Одиссея Одиссея

Заметки на полях Великой книги

Зачем сказки надо писать гекзаметром?
Чтобы, заворожив чарующим напевом, усыпить и навсегда оставить на острове неведения и счастья в окружении своих тайных и каким-то чудом исполняемых желаний?
Или, наоборот, обманом завладев душой какого-нибудь простака, направить её туда, где всякое стремление к смыслам ведёт к их отрицанию?
Так или иначе, сказка сложилась. Теперь вопрос – не безмерная ли жажда жизни вечной двинула в путь Одиссея? И не безмерная ли жажда смерти вечной замкнула круг его странствий? Жажда смерти – вот что побуждает нас к жизни. Жажда жизни – вот что побуждает нас к смерти.
………………………………………………………………………………………………
Чего же хочет Великий Слепой от хитроумных размышлений о смыслах? Неужто счастья? А что это такое – знает ли он? Знаем ли мы, утомлённые поеданием собственных сердец?
Тоска над простором реет, мрак земли рвёт в клочья озарённые звёздами Небеса, а мы суетливо жаждем жить вечно в согласии с плотью, полагая, что это и есть весь смысл нашего бытия. Воистину, радость, которую черпает мятущаяся душа в страдании, недоступна пребывающим в наслаждении!
……………………………………………………………………………………………
Око небес прозорливо глядит на нас с высоты и молчит. Почему оно молчит?
А кто сказал, что молчит? Небо говорит с человеком языком его судьбы.
Волна слизнула с берега пацана в матросской бескозырке, мать в помрачении кинулась за ним и не вернулась. К чему знать нам, как жили они десять лет до того? К примеру, за руку в садик ходили. Неужели нет других забот, как стенать по никчемности их нежных отношений, раз уж их вообще уже нет? Зато есть тапочки на берегу и девочка, сидящая возле них обхватив колени и в ужасе глядящая на ревущую и клокочущую бездну, поглотившую только что весь её мир.
Зачем всякий раз, как только Небу захочется вернуть человека хоть к какому-нибудь смыслу его существования на земле, ему надо стряхнуть в пасть Вечности несколько сот или тысяч случайных жертв?
………………………………………………………………………………………………
Бог – не тайна, он раскрытие тайн, ибо есть прямое указание, что растворён Его Дух в нашей крови. Причащаясь, мы вкушаем Его плоть и кровь, вновь и вновь возжигая свою плоть и кровь божественным огнём страсти-страдания. О, страстотерпцы, лик Божий не есть ли человеческий? Тогда иди и возлюби ближнего, как Бога единого! Что, не любится? Тогда иди и скитайся, как перекатиполе.
……………………………………………………………………………………………
Сказано: Сын божий суть Сын человеческий. Как яснее указать, что в жилах у нас растворён Дух Его? Аллегория не понята или понята не так. ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЖИЗНИ ЗЕМНОЙ НЕТ БОГА! Как вам это, человецы? Мужское, соединяясь с женским, физически являют выход Духа из праха в свет. Способность любить беспрерывно – единственный путь к спасению, который дан нам вместе с обязанностью любить беспрерывно. Права и обязанности хитроумно сплели для нас западню, в которой одни способны вкушать единый миг блаженства, другие – вечные муки без него. Переставая любить, мы вступаем совсем на иной путь – обретения жажды безмерного, влекущего к концу всех концов.
Плоть интуитивно находит свой единственный смысл – в семейном союзе. Любовь находит для плоти хоть как-то объяснимый смысл. Возжигая прах, она создаёт религиозное чуство сопричастности высшему, которое чем дольше длится, тем более богоугодно.
……………………………………………………………………………………………………
Любить и творить – в этом и состоит подобие человеческое образу Божьему. Всё иное смешно и нелепо. Это на земле способен делать только Бог и человек. Растворённый в человеческих соках Дух только и делает, что побуждает его любить и творить. Чем же в это время занят Дьявол? Разрушать – не такая же ли способность творить? Никто  не способен на такие варварские опустошения, творимые по всей земле, как слепой гнев Божий и весёлая ярость человеческая!
………………………………………………………………………………………………
Дьяволу некогда скучать. Нелёгкий труд переделывания жизни в смерть требует его ежесекундного присутствия в душе каждого из нас, чтобы через очарование гибельного усыплять мечтательный дух одних и воспламенять бесовским огнём дух других.
Теперь понятнее стало, в чём заключается смысл того, что, дескать, Бог есть Любовь. Но какая Любовь? К сирому, голодному или, может, холодному?
О, нет! Собрав всё мужество в кулак, надо признать, что, любя сирых и убогих, мы плодим сирых же и убогих! Любя красоту, мы создаём красоту! Любя разрушение, мы разрушаем творения рук человеческих! И пусть кто-то докажет, что это не так. Любя женщину, мы отпускаем Дух Его из темницы плоти в свет Жизни вечной!
