Песня под прицелом холода

Небом серым с холодным дождём,
крон ознобом, шагнувших из лета
в сиротливого дня неожиданно-зябкий проём,
эта песня да будет напета...

Соберись,
соберись,
как на ринге в углу,
только жизнь твою косит
не в мягких перчатках, не друга спортивного сила...

Стылый тополь-старик,
посмотри,
как стоит на ветру,
на том самом,
что точно считает
родные могилы...

Журавлиным крылом раздвигая туман,
пусть душа твоя станет
чистой нотой
сквозь осень
сонаты уже лебединой -
торопи,
торопи
воскрешение счастья через обман
глупых радостей, ставших осыпанием краски над глиной -
золотистой и голубой,
чисто-чисто пропой
гимн высот, оставляющих точкой приметной едва
силуэт кролем кроющего небосклон херувима...

Всё, что было любимо,
до высот дальних звёзд подними -
никого не вини,
не суди,
да пребудет душа
Словом, помнящим Крест, зачеркнувший суды и расправы,
хранима...

Посмотри,
посмотри:
золотится каёмкой закат
над тем местом, где, знаешь, похоронена мама,
вот и выше уже, через серое - синий накат
с фиолетово-дымчатым и сиреневым, слышишь,
как с тобой говорит  "высшей мерой" (за деньги) погубленный брат,
он любовью нетленной, а не местью, как многие, дышит...

За балконную раму
при жизни уходит душа
сквозь свинцовые ливни,
сквозь тифозные были
(хороша,
хороша -
не смиреньем под гнётом гроша,
вольным взлётом прекрасна...)
в край, отвергнутых сердцем насилий...

Колыма,
Кандагар,
Белый Лебедь,
Беслан,
Сталинград и Берлин -
столько ран,
столько ран
на живом ещё сердце
под ветром смертей...

Колчаком над крестом ледяным
вод глубинных развей
испытующий холод
предающей при жизни
отчизны,
о заветной звезде
Бога знающим сердцем,
воскресая для Родины
Вечной
в день любой,
несгибаемо-радостно пой,
это - бой,
это - в звёзды ушедшие корни,
это - жизни нетленное жженье,
притяженье
столетий,
отвергающих
Вечный Покой...

-------------

Читал в одном из номеров "Огонька" перестроечной поры о том, что адмирал Колчак пел над прорубью в одном исподнем, отлично поставленным голосом "Гори, гори моя звезда..." перед залпом; образ креста, прорубленного во льду Рождественской купелью, навеян фильмом. "Белый Лебедь" - "крытка" - тюремный режим, прославившийся жестокими расправами над так называемыми "злостными нарушителями режима содержания..." в местах лишения свободы. В тифозном бараке, в 1921 году скончался мой дядя, Николай Васильевич Муратовский - аптекарь, сын православного священника, погибшего на Колыме или расстрелянного - не знаю точно - в 1937 году. Кандагар и Беслан, Сталинград и Берлин - это на слуху...