Самое большое счастье

                Счастье – это то, что ты чувствуешь,
                когда не ощущаешь себя несчастным.
                Джон Леннон

«…Поверите или нет, но сегодня со мной случилось нечто необыкновенное. Я вышел на улицу и пошёл просто так под падающим колкими звёздочками снегом. Но этот снег показался мне вдруг таким удивительным, что я, как будто впервые, почувствовал настоящее счастье. Подобное ощущение испытываешь, когда в младенчестве мать кормит тебя грудью, или когда с тобой здоровается девчонка, живущая по соседству, потому что она, конечно же, очень тебе нравится, или когда гладишь собаку по голове. И особенно, когда звонко смеётся твоя маленькая сестрёнка…»
Я написал это в семнадцать лет на самой последней страничке моего старенького дневника. Написал и забыл. А теперь вот прочёл, и мне вдруг стало так тяжело на душе. Ведь никогда больше я не увижу снег таким, каким видел его тогда, в далёкой юности:
«…Достаточно было вдохнуть наполненный им воздух, чтобы забыть обо всём на свете. Непонятная радость поселялась глубоко в сердце, словно ты прикоснулся к очередной загадке природы. Идёшь и, кто бы ни попался тебе навстречу, - всем улыбаешься. Чудно! Я бы даже назвал это лёгким сумасшествием посреди зимы. Подхваченный шустрым вихрем снег летит прямо в лицо, его волшебный узор медленно тает на колючих рукавицах. Приятный бодрящий поток…» (Закрываю дневник)
А если задуматься, это всего лишь застывшая вода бьёт тебя по лицу. Только вот тогда мне всё иначе казалось.
Помню, как однажды на рождественские каникулы родители решили навестить тётушку Бэтси. Но я немного припозднился, пока сдавал экзамены в колледже, так что мне пришлось добираться своим ходом. Сестрёнка встречала меня прямо на станции. Стоило мне выйти из вагона, как она тут же налетела и повисла в моих объятьях: «Вот и ты, братец! Думала, уж не приедешь!» «Как же я без своей маленькой сестрички обойдусь?» – улыбнулся я и закружил её. По дороге домой Лисичка рассказала мне, кажется, все последние новости, и когда, наконец, умолкла, я спросил:
- А что, по-твоему, самое замечательное на свете?
- Не знаю… - пожимает плечами Лиска.
- Ты, пожалуйста, подумай. Мне просто очень интересно узнать твоё мнение.
- Мне очень нравится стоять на углу пятой авеню и наблюдать за лошадьми, запряжёнными в экипажи; как у них пар валит изо рта, когда они выдыхают в морозный воздух…
- А ещё что?
- Люблю Бога, жизнь, солнечные вечера и солнечных зайчиков, люблю, когда тепло, когда есть кто-то рядом, люблю булочки с корицей…
- А я люблю осеннюю листву, стук дождя о подоконник, цветущий вереск, люблю, когда весной к нам прилетают дикие утки…
- …капли воды после дождя, радугу, арбуз…
- Люблю лучи через воду, запах сосны и асфальта… - задумался я.
- …мелькание светлячков в темноте, кукушку в лесу… - кивнула Лиска.
- Люблю гулять по городу, стоять на мосту, когда дует ветер…
- А ещё я люблю лежать в середине большого поля, когда вокруг летают бабочки, люблю волнение перед праздниками, люблю первый снег… - не сдавалась сестрёнка.
- …когда его хлопья касаются горячего лица… Люблю отдалённый гул самолёта, утреннюю росу… А больше всего я люблю твои карие глазки…
- Здорово у нас получилось! – воскликнула Лиска. – Давай, ещё поиграем?
- Нет уж, извини. Я боюсь тебе проиграть!
- Трусишка! – хохочет Лиска и тянет меня за рюкзак.
- Не шали! – грожу ей пальцем и ловлю за руку. Она любит, когда я так делаю.
- Сам не шали! – улыбается Лиска и прижимается ко мне.
Солнце светит, но не греет. Мы идём по совершенно обледенелой дороге, зная, что-то где-то там, за поворотом, должен быть наш маленький городишко. Пока только лес стоит сплошной стеной по обеим сторонам. Чувствую, как мороз начинает покалывать щёки, и стараюсь поднять воротник куртки повыше.
