Игры Рассудка 1-2 глава

I.
Каждое утро мадемуазель Жоржета де Бруи начинала с того, что в очередной раз просматривала почту. Письма были разложены в глубоком хаосе на её рабочем столе. К счастью, она не была из тех людей, которые привыкли жить в бардаке. Она была целомудренной и весьма аккуратной молодой женщиной, которая всюду и везде соблюдала  чистоту и стерильный порядок. Такое положение вещей на её столе, лишь свидетельствовало о том, что проверка писем была для неё ежедневной рутиной. Стоит только прочесть одно из тех писем, которые ей присылали:
«Дорогая, милая, Жоржета!
Я люблю вас всем своим отчаянным сердцем! Только поверьте мне!
Огонёк теплится в нём только для вас! Вы моя мечта - моя агония!»
Или это:
«Ах, я даже не стану называть вас по имени...
У меня уже от этого начинается головокружение!
Вы опасны. Нет! Вы коварны... И я бы хотел сказать это всем!
Вы заставили меня надеяться, а потом бросили в пасть льву.
Но ведь этим львом, в конце концов, являетесь  только вы сами».
И это:
«Любимая и обожаемая мадемуазель де Бруи!
Вы запали мне в душу. Я знаю, что у вас таких сотни, как я.
Черт бы их побрал! Но вы, вы у меня одна! И я желаю, чтобы вы были со мной.
Нет, нет, я требую! Иначе я выпью яда».

Не стоит даже читать остальные, чтобы, наконец, понять их состав. Жоржета совсем не была коварной обольстительницей, коей многие её считали. Она просто была женщиной, которой Бог даровал неземную красоту, но весьма равнодушный нрав. У мужчин она пользовалась восхищением, а женщины умели только завидовать. Мадемуазель де Бруи часто бывала в высшем свете. Там она была наиболее известна. Весь Париж был ослеплен её блеском! Все без устали лепетали ей комплименты и одаривали её сладкой лестью, но Жоржета была умна, следовательно, она не ценила, а точнее её совсем не интересовали эти падшие люди. Свет был нужен ей только для развлечений, а не для жертвоприношений.
Жоржета жила одна, в самом центре Парижа в большой, просторной квартире, которая находилась в невысоком, богато украшенном доме. Она хорошо играла на фортепиано, поэтому часто давала небольшие концерты на званых вечерах. Иногда она интересовалась живописью, часто читала и вышивала кружево. Как не странно было то слышать, но при той открытой жизни, которую она вела, она очень любила одиночество. Оно, конечно, иногда тяготило её, для этого были нужны её выходы в свет, но всё-таки она очень его ценила. Её любимой комнатой являлся её кабинет. Это было именно то, спокойное и уединенное место, в котором она бывало, нуждалась. Кабинет был совсем небольшой, он был обставлен в строгом и сдержанном стиле. Место у стен в основном занимали книжные полки, так как эта комната совмещала в себе и кабинет, и маленькую библиотеку. Жоржета очень гордилась тем, что именно в этом месте она проявила всю мощь своего характера. Именно там она порой любила запираться и предавалась раздумьям. Если честно, то Жоржета была по-настоящему несчастна. При той ласке и нежности, которой её окружали её поклонники, ей очень не хватало любви, чистой и возвышенной. Увы, она часто убеждалась, что молодых людей больше интересует её внешняя красота, нежели внутренняя. Снаружи она, конечно же, выглядела лучше, так как характер её иногда казался скверным, но всё-таки она была человеком с тонкой душой и глубоким разумом. Жоржету все считали порядочной и весьма милой леди. Но всегда оставались те люди, которые либо превозносили её до небес, либо ниспускали ниже ада. В том или ином случае, слухи о самой себе Жоржету ничуть не трогали. Не было не одного такого дня, когда бы она ходила из стороны в сторону, и не было такой же ночи, чтобы она не спала, именно из-за терзавших её ужасных слухах. Она, конечно, заботилась, чтобы мнение о ней было составлено правильно, но обычно её занимали лишь мнения, так как они были заключены людьми грамотными и более образованными, нежели пустые слухи. О ней говорили многое, и всегда будут говорить, так как все удивляются, почему же при наличии  такого огромного количества воздыхателей, она всё еще не связана узами брака. В общем, это интересовало не только их одних, а еще и виновницу этих слухов - саму Жоржету. Таким вопросом она часто задавалась по вечерам, сидя у камина в своём кабинете и попивая чай, с каким-нибудь странным привкусом. Она  была также логиком, нераскрывшимся гением, как и потайным поэтом и лириком. Её мечтательная, но все же ограниченная в чувствах душа, иногда была готова принести себя в жертву любому из её страстных поклонников. Но все же, она не сделала этого до сих пор, так как прекрасно понимала, что это были лишь прихоти одинокой души. Иногда эти бури чувств успокаивались до такой степени, что она казалась слишком холодной, даже для себя. Но бывали и времена, когда её можно было принять за поток раскаленной лавы. Такие крайности были редки, но всё же, они имели место быть.
