Коридор

Обойки - шваль, и мебель кое-как ,
вся в наскоро разбросанных клочках
не света, нет - скорее темноты.
Блеск лампочки чуть выявлял черты

предметов населяющих его,
тем позволял протиснувшись бочком
довольно ловко проскочить насквозь
весь коридор, и лишь случайный гость

не раз надрывно материл впотьмах
кривые петербургские дома
протянутые вдоль и поперёк
проспектов, улиц, шкиперских проток.

Здесь много дней превращено в пустяк,
и всё одно - что дома, что в гостях
мы этим длинным коридором шли
как реками проходят корабли,

как нитка продевается в ушко.
Мы шли порой шумя, порой - тишком,
то заходя в прогретое жильё,
то пропадая в снежное шитьё.

Мальчишками, бессмертные вовек,
с прекрасными словами в голове,
с бутылками портвейна в пиджаках,
оставившие время в дураках,

мы шли гремя литаврами вразброд,
и сторонился вспугнутый народ,
что выбрал смертный, жалостный удел,
и стать богоподобным не хотел.

Давно поизносились пиджаки,
и мысли, словно майские жуки
уже жужжат о всяких мелочах.
Ты вдруг поймёшь однажды невзначай,

что стал таким-же смертным как и те,
что жались в коридоре к темноте.
Бессмертие теперь не твой вопрос.
И клоун зарыдал повесив нос.

Прошла эпоха снов и королев,
Фальстаф трезвеет мигом присмирев,
волшебники необоримо злы,
а в мудрецах - зануды и ослы.

Но коридор впивает чью-то прыть -
посторонись, Бессмертных пропустить.