13. 08. 1961. Берлинская стена

Партия окончена: красные начинают и выигрывают.
Больше нет слов, жестов и знаков. Больше ничего не выразить. Больше нечего выражать. Правительство Аденауэра только что ввело в действие «доктрину Хальштейна», предусматривающую автоматический разрыв дипломатических отношений с любой страной, признавшей ГДР. Предложение восточных о создании конфедерации германских государств отвергнуто. Встречное предложение - проведение общегерманских выборов. Власти ГДР, в свою очередь, заявили о притязаниях на Западный Берлин на том основании, что он находится на их территории.
Ясно, что двигаться некуда, что тупик, но завтра снова играть: произносить лживые восторженные монологи, все равно, для кого…
Фаза «тотального» перераспределения… Это напоминает первую мировую, надпись «утрата» желтым по черному, оцинкованное ведро очередного массового мордобоя в Штаатсопер Унтер-ден-Линден.
А тогда, в сорок пятом, мир вспыхнул во мне огнями отплывающих кораблей, и вместе с ним вспыхнула ты, проходящая сквозь меня, как время, как звенящий снег, как стеклянные клавиши, как желтые листья, ветром брошенные под ноги, как нулевой знаменатель новой скомканной осени, где сквозь паутину радиосигналов пробивается чей-то шепот: «Только за июль 1961 года более 30 тысяч восточных немцев бежали из страны».
Их бегство – страх, нервные штрихи на бумаге, их надежды понятны, просты, предсказуемы – в этом их Святость.
Ты идешь поодаль и почему-то улыбаешься. Идет дождь… А там, внизу, исчезает все кроме едкого табачного дыма и призрачных надежд, – так действует подземелье, пока не желающее рифмоваться со словом «спасение».
Через десять лет все забудут не только наши имена, но даже наш запах.