У Жоржеты было много друзей, почти столько же, сколь и почитателей. Хотя почти все из них являлись её тайными поклонниками, но в менее пылкой степени. Она часто устраивала небольшие званые ужины или вечера для них, и они все вместе придавались беседе до самого утра. Это были одни из тех моментов, когда она чувствовала себя отлично. После таких приёмов, она нередко подолгу отдыхала в кабинете или в маленьком парке, который находился рядом. Иногда кто-нибудь из её окружения решался взять её на прогулку в Булонский лес, и вот тогда она действительно чувствовала себя счастливой. На её лицо появлялся прежде неизвестный кому-то алый румянец, её выразительные карие глаза начинали светиться, словно весеннее солнце, а густые чёрные волосы и вовсе казались необъятной копной. Всё это могло очаровать кого угодно, все и так были очарованы этим, но Жоржета, хоть и знала, что она красива, никогда не пыталась этим пользоваться. Её цветущая красота была признаком её довольства своей жизнью. У неё не было основного дохода. Она жила лишь на своё наследство и на то, что получала  после того, как писала очередную мелодию для скромных пьесок или балов. Нередко были ситуации, когда она сама бралась играть на каком-нибудь приёме за небольшую оплату. Вообще то, Жоржета не была капризной, она умела себя ограничивать и часто это делала. У неё не было огромного гардероба, что называется «объять необъятное», как у некоторых женщин её круга. Жоржета хоть и следила за течением моды, но всё же, не кидалась в её поток. Она была слишком умна для этого. Иногда она вела разносторонние беседы с закоренелыми философами в соседнем доме своего приятеля господина Уолтера, истинного англичанина, который тоже частенько вступал в этот интеллигентный спор. Господин Уолтер был из тех друзей мадемуазель де Бруи, которые всегда были готовы помочь. Он часто протягивал ей руку помощи не только в моральных проблемах, но и в финансовых. Хотя деньги она принимала очень редко, и то, после длительных разговоров. Господин Уолтер был человеком, про возраст, которого говорят: «Уже не молод, а хоронить рано». Но он ничуть не отчаивался, ему наоборот, нравилось, что про него говорят хоть что-то, так как центром всеобщего внимания он становился редко, в отличие от Жоржеты. В этом и было их дополнение друг  к другу. Жоржета была давно знакома с Уолтером. Он оставался ей верным другом и наставником еще со времен её беззаботного детства, когда она была совсем юна и наивна. С тех пор прошло много времени, но на их привязанность оно ничуть не повлияло. Жоржета также оставалась верна ему во всем, а он с той же отцовской любовью и радушием принимал её у себя в гостях. Одним словом, Жоржета была тем человеком, жизнь которого была также разнообразна, как и скучна.
Стояло ясное утро. Жоржета, по своему обычаю, пила кофе и читала очередной роман, когда в её дверь постучали. На пороге стоял молодой мужчина. Это был офицер французского флота, Жан Сель. Он был и раньше известен ей, но она весьма длительное время не имела случая общаться с ним, от чего совсем не страдала. Он стоял, вытянувшись во весь рост, как струна. Он был напряжен, что весьма удивило Жоржету. Но она не воздала ему должное, ограничившись одним острым взглядом, который, как ей показалось, удачно его пронзил. Он видимо решался что-то сказать, но она его опередила:
-Вы пришли просить моей руки?- сказала она очень спокойным и ровным тоном, повернувшись к нему  вполоборота.
Он посмотрел на неё каким-то странным потупившим взглядом, а потом воскликнул:
-Ах, мой ангел! Я крайне удивлен, что вам известны мои намерения. Я, конечно, знал, что у всех богинь есть какой-то дар, но ваш! Вы удивляете меня всё больше и больше! 
