Марин Сергей Никифорович 1776 1813

Родился в Воронеже в дворянской семье. По окончании Воронежского главного народного училища был определён отцом в Преображенский полк. Семь лет вышагивал в низших чинах. В 1805 г. – в заграничном походе. Участвовал в Бородинском сражении (дежурный генерал при армии Багратиона). Автор «Марша Преображенского полка», «Пожалуйте, сударыня, ручку…», «Чем тебя я огорчила…» и др. Похоронен на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге. В Воронеже первый и единственный на родине сборник произведений Марина (под одним переплётом с М.В. Милоновым) был издан в 1983 г. в серии «Отчий край».
 
Стихи:
 
ХВОСТЫ
 
Отец богов! Тебе пеняю,
Что ты некстати заслонил
Отверстие, что по случаю
К сердцам нам Момус продолбил.
С тех пор в них стали кладовые
Обманов, злости, суеты;
Услугой сей довольны злые,
Но добрых тем обидел ты.
 
С тех пор мы дружбы убегаем,
Страшимся лесть найти под ней
И различать никак не знаем
Людей коварных от друзей.
Ты сделал вещью невозможной,
Чтоб друга по виду судить,
За что ж, любви дав знак неложный,
Забыл им дружбу наделить?
 
Всегда красавица узнает,
И даже в темноте ночной,
Старик ли дряхлый подступает
Или любовник молодой.
А нам и солнце не поможет
Изгибы сердца проницать,
И что в собаках всяк знать может,
Тот в людях трудно распознать.
 
Юпитер, днесь мое моленье
Услышь: в Олимпе сидя, ты
Окончи в дружестве сомненья,
Дай, как собакам, нам хвосты.
Приделай сам сей знак надежный
Ты ко хребтам твоих рабов.
Он будет знамем дружбы нежной,
Сердечных стрелкою часов.
 
Ты от хвоста сего пружины
Старайся к сердцу протянуть,
И чтоб без истинной причины
Нельзя им было шевельнуть.
Тогда бы за версту умели
Льстеца мы с другом различать:
Друзья хвостами бы вертели,
Льстецы должны бы хвост поджать.
 
Тогда бы видел всякий ясно,
В ком совесть истинно чиста,
И полагаться б не напрасно
Мог на движение хвоста.
Не слышно б было клятв притворных
И слов двоякий оборот,
И даже бы язык придворных
С хвостами стал совсем не тот.
 
Юпитер, вняв мое моленье,
Решился чудо сотворить
И дал Меркурью повеленье,
Чтобы глаза мне просветить.
О, страх, о зрелище ужасно!
Я вижу всех людей с хвостом.
Движенье вижу несогласно
Хвоста сего с их языком.
 
Я вижу в городе, в деревне,
Между крестьян, купцов, вельмож,
В палатах, в хижине, в харчевне
Одну и точно ту же ложь.
Друг друга всякий уверяет,
Что с ним готов он все терпеть,
Жмет руку, к сердцу прижимает, –
А хвост-злодей висит, как плеть!
 
Я вижу пред царем собранье.
И если по виду судить,
У всех в сердцах одно желанье –
Чтоб для него на все идтить;
Но изо всех, что здесь кружатся
С улыбкой, с выгнутой спиной,
Хвостов десяток шевелятся,
А прочие – кишка кишкой!
 
Страстям, порокам все послушно,
Являют ясно то хвосты,
Нельзя смотреть мне равнодушно,
Что всех прельщают здесь мечты.
Так зрелище сие я чудно,
Юпитер, видеть не хочу;
За любопытство безрассудно
И так я дорого плачу.
 
Возьми ж твой дар назад обратно,
Сними очарованье с глаз,
Оно ужаснее стократно
Того, что получил Мидас.
Я вижу всех коварств сплетенье.
Ты справедлив, богов отец,
Что лучше в вечном быть сомненьи,
Чем знать всю черноту сердец.
 
 
МАРШ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ
ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ПОЛКА,
СОЧИНЕННЫЙ В 1805 ГОДУ
ПОРУЧИКОМ ТОГО ПОЛКА
С. МАРИНЫМ
 
Пойдем, братцы, за границу
Бить отечества врагов.
Вспомним матушку-царицу,
Вспомним, век ее каков!
 
