Егерь

Просохнув изрядно на ветхих балконах,
Осыпавшись в тёмную кожу асфальта,
С подошв отерев позолоту иконок,
Ползли сквозь эпоху осенние скальды.

В очках затемнённых и кожаных куртках,
Читали они по крупицам скрижали,
Про злачную жизнь забугорного Курта
Поэмы в горячечном страхе слагали,

Залив кислотой до краёв патронташи,
Дерьмо представляли амброзией сладкой.
И всё б ничего, но под их патронажем
Жил егерь, пропитан таёжной повадкой.

В отличье от братства, он утром ранимым
Грел искрой души арматуры валежник,
Вздыхал о прохладных лесов пантомимах
Мечтал о краях промороженных лежбищ.

В нём оскудевал интерес к менестрелям,
Играющим на инсулиновых флейтах,
И девушках, сшедших с разъеденной гжели,
Ссыпавшихся мусором в мрачный коллектор.

И вот, в миг единый ему надоело
Вмешательство в жизнь порошкового змея,
И он дверь отметил, как словно бы мелом
Одним лишь звонком к ночи Варфоломея.

Опосле облавы вернулась жизнь в русло,
И в розовых легких лесничьего снова
На месте смертельного дымного хруста
Зажили крупицы дыханья лесного.

Но как-то под вечер, вернувшись в подсобку,
Где дни свои псевдоотребье влачило,
На тумбочке он обнаружил листовку,
Которая с едкой кислинкой гласила,

Что администрация, мол, лесопарка,
Нуждается в стороже, стаж - в лишний плюсик,
Зарплата посдельна, проход через арку,
И подпись, по ходу, страдавшего флюсом -

Уж столь она полнилась болью терзаний.
И старый лесник, лист сложив осторожно,
Отправился в путь утром девственно-ранним,
Как в старое время, походкой таёжной.

А вот и назнеченной арки рогалик.
Но только зашёл под печальные своды,
Увидел воочью на тонком кинжале
Он отблески крови, ему однородной.

И хрипом прорвались медвежие стоны
Из куртки, запёкшейся свежим багрянцем.
Он видел те лица и раньше, в притоне,
Но только не в этом лихом декадансе.

"Чужак, несогласный с законами стаи,
Не в силах прожить в нашей славной общине!"
Старик опустился на землю устало
Уткнувшись лицом в тонкий лёд темно-синий.

Последние вздохи одряхщего горла
Сжимались в тугом браконьерском капкане.
И дальние клики таёжной свободы
Сосновою хвоей стянулись на ране.

А двое убийц возвышались понуро,
Увидев, что смерть уж не в их больше власти.
И тот, что с кинжалом, шепнул в небо хмуро:
"По-моему, я подарил ему счастье..."