Двенадцать сонетов к Адаму

Двенадцать сонетов к Адаму.

1.
Адам, людской предел и впредь  - ничто.
Жму клавиши из виртуальной щели,
Когда не представлял ты долю цели,
Что с Ним общаться сможешь раз по сто.

Включаешь свет. Глядишь на монитор.
Какие соловьи, какие трели,
Когда полшага легких до постели –
И вход в оконный коридор.

Подумал ты, пока рождалось племя,
К чему в тебе заложено звено,
Хотя не думал в блеклое ты время,
Что создадим компьютер и кино?

Что мир творить сподобимся вдвойне?
Представь на миг, что может быть вполне.

2.
Представь на миг, что может быть вполне,
Что ты кусок болотистого слепка,
Вдохнув похмелье шести дней эксперта,
Сияешь ссылкой изнутри во вне.

А на войне, как на любой войне.
Причастен преломленью, равный спектру,
Как вирус, приспосабливаясь цепко
К сети окон, к неоновой стене.

Не говори про призрачные встречи.
Пока твой хрящ выцеживал ребро,
Ты признаки раскручивал наречий
Над каждой тварью с шерстью и пером.

Поверь, что междометия впервой
Приклеились к двуполым с головой.

3.
Приклеились к двуполым с головой
Помимо прочих вычурных причастий,
Когда смотрел в разинутые пасти
Ведя объект беседы деловой.

Какой, наверняка, протяжный вой
Сорвался с губ, когда лишился части
Той плоти, оказавшейся живой,
В леченьи тут же принявшей участье

К тебе. Оно когда-то было сутью.
Всегда ценнее в жизни то, что боль
Рождает за коварную минуту,
И жжет, когда присыплешь к ране соль.
 
Мне невдомек, как недочеловек
Сейчас бы встретил двадцать первый век.

4.
Сейчас бы встретил двадцать первый век
С его иронией на «дело вкуса»,
С его эмблемой «чаши» и «укуса»
Сквозь логин и пароль, а проще – имярек.

Когда и дождь, и град, и чертов снег,
Чтобы узнать, чтоб оказаться в курсе,
Проверишь снова на валютном курсе,
Плюс гороскопы альфы и омег.

Но вот мелькнет внизу, в углу экрана
Иконки интригующий глазок,
С глазами чернобровой, полупьяной,
Которой Ева – с грязный  ноготок.

Какой пейзаж и фон, какой монтаж.
Жаль, между делом, Ева, ты – муляж.

5.
Жаль, между делом, Ева, ты – муляж.
Адаму дали сердце от примата,
Никто не защищен от плагиата,
Особенно, когда заходишь в раж.

Как женщина, иная ты, коллаж,
Вторичная. Но чем Лилит чревата,
Когда в преддверии  матриархата
Адама вдруг охватывал кураж?

Досуг не опошлю  суровым взором,
Невинность нечего клеймить за зря,
Тем более, когда и нет позора,
Когда и нагота до фонаря.

И фонаря нет. Зреет сочный плод,
Который и вотрется в анекдот.

6.
Который и вотрется в анекдот,
Когда немая будет гнуться шея,
Под уровень загадки Прометея,
И в зависти поглядывая в рот.

Тут страх вошел, бросая в горький пот
Под шепот Евы и шипенье змея,
Что ощутил ты, в жилах леденея,
Что человек ты или кашалот?

Пусть через грани, звуки, колориты
Открылся глазу мир со всех сторон,
Не сразу, может, не одна орбита
След мерила сквозь юный небосклон.

Ты гол, Адам! И точно онемел,
Ты заболел, что побелел, как мел?

7.
Ты заболел, что побелел, как мел.
Дошло невольно до кривого слуха,
Что преступил во имя падших духов,
Вернее, ради непонятных дел.

Пока жена в кустах, ты – не удел.
Она сопит, ленивая, как муха,
И муха, и паук, и мошкара над ухом.
Какая фауна дразнящих тел.

Ладони сжав, ты плакал, как ребенок,
Не отряхнув, испачкавшись в пыли,
Ни ног, ни рук. Ужаленный, спросонок
Давился жаром пепельной земли.

Ища слова, склонился для мольбы,
Адам, я вдруг узнал, что мы – рабы.

8.
Адам, я вдруг узнал, что мы – рабы,
Что в нашей мысли нет ни капли воли,
Что нас приправят черным перцем с солью
Для нужд и потребления толпы.

Учитывая мнение судьбы,
Не хочется быть пешкой в скучной роли,
Никто не скажет длинного пароля,
Как выбраться, играя в поддавки.

Но неужели Ева виновата,
Что змеи выползи  из-за спины
В кустах с куском запретного граната,
Не пропаганда ль явной белены?

И стоит ли нам верить вновь молве:
Снег явно выпал нынче в сентябре.

9.
Снег явно выпал нынче в сентябре,
А может, позже, но в саду Эдемском
Дремало климатическое сердце,
Не помышляв о будущей борьбе.

И птицы потешались в скорлупе,
Когда ты с Евой в панике библейской,
Страшась и плача, что за чародейство,
Бежали по извилистой тропе.

А, может, ночевали вы в пустыне,
И сад привиделся в тревожном сне,
Когда навечно будет и отныне
Твоей рожать в терзаниях жене.

Тяжелый  пот сошел с ее лица.
Любима ли? Ты думал с утреца?

10.
Любима ли? Ты думал с утреца,
Когда ее выкручивались руки,
Когда кричала, родовые муки,
Вдруг обменяв на красоту лица.

Сегодня обойтись и без кольца
Возможно в каждом электронном звуке,
Нет верной встречи – значит, нет разлуки,
Плати, ладонью помахав с крыльца.

Дешевая, с казенной простынею,
Заказана любовь на час и два,
Зачем цветы, и вера, и слова,
Когда меню покрыто силиконом.

Ни шагу из квартиры, со двора,
Пока играет в мячик детвора.

11.
Пока играет в мячик детвора
Бежит строка очередной рекламы,
Что «Бога – нет», что «мифы про Адама
Сплошная выдумка, пиар, игра.

Плод несозревшего ума с утра»,
«Ошибок сколько, аллегорий, драмы,
Не тянет на подобье панорамы,
Картина явно из-под топора».

А ведь известно, инопланетяне
Вербуют, что животных, что землян
Об этом только знают египтяне
И те, кто выбрались с Тартуги и Балкан.

«Адама – нет». Подстрочный протокол.
Свет отключили, как и монитор.

12.
Свет отключили, как и монитор,
Наверное, для справки стоит требник
Открыть, как некогда сальной учебник,
Чтобы проверить, есть ли ляпов сто.

Здесь полуправды нет, казалось, что
Одни мальчишеские сказки, бредни,
Когда я не досиживал обедни,
И как входил, так выходил пустой.

Теперь пора бы и вздремнуть немного,
Я, как в аду, в писательском труде,
Излил свою капризную тревогу,
И, может, получалось не везде.

Я пошло обозначил мир, зато,
Адам, людской предел и впредь – ничто.