***

*     *     *
Светает.
Холодно.
Трава
покрыта инеем
и не подозревает
о таинстве природном, -
о тепле.
Да,
ты, наверное, права, -
все дело в первородном,
но не грехе,
а счастье бытия.
еще в анабиозе стебли трав,
их вместе
стягивают кристаллические нити,
я
не коснусь
их первобытного покоя,
жду пробуждения,
какое
их ожидает медленное счастье
возникновения
из света и тепла,
высвобождения
из паутины тьмы,
потягиванья всласть...
я
помню все,
я сам возник из соприкосновенья
нежности и сна,
я здесь один -
Всевидящий Свидетель,
все - явь, все - тайна
и на целом свете
лишь я
у растворенного окна...

*   *   *
Еще одна весна стекает с крыш,
Темнеет талым снегом вдоль обочин,
И лес двойною строчкою прострочен
Подтаявшего следа чьих-то лыж.

Песчаный косогор так странно рыж,
Но цвет его случаен и неточен,
Ведь лед внизу так бел еще и прочен,
И желтый на ветру стучит камыш.

Но словно запах загорелой кожи
Струится от нагретого песка,
Закрой глаза. Неправда ли похоже?

Июль. Истома. Поддень и река
Бормочет в полусне одно и тоже,
И ласкова и горяча рука.

*     *     *
Возможно виною ветер,
полоснувший с утра
по кустарникам...
А может и без причины,
но отчего же вдруг спозаранку
в душу вселится
беспокойство такое,
что ясно сразу, -
уже не будет покоя
ни сегодня, ни...
Вон как они
наизнанку
все листья
и ветви крест-накрест
вскидывают под порывами,
на миг, замирая на взлете,
и назад,
кажется, заросли ивовые
в панике,
срывая рубаху,
кинулись
чтобы бросится в реку
и в страхе
замерли над обрывом,
по колени, увязнув в глине,
будто убедились воочию
в неизбежности беспредела,
учиненного ночью
ливнем.
А мы, прильнув к окну,
вглядываемся
испугано и виновато...
Видишь?
Яблони, защиты ища,
мечутся,
вон, как их листва там...
Слышишь?
Их ветви это трещат...
Нет,
мы ни при чем здесь,
хотя, может, за наши грехи
платят они,
и все это буйство
затем,
чтобы поняли мы
наших стараний
беспомощность,
наших страданий
никчемность...

*     *     *
День все затягивал уход,
И, замирая, на пределе,
Он обозначил еле-еле
От света к ночи поворот.

И стали все наперечет
Видны деревья. И смотрели
В закат. Как будто в самом деле
Там велся дням апреля счет.

И в этой  полумгле нерезкой
Был из пустого прелеска
Так высвечен березы ствол,

Как будто бы на целом свете
Он был один за все в ответе,
За всех слезами изошел.

* * *
Так долго ни слуху, ни духу,
Все лето ни строчки, ни слова …
В окно запыленное муха
все бьется башкой бестолково.

Так близко, казалось бы выход, -
соседняя рама открыта …
Так пусто, так знойно, так тихо,
Скамейка, ведро и корыто …

Все кажется, вот и с разгона
пробьется, но снова и снова …
Так жарко, так тихо, - до звона,
так долго ни строчки, ни слова …

* * *
Там по желтой,
рябой,
безоконной стене,
замыкающей двор,
после третьей глухой
подворотни,
тень
косой полосой
вверх рванулась и не
добежала,
в упор
налетев на карниз.
Надломилась и вниз
соскользнула,
всего-то с полсотни
щербатых
нагих кирпичей
проскочить не успела.
И не важно все было бы
если бы не
тайный сговор
случайных вещей,
если б не
притаился напротив
тот угол мансарды
и забытый кувшин
на слегка приоткрытом окне,
если б голубь
вокруг голубицы своей
не топтался б кругами
и так не картавил надсадно,
если б не
белый холст
и мольберт, в глубине,
и не приступ мигрени,
все б иначе сложилось
и было бы вне
разговоров пустых
об игре светотени …

* * *
Дом засыпает, - слеп и глух,
скрипит дверьми,
звенит ключами,
воняет кошками и щами
 и прячет в темной нише двух
неприкаянных,
не кстати
лифт мимо вверх,
щелчки,
огни,
дверь грохнула …
и вновь они
впадают в обморок объятий …
в подвале капает вода,
шипит контакт под гайкой ржавой,
искрит,
бросает блик кровавый …
Гори, гори, моя звезда …

*   *   *
В это утро, за день до Покрова,
Были наискось освещены
Дом напротив, и угол другого,
(Край окрашенной охрой стены).

Странно было, что Преображенье,
Хоть и ждали, застигло врасплох.
С темно-синей соседствовал тенью
Желтый цвет , и как будто оглох

В это утро замызганный дворик,
Ждал, как в лужу у самых ворот,
Лист последний. оранжев и горек,
Закружится и ляжет вот-вот...