- Тебе не холодно? – спрашиваю Лиску.
- Нет, что ты! – отвечает она, а зубки так и стучат от холода.
- Ничего, уже скоро придём! - подбадриваю я не столько её, сколько себя, - Выпьем горячего шоколада и махнём к озеру на коньках кататься…
- Разве ты умеешь? – удивляется Лиска.
- Но ты ведь меня научишь?! – улыбаюсь я.
- Конечно, братишка! – восклицает Лиска и снова с размаху меня обнимает.
Здесь почти ничего не изменилось с прошлой зимы. Всё тот же собачий лай сотрясает промёрзший воздух, как только почуют чужой, незнакомый след. Всё те же ели-великаны гостеприимно протягивают нам свои запорошенные снегом ветви. По направлению к соседней даче, брезгливо выдёргивая лапы из рыхлого снега, ковыляет старый, обрюзгший кот. «Кис! Кис! Кис!» – подзывает его Лиска, но он, даже не обернувшись, залезает под крыльцо. Подходим к дому - замечаю, что нет папиной машины. Наверно, опять не дождался меня и один поехал за подарками. Лиска барабанит в дверь своим маленьким кулачком. До звонка ей самой не достать, но меня к нему она ни за что не подпустит. Мама открывает нам дверь:
- И кто же это у нас такой дятел? – нежно спрашивает она у Лиски, но, увидев меня, роняет из рук полотенце, которое, видимо, сопровождает её с самой кухни, и как есть, в одном свитере, выбегает на мороз, чтобы обнять меня. – Феликс, милый! Почему так долго?
- Нас немного задержали… А потом ещё пришлось пересдавать историю… - начинаю оправдываться. - Я же отправил вам письмо! – провожаю маму обратно в дом.
- Значит, не дошло… - сокрушается мама. – Но ты не расстраивайся! Давайте-ка, раздевайтесь скорей и садитесь за стол. Шницели уже готовы! – она волнуется, и это очень заметно.
- Я быстро скидываю рюкзак, вешаю куртку на крючок в прихожей, и мы с Лиской идём мыть руки. Лиска присаживается на край ванны, и я устраиваюсь рядом.
- Знаешь, - тихо говорит Лиска, - я, наверно, больше всех тебя ждала!
- Спасибо. – так же тихо отвечаю я. – Тогда, почему ты - такая кислая? Лимон проглотила?
- Просто хочу, чтобы ты знал. – снова прижимается ко мне.
- Я знаю. – обнимаю её.
- А мы, правда, пойдём сегодня на озеро?
- Ну, я же обещал…
Снег валил густой-густой, большими бархатистыми хлопьями. Лиска с радостным криком сбежала с крыльца, и тотчас свет от фонаря заботливо обволок её маленькую фигурку. Я невольно улыбнулся, глядя, как кружится сестричка, разбрасывая вокруг себя блестящую снежную пыль. Когда-то я тоже вот так радовался каждому мгновению. Хотел было слепить снежок и запустить его ради шутки в Лиску, но снег оказался рассыпчатым и оставался на ладони. Рука покраснела от холода, но стала от этого как будто легче. Очень скоро вышли к озеру. Оно здорово замёрзло, и можно было спокойно пройтись по нему, не рискуя провалиться под лёд. Было тихо и безветренно. Только лёгкий морозец покалывал щёки. Лиска немного отстала, разглядывая странные следы на снегу, вероятно оставленные полозьями саней.
- Я помню, как мы здесь с тобой играли, бегали друг за другом по колено в снегу. И как ты катал меня на санках… - она мечтательно возвела глаза.
- Мне так не хватает Нью-Йорка… - тихо сказал я и достал из кармана пачку Marlboro, сунул в рот сигарету, но не зажёг её.
- Зачем тебе Нью-Йорк? Мне, например, здесь больше нравится. Очень детство напоминает.
Я хотел было ей ответить, что детство давно в прошлом, а значит, всё самое лучшее тоже уже прошло, и воспоминания не приносят ничего кроме боли.. Но тут я невольно обернулся и увидел молодую женщину с удивительными глазами шоколадного цвета. На ней была короткая лисья шубка, потёртые джинсы и пушистые белые наушники. Она приветливо улыбнулась и протянула мне руку:
- Здравствуйте! Меня зовут Ева, а вас?