-Мне было не сложно догадаться. Из окна было видно, как вы нервно стояли возле моего дома, вечно дергаясь и то и дело, швыряя камни за калитку. Потом вы достали из кармана сомнительный мятый клочок бумаги и начали что-то невнятно читать по нескольку раз. Я решила, что это была заранее подготовленная речь для меня.
-Как вы проницательны, мадемуазель! Я буду вечно благодарен вам за вашу внимательность ко мне. Я могу лишь извиниться за то, что так бурно выражал свои чувства, но я был очень взволнован.
Она рассмеялась, когда он вполне серьёзно говорил ей это, глядя в глаза. Она несколько раз переводила свой взгляд то на него, то на свой стол, заливаясь от смеха. Он был немного испуган таким поворотом. 
-Как вы могли подумать, уважаемый, что я стану следить за вами, как заботливая мать или хуже того, как ревнивая жена?! Это всего лишь моя наблюдательность. Тем более я часто смотрю в окно, сидя здесь. Вам должен был быть виден мой силуэт, если вы, хоть раз посмотрели в это окно.
-О, да! Я не раз заглядывал в него с томлением. Я верил, что когда-нибудь приду к вам и расскажу вам о своих чувствах. Вот этот день настал! Вы верите мне? А я верю в вас. Я люблю вас, Жоржета!
-Вот какой поворот приобрёл ваш утренний визит! Простите, сэр, но я вынуждена отказать вам в вашей любви. Она неосознанна и очень скоро пройдёт. Простите, но вам следует покинуть меня, я должна сделать много дел, и вы будете мне  мешать.
Месье Жан Сель смотрел на свою новую пассию, как зависимый. Но он, все же, не хотел признавать свою одержимость ей. Он был человеком гордым, самолюбивым и до того отчаявшимся, что новые тревоги могли довести его до ужасного исхода-самоубийства. Жоржета прекрасно это понимала, но его медицинская карточка отнюдь не волновала её, наоборот, она была рада отделаться от его изливаний. Она была совсем не обязана, заботится о нём и переживать за его дальнейшую судьбу, ведь он ничуть не подумал о её бедных нервах, когда пришёл  сюда с таким намерением. Она пыталась ему объяснить всю щепетильность его просьбы, но он никак не хотел её понимать. Его возмущению не было придела, и вот в один момент он выпалил:
«Ах! Как я ошибался на ваш счёт! Вы также гнусны, как и все женщины. Мне мерзко стоят рядом с вами! Я клялся вам клятвами любви и верности, а вы презрели меня, как бездомного пса!»
Жоржета была поражена его наглости. Она не рассчитывала, что он перейдет на личные оскорбления. Но всё-таки она крепко держалась, и, стиснув зубы, ответила ему:
«Уважаемый, Жан. Я вовсе не обязана читать вам морали любви, но всё же, вам должно быть известно такое понятие, как «не взаимность». Я не люблю вас. И не побоюсь сказать вам это. Вы уже должны знать, что любовь-это крапива, и она вовсе не виновата, что она жжётся. А теперь, с меня достаточно ваших оскорблений. Прошу вас, выйдите вон! Вы испортили мне прекрасное утро. Разве вам этого мало?»
Жан был обезумлен. Он бросил на неё последний ядовитый взгляд и ушёл, громко хлопнув дверью.
Она смотрела ему вслед с горечью. Ей было жаль его. Его молодое горячее сердце потерпело неудачу, хотя никогда её не испытывало. Она совсем не хотела причинять ему боль, но в такие моменты её разум будто бы отключается, и она становится законченной эгоисткой, даже в своих глазах. Но, в конце концов, она не была обязана связывать себя чем-либо с этим человеком.
В комнате было также светло. Прозрачный тюль развивался от легкого ветерка. Жоржета сидела за столом с пустым и разбитым видом. Она глотнула немного холодного кофе и захотела, было вновь приняться за то, что она так и не закончила, но, увы, ниточка памяти оборвалась в её голове. Внутри неё всё настолько смешалось и перепуталось, что она закрыла лицо руками и просидела так около часа.
