День пятый. штутгарт карловы вары

ДЕНЬ ПЯТЫЙ. Штутгарт – Карловы Вары.
Жизнь без границ

Я как сомнабула. Тринадцать часов сна за четверо суток.
- Парни,- сказал с утра Валентиныч.- не забывайте, нам нужно к вечеру быть в Варах. А еще нужно затариться и Мерсюк посмотреть.
Он был как всегда точен и рассудителен.
- А как же Национальная галерея?- промямлил я неуверенно.
Неожиданно все согласились. Вообще не спорили. Интеллигентные люди, черт возьми.
В нацгалерее был прилично представлен Пикассо. Он – хорош. Наверное. Для тех, кто это всё понимает. Для меня же он был замечателен тем, что позже, когда я соприкоснувшись с сюрреализмом, чуть не разведясь с женой, уйдя в запой, подорвав здоровье, выбив зуб и наделав массу глупостей, вспоминал фразу Тиграна, который в кафе у Дирка цитировал Пикассо, а именно: «Чтобы научиться рисовать мне потребовалось несколько лет, а чтобы рисовать как ребенок – вся жизнь» и рассказывал, что эту фразу он вычитал в каком-то случайном петербургском кафе, я, собственно, не мог разобраться в причинно-следственных связях, содержащихся в моей жизни и нарушающих её вразумительное течение угловатыми выступами кубизма, выходящими за рамки здравого смысла. Пикассо. Да.
В тот момент я бродил по залам с разбросанным Пикассо и удивлялся тому как немцы вообще могут им интересоваться. Логическим оправданием этой возможности для меня почему-то служили их многочисленные порнофильмы.
Импрессионисты. Я понял – в кажной ихней галерейке импрессионистами бавят всё остальное. Это как неожиданный красный флаг в черно-белом фильме «Броненосец Потемкин».
Личико «ренуаровской женщины» увидел аж за два зала до. Все внутри захолонуло отчего-то. Волшебная сила искусства: однажды использованный автором образ (был стишочек у меня «Маяковский и ренуаровские женщины») остается в памяти живым человеком с которым что-то связано. В данном случае увидев черты Жанны Самари я вздрогнул от неожиданной радости, как если бы встретил здесь, вдали от родины, очень близкого человека. Интересный эффект.
Оригинальнее всех проводил осмотр Валентиныч. Он всё время (по крайней мере пока я его видел) держал трубку телефона у виска и по-моему с кем-то разговаривал. (Вряд ли он задиктовывал в трубку картины).
Это шутка, конечно.
Двойственность восприятия. Она обманывает каждый раз наш разум и чувства, мешая сделать о мире раз и навсегда окончательный вывод. Вот, например, у здания театра состоялись красивые скульптурные фигуры, выражающие нежность и любовь а-ля Роден. Сержик же, увидевший их издалека, выразился жестким специфическим термином, который дети (да и то не все) узнают гораздо позже матерных слов.
«Ух ты!», воскликнули мы и заспешили, потому что издалека выглядело именно так как сказал Серега. Но – нет. Вблизи нам открылась исключительная нежность и чистая платоническая любовь.
Затарились подарками. Там же на центральной штрассе проходил митинг по поводу повышения зарплаты. Банальщина вроде бы. Но выглядело это как цитирование «Майн кампф». «Дойчланд убер аллес» интонационно звучало в динамиках выступавших. Эх, немцы, немцы.
Только под вечер поехали мы к музею Мерседеса. Он большой, современный, красивый. Но – нафиг. Я лег спать в машине. Про музей расскажут мои спутники. Если хотите дам телефоны.
Выехали, наконец, в Чехию. Двигались как-то без должной легкости и поэтому очень неприятно сломались на трассе. Просто включились все приборы – атас. Валентиныч мужественно, не дрогнув, стал оттормаживаться. Тигран сигнально замахал в окна руками. Андрей и Серега что-то засоветовали. Один я ничего не понял и сидел истуканом. Тормоз.
Но, ничего, обошлось.
Из веселого, если рассказывать, помнится Дюша звонит своей жене, весь трепетный такой: «парни, помолчите! Дорогая…», а в этот момент, в тишине, Тиграновский телефон женским сексуальным голосом на всю машину: «На твой телефон пришло сообщение, посмотри…». Эффектно.
Далее ехали без приключений и приехали в Карловы Вары к одиннадцати вечера. Гостиница пустая – как они в нее вошли, для меня загадка. Но мы покидали шмотки, переругнулись и высыпали на ночной променад.
Город разноуровневый. Начинается, естественно, от реки. (Сережа сказал, что это Дудергофка. Наверное так и есть). Далее поднимается террасами наверх. Но общепринятый способ движения – вдоль Дудергофки. От многочисленных минеральных источников до (что символично) музей-магазина бехеровки. И обратно.
Между ними вся жизнь. Я, похоже, уже двигаюсь обратно к минеральным источникам.
Но не буду о грустном. Далеко пошли лишь мы с Валентинычем, остальные ретировались в гостиницу. А мы неспешно прогулялись практически по всем Варам, забрели в пивнушечку приятную такую. Было отчего-то душевно и мы стали говорить по душам. С Валентинычем делать это безумно интересно, потому как помимо недюжинного ума, он обладает своим особым, оригинальным взглядом на жизнь, со всеми её оттенками, что меня удивляет всегда безмерно.
Возвращались совсем поздно. И подуставший я какой-то был, и не хватало мне горючки, и вообще все эти красоты уже надоели…
В дневнике в этом месте отчаянная запись «Гейдельберг и моя жена», сейчас я не могу никак её прокомментировать.