Я испуганно коснулся её тонких пальцев, сию секунду подаривших мне обжигающее рукопожатие.
- Я – Феликс. Феликс Манкер. – тихо сказал я и крепче сжал её руку.
- Безумно приятно, молодой человек! – снова улыбнулась она. – Но у вас очень холодные руки…
- Простите. – опомнился я и выпустил её тонкую, изящную кисть, как птицу из клетки.
- А это ваша чудная сестричка? Не так ли? – спросила Ева, кивнув в сторону Лиски.
- Угадали! – воскликнула Лиска и потянула меня за куртку. – Но нам уже пора домой!
- Ну, что ж… - вздохнула Ева. – До встречи! – она быстро заскользила по льду на другой конец озера.
- Здорово катается… - задумался я. Мне почему-то непременно захотелось ещё раз её увидеть. Неважно, где, но только, чтобы всё это вышло как будто случайно, как сегодня здесь, на озере.
Я сел на лёд и одел коньки. Лиска тут же последовала моему примеру. Она ловко встала на коньки и стала дожидаться меня. Я тяжело поднялся, с трудом сохраняя равновесие, и, неуклюже подворачивая ноги, заковылял туда, где лёд был ровнее. Лиска покатилась со смеху, наблюдая мои мытарства. Хорошо ей, она привыкла, а по мне, так это всё равно, что каблуки нацепить!
- Давай помогу! – кричит Лиска.
Но я ужасно гордый и помощи не принимаю. По крайней мере, сразу. Обязательно шлёпнусь ещё пару раз на потеху сестре, и только потом сделаю вид, что сдался. Чего уж там! Я ведь так весь день могу на льду проваляться, однако у меня на это совсем нет времени. Просто хочется побыстрее научиться, чтобы догнать ту, с шоколадными глазами.
- Держись за меня. – Лиска берёт меня под руку, и мы начинаем медленное, но верное скольжение по хрустальной поверхности озера.
Вот я снова и снова оказываюсь на льду, только на этот раз уже вместе с Лиской. Она сердится, говорит, что я ленив, колотит меня своими пухлыми ручонками.
- А что я могу поделать? И так стараюсь изо всех сил!
- Ладно! - смягчилась, наконец, моя сестрёнка. - На сегодня, думаю, с тебя довольно.
Она устало опускается рядом со мной и начинает свой фокус со шнурками. Чихнуть не успеешь, а она уже – хоп! – стоит перед тобой с коньками в руках. А вот для меня это - целая наука «двойным узлом»! Но, как говорится: любишь кататься – люби и шнурки развязывать. Бывает, придёшь с прогулки домой, вылезешь из тесных ботинок и – да здравствует свобода! А вот коньки – это, брат, совсем другое дело, с ними всегда столько возни! Может быть, это одна из причин, по которым я и не люблю кататься.
Возвращаемся домой. В наших краях рано темнеет. Я тащу свои и лискины коньки, как и подобает, по её мнению, «истинному джентльмену». У крыльца стоит папин «ремблер», значит, он уже вернулся и, мне придётся выслушать здоровую порцию его излюбленных фраз. К тому же, я ещё не виделся с тётушкой, а это - просто кладезь всякого рода пословиц. Надеюсь, она приберегла для меня самые вкусные, ибо я страшно проголодался!
Странно, но дома пусто. Никого нет. Наверно, ушли поздравлять соседей, чтобы показать, какая образцовая у нас семья. В моей комнате заклинило форточку, и теперь стоит жуткий сквозняк. Сажусь на кровать и принимаюсь разгребать своё барахлишко. Возле меня дежурит Лиска. Внимательно следит за тем, как я расправляюсь с кучей дурацких открыток, подписанных одноклассниками – одна за другой летят в корзину для мусора.
- Зачем ты это делаешь? – удивляется сестрёнка и достаёт из корзины блестящую открытку с Санта-Клаусом. – «Нашему дорогому товарищу.» - медленно читает Лиска и берёт другую: «Удачи и счастья!»