Её нервный покой нарушило присутствие в комнате мадам Вивьен, которая работала прислугой у мадемуазель де Бруи уже около трёх лет. Мадам Вивьен была маленькой хрупенькой старушкой, которой следовало бы больше заботиться о себе, нежели о других. Но всё же, Жоржета платила ей очень хорошо и была чрезмерно ей благодарна. У мадам Вивьен была хорошая просторная комната, с видом на маленький пруд в парке, она всегда имела право без стука заходить в кабинет мадемуазель де Бруи, тогда, как другие вообще не смели туда приходить. Иногда грустными вечерами они вместе пили чай и мило смеялись, как молоденькие подружки. Жоржета считала мадам Вивьен своей неизменной поверенной, которую горячо любила всем сердцем. К несчастью, Бог не дал мадам Вивьен своих собственных детей, но он сжалился, подарив ей Жоржету. С тех пор, она окружала свою юную хозяйку всеми благами и всегда очень беспокоилась о ней.
Так было и в этот раз. Мадам Вивьен прибежала с кухни, как только услышала крики Жан Селя. Но вместо того, чтобы увидеть его рядом с Жоржетой. Она застала её одну в полудрёме за рабочим столом. Увидев, что она открыла глаза, мадам Вивьен тихонько сказала: «Дорогая... Вам стоит подумать о себе. Эти мужчины... Они так назойливы, словно мухи. Но и среди этих мух, можно отыскать прелестную бабочку. Я уверена, что вот-вот, и ваше счастье вам улыбнётся. Ах, как бы хотелось верить, что к концу вечера вы очнетесь». Жоржета повернула своё лицо к ней и нежно взяла её руку. Она была действительно подавлена, и мадам Вивьен понимала, что она хочет остаться одна. Она вышла из комнаты и вернулась обратно с кружкой жасминового зеленого чая, приговаривая: «Ах, любовь, любовь...».  Жоржета прекрасно осознавала, что она причиняет бедной старушке достаточно хлопот и досад, что непременно решила, что вечером всё опять станет, как прежде.
Через полчаса после этого, к мадемуазель де Бруи пришла короткая записка:
«Фишнер, Паулнер, Ральмен.
12 часов.
                Ваш старый друг, Уолтер».
Это было небольшое приглашение с перечислением лиц, на которое была приглашена Жоржета. Она, предвкусив интересную беседу, которая могла её оживить, встрепенулась и, посмотрев на часы, которые показывали время приблизительно равное двенадцати дня, сорвалась с места. Захватив свою любимую шляпу, она побежала к Уолтеру, у которого была уже ровно в пять минут первого.

II.               

Жоржета сидела на старой, повидавшей многое, кушетке. Она с выражением неизменного счастья смотрела в потолок и тихо о чем-то думала. Уолтер несколько раз переводил взгляд на неё, желая узнать, не скучает ли юная леди в его скромном обществе. Комнату едва освещала хрустальная лампа, которая уже изрядно пожелтела и была не в лучшем виде. Вокруг клубился дым от сигарет, а за окном то и дело мигали фонари, залитые утренним дождём. Возле Жоржеты стояла кружка с кофе. Она мечтала о нём, так как завтрак не совсем удался. Сегодня, вместо очередной беседы, господин Уолтер решил разрядить обстановку и сыграть партию в покер. Он не был горячим поклонником азарта, но любил иногда поставить на кон. «Ах, как должно быть грустно, проводить эту чудесную осень в Париже... Вот мой друг- Ричард Льюис, уехал в Венецию»- говорил Уолтер с чувством досады. В этой уже поседевшей голове, хранилось множество тайн и загадок. Уолтер был человеком - мечтателем. Он часто о чём-то размышлял вслух, не боясь своих гостей. И надо признать, что они все его слушали, отчасти из уважения, а отчасти из интереса. В душе он был путешественником-романтиком. Он иногда думал о том, что наступит момент, и он вместе с Жоржетой отправится бороздить просторы океана. Сумасшедшая мечта, но он её не скрывал. Бывало время, когда он зацикливался на своей идее. Он не мог спать ночами и часто представлял океан перед своими ногами. Жоржету это иногда пугало, ведь он отдавал много сил и энергии на свои бредовые мечты. Но из любви к нему, она не давала им погибнуть. Поэтому, может благодаря ей, может благодаря своей фантазии, эта мечта ещё жива. Она дышала чистым и влажным тропическим воздухом мыслей Уолтера.