………………………………………………………………………………………………
Адам богопослушен, он следует воле Творца и «грешит» только с точки зрения Лукавого. Забавно, но и Ева, науськанная Им, также послушна лишь Его воле, ибо иных смыслов нет на земле, кроме Любви! 
Что же это за «промысел» такой Божий, без ведома которого, как известно, и муха к мухе не летит? С другой стороны, не кощунственно или дерзновенно, или просто дураковато взыскивать смысла в творении, раз уж мы все сотворены единым, как говорится, «пакетом». Тот самый случай, когда, отправляясь в центр всех смыслов, можно позволить себе и дерзость отрицать самого Создателя, ибо алкать вечное блаженство – воистину пытка из пыток. Почему наши чаяния должны быть устремлены к бесконечному  поглощению амброзии, круассанов или портвейна в райких кущах? Растворяясь в боли наслаждения, душа теряет смысл своего движения к какой-либо цели. Она останавливается и растворяется во вне, ещё немного и её уже нет. Тогда зачем она была?
……………………………………………………………………………………………………
Для Слепого нет ничего дерзновенного. С пиитственным трепетом он отворяет уста, лишь говоря о Женщине. Всё прочее для него – декорация к мужскому тщеславию, хитроумно таскающемуся по земле в поисках смысла, а чаще просто пасущему свиней или сосущему кальян в дешёвом борделе.
……………………………………………………………………………………………………
Наука идёт вперёд, и огнедышащие глубины Земли и недра Солнца, на поверку, могут оказаться одним и тем же местом. Так же Рай и Ад могут быть одним и тем же воздаянием за непонятые заслуги и прегрешения.
Боль и наслаждение мало чем отличаются друг от друга, когда дело касается Любви. Не стремлением ли к ней зажгли огонь в нашей крови боги Олимпа, а затем и сам Искупитель?
………………………………………………………………………………………………
В страсти  мы ближе всего подходим к небытию. В страсти мы теряем способность отличать добро от зла, не видим грань между жизнью и смертью, дух наш переходит в состояние Любви, и ничего ему уже не нужно!
Не за смертный ли грех вкушения от Древа познания добра и зла Он изгнал нас из Рая? Что же именно вкусили мы? Если, возлюбив, мы открыли Духу путь к свету и познали жизнь и смерть как единую сущность – в чём наше преступление? Грань меж ними есть Любовь. Есть Она – и дарован нам миг един блаженства, нет её – и терпим муку вечную без неё.
………………………………………………………………………………………………
У мужчины не такой уж большой выбор – познавать, создавать или разрушать миры. Одиссей, будучи чересчур хитроумным царём своего мира, пошёл познавать иные. Познав Трою, он её разрушил и оказался в странном положении пошедшего по всем путям. Познание и разрушение – суть едины. Не в этом ли смысле кто умножает познания, тот умножает скорбь? Испив горькую чашу познания до дна, Одиссей дошёл до логического абсурда этого процесса – пришёл познать собственную жену, но обрёл лишь разрушенный мир своей юности.
……………………………………………………………………………………………………
Аллегорически мир можно воспринимать как женское, по которому бродит мужчина подобно открывателю земель. Блуждая в лабиринтах жизни, он может заблудиться, так и не поняв своей роли, не найдя цели.
Очевидно, и вся материя есть женское, она царит и безмолвствует, молчаливо требует и покорно ждёт.
Дух, парящий над женским – мужское, он взывает и мятётся, вопрошает и пророчествует, творит и разрушает. 
…………………………………………………………………………………………………… 
Женщине нужно чувствовать на себе твердую руку мужчины. Пусть это будет один мужчина, но ежедневно. Мужчине нужно держать в руках мягкую плоть женщины. Пусть не ежедневно, но это должно быть процессом познания (завоевания) или хотя бы творения (разрушения). Как вывод – это должны быть женщины.
В свою очередь, женщине, как основе бытия, благоволит сам Творец, ибо она не даёт миру рассыпаться на части, мужчине же благоволит – сам Разрушитель, ибо он, познавая и завоёвывая, разрушает Божий мир. В мужчине реализуется тайный замысел Дьявола править миром, в женщине торжествует явный замысел Бога гармонизовать его.
……………………………………………………………………………………………………
Женщина привыкла к меновому характеру любви, хотя в этом не виновата. Ею движет непреодолимая тяга к материнству, и свою любовь она меняет на защиту своего чада от угроз мира. Ей, как и земле, всё равно, кто станет землепешцем, лишь бы не прозябала она невозделанной.
Мужчина восстаёт против менового характера любви. Отправляясь на поиски новых миров, он всего лишь пытается вернуть к жизни горнее блаженство безусловной материнской любви, любви ни за что, любви как единого смысла мира. Обретая таковую любовь, мужчина вкушает от Древа познания, жизнь  и смерть теряют для него различие, он готов к великим подвигам и безумствам.
