У. Шекспир. Сонеты 33-36

  СОНЕТ 33

Я видел много раз, как утро просветлённое,
Хозяйским взглядом приласкав вершины бедные,   
Лобзает ликом золотым лугов траву зелёную,
И золотит алхимией небесной воды бледные;
Но вдруг позволено бывает тучам из подлейших
Пуститься в иноходь свою по лику райскому,
И скрыть своим уродством его от мира грешного,
Незримо похищая на запад светоч радости;
И так же моё солнце светило утром ясно
В лицо мне, всем триумфом прелести маня;
Но всё. Увы! Моим он был не больше часа,
Сейчас же маской туч сокрыт он от меня.

Но я не возмущаюсь такому в моём милом –
Тускнеет всё, коль меркнет небесное светило.


   СОНЕТ 34

Но почему ты обещал мне день прекрасный,
Заставив в путь отправиться без своего плаща,
Чтобы в пути меня настигли тучи грязные,
Твою всю смелость скрыв за пеленой дождя?
И вовсе не достаточно, что ты прошёл сквозь бурю,
Чтоб осушить моё лицо, дождями битое –
Ибо ничьи слова бальзамом мне не будут,
Чтоб залечить все раны и облегчить обиду.
И стыд твой горю моему не даст лечения,
Хоть ты и каешься, я всё ещё потерян весь:
Обидчика печаль слаба как утешение
Тому, кто всё несёт обиды тяжкой крест.

Но эти слёзы – жемчуг, что страсть твоя роняет,
И он так ценен, что грехи твои все искупает.


    СОНЕТ 35

Беды нет больше в том, что сделано тобою:
Есть и у роз шипы, и в родниках муть грязная;
А тучи и затменья, нет-нет, светила скроют,
И в ароматной почке таиться может язва.
Все люди ошибаются, и даже я вот в этом,
Считая, что сравненьем я грех твой оправдаю,
Смягчая твои промахи, кривлю душой пред светом,
Грехи твои чрезмерным прощеньем отпуская;
Твой сладострастный грех я в смысл хочу облечь,
Твой лучший адвокат – твоя частица злобная,
Себя презрев, защитную я начинаю речь:
Любовь и ненависть ведут войну междоусобную

Во мне за то, что должно ль тому быть соучастником,
Кто мрачно меня грабит, пленив чертами ясными.


    СОНЕТ 36

Признаться, нам двоим и должно быть двумя,
Хотя любви две наших – едины, неделимы;
Так пятна те позора падут все на меня,
Без помощи твоей, мною одним носимы.
Есть в наших чувствах только уваженье,
Хоть разделяет жизни наши неприязнь,
Которая, однако, не вносит изменений
В любовь, но всё ж ворует часы её проказ.
Я больше не могу, увы, с тобою знаться,
Тебя чтоб не позорить виной своею скорбною;
И ты при всех не можешь со мною пообщаться,
Чтоб тем не обесчестить своё же имя доброе:

Ну, так и делай; люблю тебя так сильно я,
Что всё моё – ты сам, и слава добрая твоя.