Жоржета не умела играть в покер и отказывалась от всякого рода обучения. Она не любила азарт и считала это бесполезным занятием, пустой тратой денег... Она часто убеждала Уолтера прекратить игру, так как он не знает грани, когда играет. Сейчас же, она скромно сидела в углу, иногда поглядывая на карточный стол, чтобы вновь, в очередной раз, уловить момент кульминации и накрыть весь этот азартный кружок. Ей не было скучно, напротив она существовала в расслабленной обстановке, которую считала в чём-то даже лучше интересной беседы. Она думала, что в таких ситуациях, ты как бы со всеми, но одна.  «Оживлённое одиночество»- так она это называла.
Убедившись, что с Уолтером и с его престарелыми друзьями всё в порядке, она решила, что пора немного погулять. Она встала с кушетки и отправилась прямиком по коридору.
Квартира господина Уолтера была чуть меньше квартиры Жоржеты. Но потолки в ней были на порядок выше, так как и сам дом, тоже был больше. Комнатки были узкими, поэтому заполненные до мелочей, они казались очень уютными. Стены были оббиты деревом, а на полах выложен паркет, с приятным красноватым оттенком. В спальне, в малой гостиной и в кабинете господина Уолтера было темно, поэтому Жоржета не стала туда заходить. Но она и так знала каждый уголок в этой квартире. Все места в доме Уолтера, были знакомы ей с детства, они были для неё так же близки, как и комнаты в её собственной квартире. Она тихонько вышагивала по тёмному коридорчику, который огибал всю квартиру господина Уолтера, и её шаги отчетливо раздавались в воздухе. Поглядывая из стороны в сторону, Жоржета подошла, к искусно и богато украшенной двери, ведущей в библиотеку. Уолтер был очень разносторонним человеком. В нем переплетались задорное ребячество, не свойственное его годам, и сдержанная логика мудрого человека. Он любил провести пару вечеров с хорошей книгой в руках и отборным вином в бокале. Такой отдых он считал самым лучшим для тела и души. Хотя, к алкоголю он относился однообразно, но всё же иногда у этого человека просто не хватало силы воли, чтобы начать читать книгу без отличного крепкого вина.
Жоржета аккуратно нажала на дверь, и она медленно и со скрипом открылась. С порога можно было увидеть высокие полки с книгами, которые едва касались потолка. Казалось, что этим длинным книжным рядам нет конца, так как верхушка книжных шкафов была затемнена. Таких полок в комнате было несколько. Они располагались по кругу, за исключением окна. Уолтер пожелал сделать окно именно тем местом, возле которого можно было, уютно расположится, почитывая очередную научную книгу и изредка поглядывая в окно. Кушетка, которая как раз считалась идеальным местом для чтения, непринужденно стояла возле окна, занимая почти всю его длину. Возле неё стоял небольшой кофейный столик, на котором лежала кипа разных бумаг и немного маленьких книг. Жоржета взяла пару из этих бумаг из любопытства. Внимательно вчитавшись в тот материал, который был изложен на этих огромных листах из плотной бумаги, она отложила их в сторону. Жоржета решила, что лучше будет не беспокоить творчество господина Уолтера. Оказывается, под всей этой кучей неаккуратно сложенных и разбросанных по всей комнате разного рода бумажек, скрывалась тонкая и ранимая душа хозяина этой квартиры – Уолтера. Жоржета знала, что он иногда пишет небольшие стихи и поэмы, но ей не приходило в голову, что их у него накопилось целое множество. Отбросив мысли, которые то и дело порывались прочесть все его творческие свершения, она обошла по кругу всю библиотеку Уолтера, и ей сразу вспомнилось, с каким упорным трудом он заполнял эти огромные тучные полки, кишащие книжной пылью. Чего только не было в этой библиотеке... И смех, и радость, и горе. Вдруг очередное ужасное воспоминание пришло ей в голову. Перед её глазами проносились обрывки той роковой ночи, когда умерла жена господина Уолтера – Жанин. Жанин была одной из тех немногих женщин, которые были влюблены в своего мужа с самого начала их совместной жизни. Она любила его всем сердцем и всегда его оберегала от всяких невзгод, не заботясь о себе. Главной целью в её жизни было полностью отдаваться своему мужу, поддерживая в нём священный огонь. Так и было всегда. До конца её дней. Жанин умерла здесь, в этой библиотеке, холодной зимней ночью около десяти лет назад.
