От сердца к конечностям

океан капель

нет
будет не то
это очевидно
сначала отовсюду повылезут самостоятельные пальцы
и начнут удаляться от анабиоза
на их место примчится морской конёк
на спине принесёт зубья
и немного на голове рог
да
это будет совершено
так или иначе, это неизбежно
рты, отделившиеся от нервных окончаний
пойдут направо и налево
будут пятиться клацать, клекоча
мидии, ушных раковин атакуя
в конце этого дайвинг-сессии
в живот набьётся целое ожерелье жемчужин
кажется, это всё

Леонид Именных



Мотив

И вьётся ломкий нерв и вырастает в куст,
и чёрный червь тоски живёт среди кореньев,
и немота по рыбьему веленью,
и разум пуст.

Хотя бы нет, я знаю для себя
и всё ещё храню и перечитываю письма,
весьма немой, я разговорчив слишком,
треплю бородку пальцами, мыслишку,
ресницу, бровь.

О, здесь, вокруг сипящей головы
всё крутится, в хаосе сочленяясь -
так механична слов немая завязь,
так соловей поёт один и тот же
куплет за часом час из сказки в сказку.

Хотя бы нет, я знаю для себя,
шепчу во сне, и сны мои негромки,
и простыня моя остра - я кромкой её
срезаю тонкий бреда слой, -
о, сны - как бутерброды к утреннему чаю, -
но сыр не тот, что прежде для лисы
раздумий праздных, да и лиса не та - почти не врифму
живёт душа, хотябы нет её.

Зачем, зачем я мысли повторяю
и вслух пою, и всё в душе грядёт,
но личность остаётся той же самой? -
в ней вьётся ломкий нерв, в ней вырастает куст,
и чёрный червь тоски живёт среди кореньев,
и немота по рыбьему веленью,
и разум пуст.

Моцартъ



Вазелиновая грёза – Гибридизация

Крылатый сарафан в прозрачном серафиме грации –
Танцуй, танцуй, как рыба-рубль танцует на ребре,
Входя в трансСексуальную ориентацию прострации,
Я в униформе круга зрю простату с ноткой Рэ,

Когда подавлен гидравлической мадам де Пресс~ией,
То занят фистингом заросшей сном озоновой дыры,
А после – сослужу проникновенно сифилису мессу я,
Калигулярным аппаратом наметав глоток икры.

Я чувствую – сгущаются молочно-красочные сласти, и
Смыкает пасть гиена огненная – туже, туже стон,
Повсюду буря, рябь, рубины, сюр, и я – во власти Инь, –
Гермафродит от кончиков до лупанара нор.

И в циклопической империи холёной праздности,
Где огнестрельное ранение сиреневой звезды
Зализано и вдоль и поперёк, зияет язвы сеть,
Что anus в свете звуковых событий у pizz.ды.

Генрих Фарг



разве не взаимно?

Не ты ли - родинка этого неба,
разве день - не родинка твоя,
а луна, и ты - для луны.
Вопрос, и ты - для вопроса.
Разве не взаимно?

Батлер



Клубок змей

Господа Головлевы едят бородинский с малиновым джемом,
с Хитровки принесли табакерку и черную курицу,
дети визжат со страху, принесли глаза Одоевского (слепок и воск),
подковки, желтую кофту, в довесок еще рубаху.
Иудушка Головлев решил посадить осину, из табакерки доносится скрип
несмазанных автоматов, ну для кого ты хранишь этот город,
отдай эти камни сыну, тоже еще сокровище – хлеб не бывает матов.
Я покупаю черную курицу и развожу в стакане серу со спичек, нет,
сами спички – скоблить еще что за дело. Господа Головлевы
хотят играть на театре, театр говорит о ране, которая не зажила
и стянута неумело. Иудушка Головлев берет учебник «Общая хирургия»,
раздел «Кровообращение», от сердца к конечностям путь неблизок,
для кого ты хранишь этот город, ты знаешь, Лия?
Для кого ты варишь малиновый джем, в доме столько мисок.
Нет, он не любит меня, он смотрит насмешливо, хлеб окунает в масло,
говорит – это всё филология, в жизни намного проще, говорит:
«У тебя стихи – потухло, потом погасло, ну какое геройство барахтаться
в этой словесной толще», нет, конечно в гуще, он кофе пьет,
как французские литераторы-реалисты, заселить всю землю своим подобием,
оттиском в тиражи, почему мы все на книжной полке наивны и неказисты,
оправдай наше существование и о себе пиши. Господа Головлевы
едят бородинский с малиновым джемом, слушают песню леса,
пускай не венского – визу с паспортом видно уж не дадут,
потом на сцену выходит Анненков  - плут-повеса,
и разрубает гордиев узел наших словесных пут.

Ольга Брагина



Сусальные мелизмы

Волны зелёного бархата рядит
Россыпь сусальных крупиц.
Сыпь замерзающих птиц -
Неба матерчатый холст лихорадит.

Дуб на ветру, как в воде
Водоросли на подводном течении.
Морось проводит великочерчение.
Грифельно серо везде.


Вдруг, вгнездившаяся в дубовые волосы,
Соловьёв стайка прошила пением высь,
Так в мой череп вгнездились и приплелись
Сусальные нити твоего голоса.