Получив счёт за любовь, предъявленный женщиной, его охватывает великая Скорбь, и жажда Безмерного вновь толкает его в путь. Завоевав новую женщину, он вновь испытывает иллюзорное чувство, что он, наконец, вернулся в Итаку, где любовь повсюду, она словно разлита по самому воздуху родного дома, его мира, где он царь, а не Скиталец.
……………………………………………………………………………………………………
Что же на самом деле является миром мужчины, в котором он царь всего? А Пенелопа – разве она не есть его мир, зачем же ему другие? Ступив на путь познания, он уже не в силах остановиться, ему надо познавать снова и снова, уходя всё дальше от первоначальной цели. Переходя от одной женщины к другой, мужчина открывает и открывает новые миры, не являясь царём ни одного.
Круг почти замкнулся: не умея создавать, мужчина начинает разрушать. Либо мы на стороне Бога и творим, либо мы на стороне Дьявола и разрушаем. И в том, и в другом случае мы остаёмся созданными по образу и подобию Его.
……………………………………………………………………………………………………
Мама, причём Русская – самое место для метафизических измышлений. Меотийское болото странно притихло. Не оглашал ли Скиталец сии гнетущие душу просторы воплем о Едином миге? Может, здесь я дочитаю, наконец, Великую книгу?
Душно-то как, Господи! Неужели по всей земле так?
Морской бриз качает тугую сиреневую кисть винограда прямо над моей головой. Всё плывет в тяжком мареве дневного пекла. А есть ещё и ночное… Избави меня Боже знать все те чудные места, что приготовил Он для бунтарей и мечтателей!
Чего же хочу я, выискивающий смыслов во всём, что попадается под руку? По большому счёту, хочу всего лишь дочитать Книгу, что-то никак она мне не даётся. Потом, наверное, захочу ведро водки выалкать, потом – сорвать все фиалки и кому-нибудь подарить. Хочу увидеть, чем кончится весь этот Балаган. Хочу мышью подавиться.
…………………………………………………………………………………………………
Когда жажда безмерного заводит в дали, где теряется сама душа, некто вдруг спохватывается, что жизнь ему уже неинтересна. Лишь немногим счастливцам удаётся понять, что надо бы вернуться к теплу женской руки, покинутой ради бессмысленных скитаний по земле. Уйдя от Пенелопы, Одиссей отправился на её поиски. Вот уж хитроумнее не придумаешь!
В итоге он готов произнести слова, которые надо бы знать всем алчущим бессмертия: «Один миг с Любимой я не променяю на Вечность без неё!»
За эту простую истину Одиссей заплатил высокую цену – целую жизнь. Заплатил, очевидно, и за нас тоже. Иначе, зачем было Гомеру тратить столько сил на эти чарующие гекзаметры!
Так, всё-таки, почему сказки понадобилось писать гекзаметром?
Потому что, во-первых, это не сказка, а во-вторых, не гекзаметр. Это шестистопное восшествие во Ад и шестисложное же обретение Единого мига любви без всякой надежды на жизнь вечную. Это крестообразный символ Божественной любви. Тут бытие свернулась в точку, как когда-то из неё развернулся весь видимый универсум.
……………………………………………………………………………………………………
В реальной жизни Пенелоп зовут как-то иначе, они сварливы, раздражены несбывшимися мечтами и замкнуты в тесных клетях своих кухонь. Да и Одиссеи хитроумят всё как-то по-мелкому – то напьются до беспамятства, то драться лезут. Вернуться заблудившемуся в мирах мужчине можно к кому угодно, только не к той, один миг с которой дороже вечности без неё.
Прозябая всю жизнь напролёт в тенетах собственной души, только избранные находят слова этой великой теоремы, доказываемой каждый день сводками кровавых безумств, совершаемых якобы ради Неё.
……………………………………………………………………………………………………
Перед концом скитаний Одиссей, очевидно, понимает, что есть только один грех перед богами – губить живое. Также есть всего одно преступление перед людьми – лишать ближних своей любви. В этом смысле он, Великий Скиталей – Великий же и Грешник. Хотя его раскаяние уже ничего не может изменить, ибо это из тех грехов, что прощенья не имеют и в Рай не пускают. Всё даром, всё безвозвратно.
……………………………………………………………………………………………………
Жизнь прожита – в бесплодных скитаниях одного и томительном ожидании другой. Были ли они счастливы хотя бы в этот последний миг своей жизни?
А разве для счастья приходят люди на эту землю?
……………………………………………………………………………………………………
Великая книга прочитана до конца, водка выалкана до дна, фиалки пожухли, никому не нужные; всё бы ничего, только Балаган никак не кончается, и мышь хочет жить, упирается и в рот не лезет.
……………………………………………………………………………………………………
Кисть винограда качается на ветру, налитая солнцем и морским бризом. Почему не качаюсь я рядом с ней?

МамА Русская (побережье Азова) 17–26.08.2006