R. M. Rilke. -Орфей. Эвридика. Гермес-

Оригинал:

Orpheus. Eurydike. Hermes
Rilke
Aus: Neue Gedichte (1907)


Das war der Seelen wunderliches Bergwerk.
Wie stille Silbererze gingen sie
als Adern durch sein Dunkel. Zwischen Wurzeln
entsprang das Blut, das fortgeht zu den Menschen,
und schwer wie Porphyr sah es aus im Dunkel.
Sonst war nichts Rotes.

Felsen waren da
und wesenlose W;alder. Br;ucken ;uber Leeres
und jener gro;Se graue blinde Teich,
der ;ber seinem fernen Grunde hing
wie Regenhimmel ;uber einer Landschaft.
Und zwischen Wiesen, sanft und voller Langmut,
erschien des einen Weges blasser Streifen,
wie eine lange Bleiche hingelegt.

Und dieses einen Weges kamen sie.

Voran der schlanke Mann im blauen Mantel,
der stumm und ungeduldig vor sich aussah.
Ohne zu kauen fra;S sein Schritt den Weg
in gro;Sen Bissen; seine H;ande hingen
schwer und verschlossen aus dem Fall der Falten
und wu;ten nicht mehr von der leichten Leier,
die in die Linke eingewachsen war
wie Rosenranken in den Ast des ;Olbaums.
Und seine Sinne waren wie entzweit:
indes der Blick ihm wie ein Hund vorauslief,
umkehrte, kam und immer wieder weit
und wartend an der n;achsten Wendung stand, -
blieb sein Geh;or wie ein Geruch zur;uck.
Manchmal erschien es ihm als reichte es
bis an das Gehen jener beiden andern,
die folgen sollten diesen ganzen Aufstieg.
Dann wieder wars nur seines Steigens Nachklang
und seines Mantels Wind was hinter ihm war.
Er aber sagte sich, sie k;men doch;
sagte es laut und h;rte sich verhallen.
Sie k;amen doch, nur w;rens zwei
die furchtbar leise gingen. D;urfte er
sich einmal wenden (w;are das Zur;uckschaun
nicht die Zersetzung dieses ganzen Werkes,
das erst vollbracht wird), m;u;Ste er sie sehen,
die beiden Leisen, die ihm schweigend nachgehn:

Den Gott des Ganges und der weiten Botschaft,
die Reisehaube ;uber hellen Augen,
den schlanken Stab hertragend vor dem Leibe
und fl;gelschlagend an den Fu;Sgelenken;
und seiner linken Hand gegeben: sie.

Die So-geliebte, da; aus einer Leier
mehr Klage kam als je aus Klagefrauen;
da; eine Welt aus Klage ward, in der
alles noch einmal da war: Wald und Tal
und Weg und Ortschaft, Feld und Flu;S und Tier;
und da; um diese Klage-Welt, ganz so
wie um die andre Erde, eine Sonne
und ein gestirnter stiller Himmel ging,
ein Klage-Himmel mit entstellten Sternen - :
Diese So-geliebte.

Sie aber ging an jenes Gottes Hand,
den Schrittbeschr;nkt von langen Leichenb;andern,
unsicher, sanft und ohne Ungeduld.
Sie war in sich, wie Eine hoher Hoffnung,
und dachte nicht des Mannes, der voranging,
und nicht des Weges, der ins Leben aufstieg.
Sie war in sich. Und ihr Gestorbensein
erf;ullte sie wie F;ulle.
Wie eine Frucht von S;u;Sigkeit und Dunkel,
so war sie voll von ihrem gro;Sen Tode,
der also neu war, da; sie nichts begriff.

Sie war in einem neuen M;adchentum
und unber;uhrbar; ihr Geschlecht war zu
wie eine junge Blume gegen Abend,
und ihre H;nde waren der Verm;hlung
so sehr entw;ohnt, da;S selbst des leichten Gottes
unendlich leise, leitende Ber;uhrung
sie kr;ankte wie zu sehr Vertraulichkeit.

Sie war schon nicht mehr diese blonde Frau,
die in des Dichters Liedern manchmal anklang,
nicht mehr des breiten Bettes Duft und Eiland
und jenes Mannes Eigentum nicht mehr.

Sie war schon aufgel;st wie langes Haar
und hingegeben wie gefallner Regen
und ausgeteilt wie hundertfacher Vorrat.

Sie war schon Wurzel.

Und als pl;otzlich j;ah
der Gott sie anhielt und mit Schmerz im Ausruf
die Worte sprach: Er hat sich umgewendet -,
begriff sie nichts und sagte leise: Wer?

