Это, как залезть в чужую квартиру, какое счастье..

Это, как залезть в чужую квартиру, - какое счастье
испытывать ужас фантасмагории чувства обладания
тебе не принадлежащим…
Жизни чащи
всё чаще запихивают всем существом, таким твоим, в такие гущи
и не событий вовсе, а осознаний разной мелочи, всё-таки происходящей
в жизни твоей.
Одним словом, трепещу на ветру чужого пира,
ничего не знаю о происходящем на самом деле:
кто может знать о пейзаже дрожи подкожной
в женщине прохожей
в миг, когда он, она 
(друг другу чужие)
друг другу
в глаза поглядели…
"Не улетай, –
себе говорю - Бог поможет
жить поживать, лица не теряя,
вокруг тебя мир толстокожий."
Ну и что же?
Жить отпущено всем, лишь Господу доверяя.
Постановка фраз – здравствуй, Иосиф! –
впрочем, это речь камерного правдолюбца,
которому топором за правду на воле,
резинкой дубиновой в неволе,
никакого сахара, ни на каком блюдце.
Чай заварен – чем крепче, тем лучше! -
отоваривай, не щади, судьба земная!
Я, губами алюминий целуя,
не отдам своей песни рыщущей своре,
шкуру даже, не то что слизистую, сдирая
с оскала, что только для злобных – хмурый.
Сквозь фрак владыки прорежутся нервы
моих окончаний в ветках передпасхальных –
до разрывания почек инфарктом обширным
во имя сущих, мёдом по зелени нежной крытых листочков…
- Браток! – я спрошу – ты и сам, ведь, не рад наслоеньям
амбиций железных и жировых на твоём, детство помнящем сердце,
что почке апрельской родня, если песня,
от Бога летящая,
пулей твоей не убита?
Сквозь плиты, кроя
онемение краем не смытым,
спрошу у тебя
голоском твоей правнучки: «Больно
знать, что тобою
лучшие дети народа родного убиты?»
Я-то прощу, мне так велено словом, за кое
дед мой из Вятки
шёл на десятке
седьмом под Колымские вьюги,
ты для меня просто ноль, но по Богу ты человек, язвой мира глубинно объятый.
Хватит
об этом,
твои исполнители люты -
если успею, гантелей хотя бы, ножом ли
кухонным - буду стоять, как стояли
предки твои и мои на Едиле, Каяле,
Одере,  Буге...
Речкою Чёрной, Второй в сердце ранен,
кровью недуги
лечу в разворованном нищими Казахстане.
Хватит с тобой говорить, что поймёшь, то и ладно,
жить бы нам дружно, жить бы да жить,
но небесное, волею свыше,
не дружит
с корыстным, наземным, исподтишка убивающим адом.
Сердце моё, владыкам земным не подвластным краем,
единственно верным, таинственно дышит.
Песня лебедем раненым
над оболваненным миром -
исцеленьем грядущим,
от взоров текущих сокрытым,
неистово кружит,
зная, как надо
распоряжаться распадом.
Духом не сломленным ныне ломаю
могилы грядущей
мемориальные плиты.