Т. Е

1.

Да, всякое со мной бывало,
пока один существовал,
но так,
как ты меня волновала,
еще никто не волновал.
Ты все мне заново открывала,
и словно океанский вал накатывал,
глаза ты закрывала,
и поцелуй был как провал.
Он словно бы приоткрывал тугую дверь в глухой подвал,
он вел во тьму,
он вдруг срывал с последней бездны покрывало,
и мира не существовало,
он вдалеке околевал,
он был далек, как Калевала.

2.

И внутреннюю боль скрывая,
ты неожиданно закуривала,
и голову закидывая,
глаза прищуривала,
как будто куришь то и дело
(в действительности — крайне редко)
и в красных пальцах неумело
подрагивала сигаретка,
заимствованная у этого
любезного полунахала,
по местной моде разодетого.
Я слышал звон.
А ты слыхала, как по невзрослым душам нашим звонили в вечной вышине,
по сбившимся с пути, пропавшим?
Так выпьем!
Истина — в вине.

3.

Ты нежностью меня запеленала,
заполонила,
с ног до головы заполнила.
Таблетку пиранала ты приняла, сказав:
"От головы".
Потом вставала,
в зеркало глядела,
все что-то делала
(тебе претит покой)
и подошла ко мне,
и обомлела, прижавшись обжигающей щекой к моей щеке,
а после были губы,
я не переставал их целовать,
и в глубине глубин трубили трубы...
...................................
Но не дано мне было обладать тобой в тот вечер пасмурный, далекий,
ни в следующий вечер,
никогда.
Все минуло.
Прошли земные сроки.
Остались сроки Страшного Суда.

1969-1989