Кто сильнее потерял?

Я устал от обещаний и парадов,
От казённых лиц и ледяных окладов.
От надежд, что догорают на лету,
Заполняя в лёгких только пустоту.
Я устал от новостей, где всё отлично,
От вранья, что стало до того привычно,
Что уже не отличишь, где ложь, где правда.
Жизнь похожа на плохую киноправду.

И в груди скребётся пёс — моя тревога,
Он глядит на пыльную дорогу.
Он не рвётся, не скулит, не ищет воли.
Он привык к своей собачьей доле.

Мы — собаки на цепи у старой будки,
Нам бросают то ли кости, то ли утки.
Наша цепь — не сталь, а просто слово «надо»,
Под дождём из ледяного градомёта.
А родина моя — туман и копоть,
Научила не любить, а молча роптать.
И мы лижем ей замёрзшие ладони,
Даже если нас никто уже не помнит.

Я устал от тех, кто знает, как всё надо,
От советов из рекламного плаката.
От того, что даже самый близкий кто-то
Ждёт от жизни своего джек-пота.
Я устал от веры в доброго хозяина,
Чья ладонь то гладит, то бьёт наотмашь,каясь.
И от мыслей, что стучат в висках всё чаще:
Может, тот, кто сбежал, и есть пропащий?

Но в груди скребётся пёс — моя порода,
Он не знает, что такое та свобода.
Для него весь мир — вот этот двор и небо.
Он другой земли не видел, там и не был.

Мы — собаки на цепи у старой будки,
Нам бросают то ли кости, то ли утки.
Наша цепь — не сталь, а просто слово «надо»,
Под дождём из ледяного градомёта.
А родина моя — туман и копоть,
Научила не любить, а молча роптать.
И мы лижем ей замёрзшие ладони,
Даже если нас никто уже не помнит.


Наши души — как собаки на цепи,
Что вросли в родную землю по колено.
Ты не лай на них, прохожий, и не спи,
Эта верность здесь почти что феномен.
Кто-то рвался, грыз ошейник до крови,
И сбежал туда, где кость всегда жирней.
А мы остались. Не из страха — из любви
К этой будке, что становится родней.

Наша цепь — не сталь, что плавили в печи,
А невидимые нити из «так надо».
Из кредитов, что как строгие врачи,
Прописали нам терпенье вместо яда.
Из привычки к холодам и январю,
Из надежды, что хозяин нас похвалит.
Я тебе серьёзно, друг мой, говорю:
Эта цепь нас держит крепче, чем расплавит.

Мы — собаки у ворот большой страны,
Что облают чужака и лизоблюда.
Мы до одури своей земле верны,
Ожидая то ли кары, то ли чуда.
И пускай весь мир считает нас за тех,
Кто не знает вкуса воли и свободы.
Наш короткий лай — честнее, чем их смех.
Мы — особая порода. Из народа.

Нам бросают то объедки, то медали,
То погладят, то ногою пнут под дых.
Мы прощали всё и всё им отдавали,
Защищая их от всех собак чужих.
Иногда во сне нам снится чисто поле,
Где нет будки, нет цепи, и страха нет.
Но с рассветом мы на старом месте. Что ли
В этой верности и есть наш главный свет?

Мы — собаки у ворот большой страны,
Что облают чужака и лизоблюда.
Мы до одури своей земле верны,
Ожидая то ли кары, то ли чуда.
И пускай весь мир считает нас за тех,
Кто не знает вкуса воли и свободы.
Наш короткий лай — честнее, чем их смех.
Мы — особая порода. Из народа.

Снова вечер. Стынет в миске похлебало.
Смотрим в небо. Там звезда горит в ночи.
Сколько нас таких по всей земле бежало?
Сколько нас осталось... Спи, мой друг. Молчи.

Никто не помнит...
Никто не спросит...
Осень...
Просто осень...

Нем и глух в тебе твой мир
В сердце снова пусто
С тем, кто раньше в сердце был
Стало очень грустно

Дождь в душе тушил пожар
От обид разлуки
Он ушел и ты ушла
Так откуда муки

Кто ценил? а кто играл?
На любовь - Безумный!
И кто больше потерял?
Глупый или умный?