Ей не спалось, и она отправилась в библиотеку, чтобы немного почитать и успокоится. Она слишком волновалась за Уолтера, так как он уехал в Лондон к своему другу, имевшему очень пагубные привычки, которые могли повлиять на жизнь её дорогого мужа. Она не получала от него писем, что изрядно её тревожило. И вскоре, она превратилась просто в горстку пепла, которая еще билась в отчаянии и терзала себя страхами и сомнениями. Когда Жанин ушла в библиотеку, горничная не слышала и не видела её около трёх часов. Старая Катрин решила что с госпожой всё будет в порядке и без неё, и отправилась спать.
Но спокойствие горничной сменилось паническим ужасом, когда крик Жанин прорвал утреннюю пелену. Прибежав в библиотеку, Катрин увидела огромный книжный шкаф на полу, разбитый в дребезги. Вокруг валялось огромное количество книг, покрытых многолетней пылью, в кошмарном хаосе. Среди всего этого ужаса, бездыханно лежало тело Жанин.
Мало подробностей было известно об этой ночи. Уолтер был убит горем. Несколько лет он страдал всякими родами психическими расстройствами, поэтому любое изменение в привычной для него обстановке повергало его в буйную панику, границей которой, непременно стала бы смерть. Многих усилий стоило его выздоровление. Но координальных перемен в нём так и не произошло. Он стал меланхоличным и пессимистичным человеком, на лице которого еще остались шрамы от той жестокой утраты. Несколько лет его библиотека пустовала. Все книжные шкафы были проданы, а книги увезены в Англию, на хранение Ричарду Льюису. Да, именно тому другу Уолтера, который сейчас находился в Венеции. Спустя пять лет, господин Уолтер смог вернуться к нормальной жизни. Но круг его друзей, стал резко смыкаться. Он стал немного мелочным и иногда даже грубым. В итоге он остался почти один, наедине со своей тяжелой ношей. И вновь прошло время, Уолтер образумился и стал принимать жизнь со всеми её невзгодами, такой, какая она есть. Его мелочность сменилась на щедрость, а грубость превратилась в доброту. И вот, все как будто бы и не помнят его другим – озлобленным и подавленным. У него вновь стало много друзей, в нем проснулось доверие к этому миру. И теперь он смело может сказать, что он любит эту жизнь и будет благодарен ей за всё и всегда. За всё, кроме смерти его жены. Жанин была для него заветным эдельвейсом, который нужно было ценить, не зная собственной грани.
Воспоминания Жоржеты рассеялись, когда в прихожей раздался звонок. Она вышла из библиотеки и направилась прямиком к гостиной.
В огромном кожаном кресле сидел молодой мужчина. Его лицо имело приятные черты лица и мягкую улыбку. Его светлые карие глаза светились от того, что в них отражался свет люстры. Уолтер и весь его круг были поглощены беседой с ним. Жоржета стояла на пороге гостиной и вопрошающи смотрела на некого господина, который соизволил потревожить Уолтера в его непринужденной игре в покер. Но казалось, что Уолтер не был этим не доволен. Хотя, обычно выходит всё наоборот.  Его лицо было настолько радостным, что Жоржета была слишком удивлена.
Заметив её, Уолтер воскликнул и подошёл к ней. Взяв её за руку, он обратился к ней со словами:
«Милая Жоржета! Я имею честь представить тебе этого чудесного молодого человека. Это Ричард Льюис – мой старинный друг».
Лицо Жоржеты вспыхнуло от неожиданности, ведь совсем недавно в библиотеке она вспоминала его.
Ричард был очень красив собой. Его высокий рост и доброжелательный вид сделали своё дело. Он привстал и сказал ей:
-Ах, мне тоже очень приятно видеть вас мадемуазель де Бруи. Я слышал о вас многое, причем, весьма приятное.
-Я польщена, сэр,- скромно ответила она.
Жоржете было немного неловко, хотя она почти не бывала в таких ситуациях, когда приходится краснеть. Но ей было  незачем беспокоится, господин Льюис посчитал, что она очаровательная милая леди.
Жоржета вернулась на ту кушетку, в которой она только начинала сегодняшний день в кругу Уолтера. Но теперь в этот круг добавился еще один человек, причем весьма неожиданно. На место расслабленности и непринужденности пришла некая скованность. Она сидела, перебирая пальцы на руках и думая о загадочном Ричарде Льюисе, который прорвался в эту пелену спокойствия и сменил что-то в чувствах Жоржеты к самой себе.