Нести бы суспензию пения в раковине ушной,
С дисперсной фазой листвы и мелизмов,
Бережно, не расплескать бы сопранолиризма,
Как к чертям расплескался мой сердечный покой.

Я закрою глаза и на простынь изнанки века
Наставлю свет диапроектора своего зрачка;
Там объявится твой образ невероядный, как
Божественное происхождение человека.

Если вечером ты посмотришь сквозь занавески сети
Наверх, увидишь месяц странный и одновременно родной,
Знай, это я с обманом о равноценности обмена с луной
Поменялся, и это моя улыбка тебе светит.

Готфрид Груфт де Кадавр Ядвиге Розенпаулис



Задушите меня своей прозой

Полукружия ветреных слов на восходе стиха,
Я Вас где-то читала, я Вас где-то наверно ждала,
Обращенною низостью мрачных чернил рисовала,
Два мгновения в алом на кольцах два истинных жала...

Гордо переплелись - сквозь страницы глухого дождя,
Я от Вас убежала, но несколько долгих спустя...
Долгих лет ожидания в гладкой поверхности встречи...
Я глаза подниму в переходе - где Вас - не замечу...

Кружева тонких звезд проскользнули на длинном пальто...
Обернулись Вы молча и капли дождя синим льдом
Разлетелись на тысячи мелких осколков мечты...
Кто же я без тебя - и зачем - если рядом - не ты...

Я закрою глаза в этот миг и от рук отбиваясь...
Закричу - Боже мой...ты прости, я плыла как слепая...
В этом бархате глаз, кашемировых, тонких ресниц...
Задушите меня полукружьями Ваших страниц...

Камила Назырова



Торакопаги. Сросшиеся грудной клетью

Стерильной марлей света
отполированы
супрематические палаццо города....

Звон
школьного колокольчика
бьёт в темечко
новорождённой осени,
в пульсирующий родничок,
выпуская
многорукого Шиву дождей...

Спирали ДНК
вьются из органа труб..
День долгий  -
выдержка дагерротипа.

Видишь...
Столы и стулья взбираются на стены...
Слышишь...
Гобои клаксонов выкрикивают Твоё имя...

Мушка Ра
отклеилась
от мелованных щёк неба,
падает в сточную канаву,
гаснет вечерей...

Черные купидоны
натягивают тетиву мистраля,
пригвождая меня

к никуда
        не ведущим
                ступеням...

Ядвига Розенпаулис Готфриду Груфт де Кадавру



Лети сквозь дождь в лиловом отчаянно и смутно,
Вот дом где раньше ждала лавка антиквара.
Он ставил на продажу сердце, улыбаясь мутно,
Вдыхая облака из табака и пара.

Теперь и я брожу во тьме один совсем беспечно,
Не зная сердца груз и потеряв надежду.
Пустой служитель красоты, поющий бесконечно,
Луне и теням, что для стен дают одежду.

Когда ликует боль и бьёт минором в окна дождь сырой,
Я рвусь на части и бегу в места, где чуждо;
Слышать голоса людей и птиц и ветер воет злой,
А в отпечатках неба ничего не нужно…

Лечу сквозь дождь, сквозь боль – один, отчаянно и смутно,
Вот дом где раньше ждала лавка антиквара.
Где сердце продано моё и улыбаясь Богу мутно,
Взираю в облака из табака и пара…

Павел Лавриненко



Я хочу тебя, fata Morgana

Fata Morgana умерла. Сияет амальгама меж закрытых век.
Пыль и быль смешались навсегда, перезарядив нейтрон на вечность. 
Смех стиха стекает по улыбке в мёртвую конечность,
Последний вздох в песочно-зыбких  растворяется часах.
Рассвет коптит кривые зеркала. Полынью называется трава-скелет.
Распахнут в лето шёлковый халат. Люминесцентных глаз
Приколотые бабочки к лицу, удушливый зародыш астмы,
Возращенный в теплице паха родинки топаз:
Всё пыль, всё быль и прах.
Во веки зим, во веки лет.

***
Моя мечта мертва. И я кричу - не в силах больше петь.
Всех мыслей снег, всех слов вода, желаний сломанная кость –
Лишь хлам, размякший в будничную леность – злость.
Когда-нибудь я выбреду уставший
на клейкую паучью Сеть –
стирать пароли:
«cMermb»


***
Напряжённые дула зрачков выпускают свинцовые взгляды
В говорящих о том, как мне надо, и как мне не надо,
Оставляя в загнивших мозгах бесполезные раны.
 
Балансируя с края на грани цветущего августа - ада,
Я насилую тело мечты. Я хочу тебя, fata Morgana.

Фрау Лигейя



баю-бай

Вы родились (кто молвил)
с тем кем-то (к кому),
в том каком-то
(и город не надо назвать)…
тихо-тихо моллюсками в кальции дня
кто шевелится это, у кого это есть
дорогая оскомина, перламутровый глаз
намусоленный на
зёрнышко жития
постороннего в
этих смачных сетях
новостей и забот отошедших на план,
правда, прошлый…
воды из канала не пей,
да и верно ли это вода…
тихо город качает
листва…
тихо город качает
метель…
в этой каменной зыбке
лежит железа
и тихонько
цветёт –
для – кого?
ЖЗЛ…
и склоняется время,
потрогав постель:
а теперь:
баю-бай…
баю-бай…

Батлер