- Чёрта с два они мне счастья желают! Это всё – показуха! Эх, Лиска, не хотелось бы мне, чтобы ты когда-нибудь столкнулась с таким к себе отношением. – достаю фотокарточку нашей бейсбольной команды. – Почти весь матч я просидел на скамейке запасных. Хотя всё равно бы мы продули этот сезон… - снимок тоже отправляется в корзину.
- Феликс, а у тебя есть друзья? – осторожно спрашивает Лиска.
- Меня не удивляет то, как она поставила вопрос. Обычно нормальных людей спрашивают, много ли у них друзей, а не есть ли они вообще. Но кто сказал, что я – нормальный?!
- Разумеется. – говорю. – Например, ты.
- Я имею в виду колледж. У тебя там водятся друзья? – пристально смотрит на меня.
Громко и нервно смеюсь:
- Обязательно заведу, если, конечно, у меня не будет на них аллергии.
- А если серьёзно? – не унимается Лиска.
- Дай-ка подумать… Ах да! Мистер Ковальчик, наш учитель пения. Он убеждён, что я делаю успехи в освоении первой октавы. Но другие его мнения не разделяют. – я зевнул и извлёк из рюкзака изрядно потрёпанную записную книжку.
Лиска молчит. Не знаю, что обычно делают в такой обстановке, поэтому я просто стал листать страницы.
- Это твой дневник? – она всё-таки не удержалась от любопытства.
- Нет. Терпеть не могу дневники! Напишешь в них что-нибудь сгоряча, а потом прочтёшь, и совесть замучит. Но это я так, глобально. В сущности, для чего нужны дневники? События описывать? А зачем? Мне ещё, слава богу, не восемьдесят пять лет, я и сам всё прекрасно помню…
- Погоди, - прервала мои рассуждения сестрица, - мы ведь сейчас не об этом.
Сижу, смотрю на неё круглыми глазами, продолжая машинально перебирать страницы:
- Это стихи. Мои стихи. Люблю, знаешь ли, посочинять в свободное время.
- С фонариком под одеялом? – улыбается Лиска.
- Почти. – краснею я.
- Можешь прочесть что-нибудь… не очень личное? – она садится на тумбочку, свесив ноги, и принимается слушать, хотя я ей толком ещё ничего не обещал.
Но делать нечего. Открываю книжку на первой попавшейся странице и, повысив голос, читаю нараспев:
"Вдоль сонного неба крадётся луна,
Украдкой в окно моё нежно заглянет.
Её красота так строга и бледна,
Но холодность эта так сладостно манит!"
Захлопываю книжку.
- О! Это превосходно, Феликс! – восклицает Лиска. – И давно ты пишешь?
- С прошлой осени. Кажется…
Раздаётся звонок в дверь.
- Сиди, я открою. – улыбаюсь я. – Это, наверно, родители вернулись.
Быстро спускаюсь вниз по лестнице и иду к входной двери. Распахиваю её настежь и застываю в оцепенении. На пороге стоит она, та самая. Её шоколадные глаза так и мерцают в полумраке прихожей.
- Мы, оказывается, соседи! Чудно, правда? – Ева проходит мимо меня в дом.
- А родителей нет. – смутившись, говорю я.
- Я знаю. – улыбнувшись, отвечает она и садится на ступеньки лестницы, ведущей наверх. – Они сейчас у нас дома. С моим мужем беседуют. А мне вот скучно стало, и я решила к вам зайти. Я правильно поступила?
- Безусловно. – серьёзно ответил я и хотел ещё что-то добавить, но никак не мог подобрать нужные слова. Хорошо, что Лиска не спустилась вслед за мной. Наверно читает мою книжку и не подозревает, что у нас гости.
- Мой муж, - продолжала Ева, - желает познакомиться с вами. Ему будет безумно приятно, если вы как-нибудь  к нам загляните.
В общей суматохе до меня не сразу дошло, что у неё есть муж, и эта новость, признаться, немного меня раздосадовала. Я даже почему-то испугался.
- Непременно зайдём! – воскликнул я и сел рядом с ней на ступеньки, поражаясь своей смелости.