Fern aber, dunkel vor dem klaren Ausgang,
stand irgend jemand, dessen Angesicht
nicht zu erkennen war. Er stand und sah,
wie auf dem Streifen eines Wiesenpfades
mit trauervollem Blick der Gott der Botschaft
sich schweigend wandte, der Gestalt zu folgen,
die schon zur;uckging dieses selben Weges,
den Schritt beschr;ankt von langen Leichenb;andern,
unsicher, sanft und ohne Ungeduld.
__________________________________(немецкий шрифт  не поддерживается - ;;;)

Перевод:
Р.М. Рильке
Орфей. Эвридика. Гермес


Там смерти дух - как рудокоп в пещере.
В чудесных жилах серебристых руд
Из глубины,  среди корней-артерий,
Вибрации умерших душ идут.
Но до людей дойдёт из тьмы – красна -
Порфировая кровь одна.

Там голы глыбы скал
И лес – пустой, и мост – в пустую даль...
Слепое озеро, подобно небу,
Нависло над ландшафтом в пустоте.
Среди лугов, где даже ветер не был,
Где, кроме одного, нет никаких путей,
Проложена дорожка искони
Полоской бледной; но не для людей...
По той дороге шли они.

В просторном тёмно-синем покрывале –
Мужчина первым шёл – особняком -
И, второпях, шаги его глотали
Кусок дороги за куском.
А руки - в глубине тяжёлых складок -
Висели отрешённо, позабыв
О лёгкой лире, что была с ним рядом,
Невольно вздрагивая в такт ходьбы;
Она срослась с рукой, как розы ветка
Что вкруг оливы страстно обвилась.
Взгляд бегал впереди, как пёс в разведке,
А слух искал лишь с тем, что сзади, связь,
Стараясь уловить, хоть отзвук редкий.

Как будто бы являлся, иногда,
Какой-то звук, примчавшийся украдкой -
От тех, кто позади сопровождал.
А то, казалось, - воздух прячет в складках
Его накидки всплеск его шагов...
Он говорил и слышал, как стихает
Звучанье эхом повторённых слов.
Но вновь для слуха был недосягаем,
Беззвучный шаг тех двух, скользящих следом.
Когда б назад взглянуть он мог хоть раз
(Не разрушая этим то, что сделал,
И что вершится им самим сейчас) -
Увидел бы спешивших вслед за ним:

Посла богов и бога рудных жил,
В сандалиях, увенченных крылами.
Бог взмахом крыл по щиколоткам бил
И жезл крылатый нёс в руке, как знамя.
Другой рукой он вел - её.

Любимая! Плач лиры сердце рвёт,
Превосходя всех плакальщиц на свете.
Он создаёт свой мир: весь небосвод,
Долину, лес и Солнце на рассвете -
Весь космос, где вокруг иной Земли
Кочует Солнце в плачущей Вселенной,
И где придуманных созвездий клин
Летит ночами в небе вдохновенном
К тебе – неслышно и незримо –
Любимая.

Невозмутимо, следуя движенью
Руки судьбы, она за богом шла -
Бесстрастно, кротко и без нетерпенья.
Но саван сдерживал, и шаг был слаб.
В себе замкнувшись, как мечта в надежде,
Она не думала о том мужчине,
Который впереди шёл - к жизни: к прежней...
Она была полна своей кончиной
И чувствовала смерть, как полноту,
Как зрелый плод, где сладость спит во мраке.
Как новость... непонятную, однако...

В ней робкой девственности ожил дух,
Закрылся пол, как перед сном цветок.
Забыли руки свадебное ложе...
И если прикасался - даже Бог -
Она застенчиво стыдилась всё же.
Не зная соприкосновений в теле
Она быть не могла уже отныне
Ни ароматным островом в постели,
Ни собственностью сильного мужчины.
И не могла быть женщиной поэта,
Под звуки лиры песнями воспетой.

С косой сравнить – так только расплетённой,
С дождём – уже просохнувшим проворно,
С запасом – так давно распределённым,

Она была уже подобна корню.

И вот, когда с досадным, скорбным стоном
Крылатый Бог вдруг произнёс: "Постой!
ОН - обернулся!" – только, удивлённо,
Спросила: "Кто?"

У выхода пещерного тоннеля -
На фоне света - ликом не узнать,
Стоял мужчина, взгляд его, темнея,
Был безутешно устремлён назад:
Туда, где той – единственной - дорогой
Шла тень сопровождаемая богом.
Хоть шаг был слаб и саван ей мешал,
Она среди лугов обратно шла
Без нетерпенья, кротко и бесстрастно.