Из письма московской подруге Ксении Приморской

* * *

Ибо счастье – любит слезы!
Ибо счастье – любит козни! –
Ну так рвите эти розы
Ницше
как? И понимаешь, эта нежность к живому, этот предельный такт и легкая насмешка у Ницше во всем. Я бы назвала это жалобой: это была жалоба, но такая мгновенная, такая легкая и благородная – как бы со стыдливой улыбкой – светлая жалоба! Это полупризнание, полунедоумение, а вовсе не минуты прозрений. Скорее, то – минуты затмений, вот так. Еще счастье, но ведь говорят, что он был самым-самым несчастным из всех. Еще бы: «Здесь снег, здесь безмолвие, последние вороны, слышимые здесь, называются: «К чему?», «Напрасно!», «Nada!»». И еще: «Никто не имеет права хвалить меня. Я прихожу с высот, куда не долетала ни одна птица, я спускаюсь в глубины, где не бывала ни одна нога; говорят, что от моих книг невозможно оторваться: я нарушаю даже ночной покой». Знаешь, владелец дома в Швейцарии, в котором жил Ницше в полном одиночестве последние 10 лет, говорил, что в его постояльце не было ничего особенного, кроме врожденного благородства и ежедневных долгих фортепьянных импровизаций по вечерам. Просто музыка, музыка и ничего больше. Поэзия в философии: до сих по философия была скучной, а теперь она стала страшной – страшной по силе. Это смешно. Но что уж говорить о музыке? Музыка в философии – это смертоносно, наверное (хотя я не знаю музыки и мне трудно судить это мнение критиков).
Ксюша, в следующих письмах я больше не буду рассказывать о Ницше и утомлять тебя. Зачем? – все главное я уже рассказала. И писем таких длинных писать не буду. Я просто хотела, чтобы ты поняла меня. Когда думаешь об этом, то чувствуешь, как сказала Ахматова, торжественную ночь, вселенную из льда и пламени, как сказал Камю. Приятного, наверное, в этом мало. Но если это пройдет, и снова окунешься в привычку, в обыкновенность… нет! Окончательно в обыденность после этого уже не уйдешь никогда. Чувствовала ли ты такое? Если это пройдет, приходит успокоение, и – сегодня я пишу тебе все самое главное, что у меня есть – ты простишь мне в последний раз (мы ведь с тобой любим стихи?), если я процитирую Блока? Ты знаешь, конечно, эту «Свирель», но так будет лучше вспомнить.

Свирель поет: взошла звезда,
Пастух, гони стада…
И под мостом поет вода:
Смотри, какие быстрины,
Оставь заботы навсегда,
Такой прозрачной глубины
Не видел никогда…
Такой глубокой тишины
Не слышал никогда…

Смотри, какие быстрины,
Когда ты видел эти сны?..

Пиши. Пока. Жду.
Наташа

P.S. Ты, конечно, понимаешь, какое отношение ко всему этому имеет вопрос о религии: самое прямое! Я думаю, что в моем письме нет ничего против Бога. Но только твое утверждение о рае и аде не кажется ли тебе слишком категоричным? Неужели, ты бы согласилась наслаждаться в раю, зная, что кто-то мучается в огне в это время? По-моему, это противоречит самой сущности христианского учения: все невинны и все прощены. Неужели тебе не хочется крикнуть: «Все или Никто!»? Ты бы согласилась на «только я» или «только мы»?
1997г.