*   *   *
… а я уже на том,
обратном склоне
холма
и ваши голоса
мне не слышны.
Вы там еще,
за гребнем,
на подъеме,
и вам моей
не потревожить тишины.
Вы там еще аукаетесь звонко,
Там эхо мечется:
Ты где? -
Иди сюда! -
Вон подберезовик …
Смотри, здесь три опенка …
Ау!..
За гребнем,
там,
с той стороны земли
вся ваша суета и перекличка,
а здесь чуть слышно,
как уходит электричка
и кличут
в небе журавли …

* * *
А может быть, так вот и надо:
В горячке пылающий лоб,
и дождь чтоб, и ветер, и чтоб
бежать вдоль чугунной ограды
следить, как в сумятицу строк,
ложатся шершавые плиты,
как пеной шипя по граниту,
вода замирает у ног.
Безумной стихии навстречу
стихи бормотать, что покой
лишь снится, что злою тоской
набухли промокшие плечи.
Лицо, прикрывая рукой,
всем телом на дождь и на ветер …
Нет, вы этим бредням не верьте,
я выдумал все, я - другой …
Могли так и Пушкин и Блок
вдоль Мойки спешить через Невский,
с канала к Сенной Достоевский,
наверное, тоже так мог,
а я, улучив лишь минуту,
встав ночью, не видели чтоб, -
к стеклу леденящему лоб, -
смотрю на осеннюю смуту,
но выйти, нарушив покой,
чтоб дверь на весь дом за спиною …
Да, что вы! Да, бог с ней, с тоскою!
Я как-нибудь так … Я другой …

*  *  *
Над городом сонным висела луна
и я в беспокойстве очнулся от сна,
за окнами ночь голубая плыла,
дул ветер холодный, поземка мела.

Напротив, по крыше ходили коты,
черны, одиноки, печальны, как ты,
они обходили карнизов края
и были задумчивы. так же как я.

Конечно же, если быть точным во всем, -
был кошкой один, а другой был котом.
По крыше добрались они до конька
и кошка сказала: “Как жизнь не легка”.

Потом оглянулась вокруг с высоты
и горько вздохнула при этом, как ты.
А кот: “Не печалься так, радость моя”.
Сказал ей вполголоса, так же как я.

И черной своею, большой головой
коснулся ее и шепнул: “Я с тобой.”
Но тучей огромной закрылась луна
и стали коты не видны из окна.

А в городе сонном среди темноты
заплакала женщина где-то, как ты,
в тоске безысходной сама не своя...
И где-то мужчина проснулся, как я...

* * *
Беспомощно снега старанье,
следов заносимых не жаль,
снежинок слепое мельканье
смешно, -
на пороге февраль.
Зима собиралась начаться
Так долго,
что эта метель
бессмысленна,
пусть же ложатся
сугробы на крышу и ель,
пускай заметают дорогу,
калитку
и выступ стены,
теперь-то уж мы,
слава Богу,
дотянем с тобой до весны.
Не страшны щемящие звуки
метели,
прильнувшей к окну …
… какие холодные руки …
… дотянем …
… ну, что ты …
… ну-ну …

*   *   *
Покинем дом.
Нас темнота  окатит,
И духоту жилищ
отбросив прочь,
Нахлынет с неба
 мартовская ночь.
В зените Марс.
Венера на закате.
Любимая, смотри,
во всем охвате
Над нами мир.
Витийствуй иль пророчь,
Но нам судьбы своей
не превозмочь, -
В зените Марс,
Венера на закате.
До вечера безумная весна
Беспечную вершила суету,
А ночь
напоминаньем о расплате
Нависла,
нас с тобой лишая сна.
Два пламени
горят сквозь темноту, -
В зените Марс,
Венера на закате.

АСТРОЛОГ
Листая легкие листы,
прислушайся, -
лаская слух,
наивный лепет
скользит из темноты,
вот полночь,
прокричал петух
и язычок свечи
колышется над книгой.
летя в ночи,
врезаясь в черноту,
параболой тугой
далекая комета
уснувшую планету,
как волк деревню,
огибает стороной.
Чьи жизни
чуть заметным светом
в ночи отметила она?
Замри у темного окна,
ищи среди листов помету,
читай пророчество глухое,
гляди в подзорную трубу,
исчисли
чью-нибудь судьбу,
утешься радостью чужою.

НИКТО
У «Собственной дачи» погода собачья,
По сырости бродят собаки бродячие
И кажется, думают:

- «Что ж это значит?
    Январь, новый год уже, вроде бы, начат,
    А грязь непролазная, дождь моросит,
    И шкура намокла, хвост палкой висит,
    Дороги раскисли, расквасился грунт …»

И лает без толку на них зенненхунд.

- «Ишь, сытая сука, закрыты затворы,
    Тебе хорошо там за жёлтым забором.
    Хозяева холят собаку свою,
    То вынесут мяса, то кость, мать твою …»

Лишь изредка скрипнет калитка, на миг
На улицу выйдет сутулый старик
И смотрит на лужи, на грязь, на ворон,
Собака скулит за калиткой, а он
Очки протирает и смотрит, и ждёт …
Но нет, - по дороге никто не идёт,
Лишь ветер полощется в полах пальто,
А он всё невнятно бормочет:

- «Не то,
   Не то что-то в мире, не то и не так …»

И смотрит с тоской на бродячих собак,
Вернётся во двор и по тропке бредёт
И всё повторяет:

- «Никто не идёт,
    Никто по e-mail’у не пишет: Привет!
    Молчит телефон, и завис интернет …»

Собака всё скачет, пятная пальто,
Сутулый старик всё бормочет:

- «Никто …»