Цыганка Аза

Поросшая степь, дорога грезит,
местами снежок немножко лежит,
над ним возвышаются стебли полыни
и его протыкают, будто бы пики.
Закрытый обоз застрял в колее,
бородатый цыган хлещет коней,
черные лошади, ноздри развесив,
буксуют в грязи, грязь эту месят,
а кнут всё сильней и сильней аж до крови,
раздирает седалище, топчутся кони,
и ни шагу вперёд, тонут в болоте,
а цыган всё орёт, - «Вперёд да галопом!».
Тут визг раздаётся в цыганском обозе,
цыганка рожает дочь на морозе,
нету воды и ни тряпок, ни таза,
только солома под расширенным тазом.
Неистовый вопль всю степь оглашает:
Божья кара - баба рожает! 
Лицо всё в поту, живот напряжён,
ноги симметрией, будто мост разведён,
сил больше нет, последние вздохи:
голова, торс, остались лишь ноги.
Боль, будто кишки вылезают из зада,
Вот так родилась девочка Аза.
У жестокой цыганки появилась на свет,
брошена сразу была та на снег,
сильное сердце слабенькой плоти
с слезами и криком вынесло боли.
Сильные, мудрые цыганские корни
не бояться мороза, будто вольные кони. 
Степь огласил неистовый свист,
кони заржали на цыганский мотив,
тронулся с места обоз из болота,
и понеслась телега галопом. 
Вот так её жизнь вперёд понеслась,
семнадцатый год, и каждый год мать неслась,
А братья и сёстры погибали в снегу,
они жили в степи, то в тёмном лесу,
и вот наконец забрели в то село,
где с батькою жил я месяц всего,
остались жить в доме пустом
на какое-то время по соседству со мной.

Я видел из окон, как малина цвела.
Я видел из окон, как она хороша:
колюча, стройна, пышные груди,
такие же сочные, сладкие губы.
Красно-тёмные чистые свежие ягоды
и вежды её такие же алые
и не кровью, не яростью залиты они,
а красотой, будто свет от звезды, 
будто та упала в ночи,
вот так же блестят и светятся очи.   

Каждый день, каждый час она туда и сюда:
на речку, за речку, в поле и степь, можно с ума
сойти от этой нелепой работы, ходьбы,
и однажды я решил к ней подойти.
Она с вёдрами шла из степи от ключа,
вокруг никого, только она, только я,
только вольна казачья душа -
и поёт и танцует, вот так же моя.
Я соломинку взял, уста в улыбке расплылись,
и зубами зажал, к ней покатились:
ноги и тело, голова, и душа
поплыла, как кораблик раздув паруса. В степи тишина,   
и только лишь смех её раздавался в пути,
я вёдра помог ей донести,
а потом мы расстались на какое-то время.
Каждый день на ней вся работа, всё бремя. 
Каждый день уходила она в лес или в степь,
где с ней мы встречались и любили друг друга весь день. 
Я ласкал её тело, обнимал, целовал,
она была так нежна, я цвёточек сорвал,
ей в волосы вплёл, в её чёрные нити,
мы расстались с ней, я уехал в Moscow city.
А на следующий год, я узнал от батька,
что её погубила цыгана рука,
в тот день и в тот час, когда малину косили
и её вместе с ней в землю схоронили.

Вот теперь я сижу у твоей могилы,
ни снег, ни мороз тебя не губили.
Ты сильною девушкою была рождена,
в семнадцать лет ты свет цветком расцвела,
и в лесу, и в степи, и в поле, за речкой,
ты со мной забывала родителей сечку.
Мы с тобой, будто вольные кони венчались,
мы с тобой целый день со свободой игрались,
и только лишь смерть принесла нам начало
проститься со светом, с свободой, с ночами,
где мы с тобой звёзды на небе считали, 
пытались, пытались, созвездья различали,
я тебе показал, где Пегас обитает,
вольный конь, смелый конь в небе витает,
я видел вчера, как он одинок,
и в небе и в жизни он плачущий конь.
Извини меня милая, милая Аза!
Никогда не прощу, что сказал тебе - «Да,
я вернусь за тобой, ты будешь любимой, примерной женой», -
а вернулся, увидел - крест на могиле,
степь, тишина, пики полыни
окутали холмик забором из шпаг.
Я слышал в степи тихий плачь, тихий шаг,
и видел в тумане, склонившись вниз головой,
бродит конь, вольный конь, он ищет покой,
как нашла его девушка вольных полей,
как нашла его ты,  моя подруга ночей.

2007 год.