И вдруг она обняла меня. Клянусь вам! Прижала к себе и говорит:
- Когда-то у меня тоже был старший брат. Он умер. Автокатастрофа.
- Зачем вы мне это говорите? – тихо спрашиваю я, вдыхая цветочный аромат её духов.
- А затем, что я очень несчастна, молодой человек. Знаете, как бывает: ищешь счастье, ищешь… и не замечаешь, что оно рядом, нужно только приглядеться. Больше всего на свете я любила своего брата, но не до конца понимала это. Думала, нам плохо живётся: ругаемся, болеем, ссоримся с друзьями. Всё меня раздражало вокруг. Эти вечные пробки, толкотня в метро, сплетни за спиной, косые взгляды преподавателей. Я приходила домой и каждый раз жаловалась брату на то, как плохо мне приходится. Но ведь тогда мне было, кому пожаловаться, мы были вместе. И вокруг нас кипела жизнь! Не стоило на неё обижаться. А теперь его нет. Я стараюсь казаться весёлой, но это с трудом мне удаётся. Мой вам совет, молодой человек: не всегда доверяйте вечно радостным людям. Кто знает, что стало причиной их улыбки. – она замолчала и, наконец, отпустила меня.
- Но у вас есть муж… - тихо говорю я.
- Я ему не важнее любого спального гарнитура в нашем старом доме. – усмехнулась Ева и протянула мне яблоко: - Это вам. С Рождеством!
- Спасибо. – я осторожно взял яблоко и положил его на ладонь.
С минуту сидим молча, потом она говорит:
- А мы завтра уезжаем.
- Надолго?
- Навсегда. Муж меняет место работы, и мы теперь будем жить во Фл;риде. – она сжимает яблоко в моей руке.
- Зачем же вы меня звали к себе, если уезжаете? – зло спрашиваю я, с силой разжимая руку.
- Я забыла. – Ева виновато округляет глаза. – Я совсем забыла. Эта вечная моя рассеянность! Муж хотел увидеть вас сегодня. Вместе с родителями.
- Мы катались на озере. – сболтнул я.
- Но ваша сестра тогда сказала… - Ева замолчала и резко поднялась со ступенек. – Что ж, мне пора. Извините за беспокойство. – быстрыми шагами она направилась к двери.
- Постойте! – кричу я.
Она останавливается и, не оборачиваясь, ждёт чего-то.
- Спасибо вам. – шепчу я и открываю ей дверь.
Ворох снежинок врывается в прихожую, и что-то странное происходит со мной. Как будто я сбрасываю с себя лишний слой, как змея сбрасывает старую кожу.
- Прощайте! – Ева уже на другой стороне улицы, машет мне рукой.
- Всего доброго! – радостно кричу я, теряя из виду её фигуру в безумной снежной пурге.
Долго стою на крыльце. Потом хватаю куртку, выбегаю на улицу и кружусь вместе со снежным вихрем: так вот ты какое, счастье!
А дома ждёт моя сестрёнка, и нам так хорошо вместе.
- Феликс, где ты пропадал? – кричит мне с порога Лиска.
- Иди в дом. Не то простудишься! – я закрываю дверь и, не снимая куртки, быстро поднимаюсь наверх. Лиска скачет за мной. В одном из карманов рюкзака я нахожу свой старенький дневник, долго и быстро пишу на последней страничке. Лиска всё поняла и, кажется, немного обиделась. Тогда я бросаю ручку и сгребаю сестру в охапку как котёнка.
- Отстань, Феликс! – она пытается вырваться, но все её усилия напрасны. Уверен, что, на самом деле, ей приятно.
- Знаешь, - говорю, - это ты – моё самое большое счастье. Когда мы вместе, я всё люблю, даже папин старый «ремблер», который заводится только по счастливой случайности.
- А хочешь, завтра я снова тебя поучу на коньках кататься? – улыбаясь, спрашивает Лиска.
- Я был бы просто счастлив! Но сперва мы должны встретить Рождество.
Слышу, как хлопнула входная дверь, и прихожая наполнилась какой-то особой, рождественской суетой. Это вернулись родители. И тётушка что-то воркует о том, какие всё-таки милые люди, наши соседи.
Вокруг нас кипит жизнь.