не слышно было мадригала
На темных, светских площадях.

В отеле ночь открыла грезы,
Струей журчал большой фонтан,
На утро меркли в небе звезды,
В часовне в звон бил капеллан.

Рим утопал под толщей грязи,
Шумели лавки вдоль дорог,
Как будто шел великий праздник
В честь коронации особ.

Вот, наконец, стих шум базара,
Возникли древние холмы,
Античный Форум – балюстрадой,
Как будто вырос из земли.

Кусты обхватывали камень
Далеких, призрачных времен,
Торчали грани изваяний,
Обломки мраморных колонн.

Как Юлий Цезарь в белой тоге,
Кружил Демидов у дворца -
Развалин царские чертоги
Капитолийского холма.

Обзор пристрастный продолжался,
Шел из столетий рев зверей,
Гигантским сводом раскрывался
Амфитеатр Колизей.


продолжение следует...