Славный век Екатерины
Нам напомнит каждый шаг,
Те поля, леса, долины,
Где бежал от русских враг!
 
Вот Суворов где сражался!
Там Румянцев где разил!
Каждый воин отличался,
Путь ко славе находил;
 
Каждый воин дух геройский
Среди мест сих доказал,
И как славны наши войски,
Целый свет об этом знал.
 
Между славными местами
Устремимся дружно в бой!
С лошадиными хвостами
Побежит француз домой.
 
За французом мы дорогу
И к Парижу будем знать.
Зададим ему тревогу,
Как столицу будем брать.
 
Там-то мы обогатимся,
В прах разбив богатыря,
И тогда повеселимся
За народ свой и царя.
 
1805
 
ПРИЧИНА
 
Мне нужды в том необходимой
Никто не может доказать,
Чтобы, забыв язык родимый,
Нам должно на чужом писать, –
Затем на русском и мараю,
Хоть вздор на оном не пишу,
Но в люд чужой не выпускаю
И сор из изб не выношу.
 
 
<ИЗ «ПОСЛАНЬЯ ГЕРАКОВУ»>
 
Возьми российских ты героев,
О коих сам ты говорил.
Смотри в судилищах, средь боев,
Как кто отечеству служил.
Воззри, как Бренник жизнь кончает,
Собой отечество спасает,
Убит за русского царя.
Как Философов, презря муки,
Отдался сам полякам в руки,
Спасти сой Москву горя.
 
Смотри Пожарского геройство,
Которым дал беде конец.
Как, царству возвратя спокойство,
Поднес Романову венец.
Возьми Нарышкина решенье,
Он, презря слезы и прошенье,
Бесстрашно ждет себе конца.
Петра герой спасти стремился,
Предстал народу, перкрестился,
И свергнут с Красного крыльца.
 
Но подвиг славной, благородной
Как Долгорукова забыть.
Душе великой только сродно
За истину на смерть идтить.
Он, сердце укрепя законом,
Предстал бестрепетно пред троном
И истину царю вещал.
Великий дух понять удобен,
Сколь сей поступок благороден.
«Ты друг мой», – князю Петр сказал.
 
На что ж, Гераков, надуваться,
Чтоб сих героев восхвалять.
Не лучше ли, мой друг, стараться,
Дела их просто описать.
Скажи вот так: они служили
Царю, отечество любили,
Умели жертвовать собой.
Оставь же эпизоды вздорны,
Слова надуты и отборны:
Доволен будет свет тобой.
 
Послушайся, о грек, совета,
Который дать тебе хочу.
Я для тебя, для бела света,
Сегодня утро хлопочу.
Пиши, пожалуйста, простее,
Так будешь, право, ты милее,
Почтенной будешь русско-грек.
Не станем мы вперед браниться,
И всяк тогда сказать решится:
Гераков доброй человек.
 
1806
 
К КРЫЛОВУ
 
Любя отечество – люблю я тех душою,
Которы общею не страждут слепотою.
На моды не смотря, привыкли тем гордиться,
Что привела судьба их русскими родиться.
В числе их  ты, Крылов, – и дочкам дав урок,
Соотчичей других являешь нам порок.
Осмеивая то постыдно состоянье,
В которо привело нас модно воспитанье,
С каким искусством ты умел то описать,
Что всякий день должен к несчастью ты встречать.
Но что же прибыли имело представленье?
Переменил ли ты красавиц наших мненье?
Умел ли наготу прикрыть хотя платком?
Иль русским говорить заставить языком?
Ах, нет! В театре быв, французским говорили
И спину в вечер тот поболее открыли,
Хотя ты их колол не в бровь, а прямо в глаз.
Урок полезной твой забыли тот же час,
В нем странностей своих никак не замечая,
Ругает дочь тебя и мать полунагая.
Восстали на тебя их дядя, брат, отец.
Все полурусские пустились, наконец,
Полуфранцузскими бранить тебя словами;
Но несмотря на то, и прозой и стихами
Над странностями их шутить ты продолжай
И смехом зрителей их брани заглушай.
 
 
1811 ГОД
 
Год кончился – но все ль напасти
Пройдут с его последним днем?
Престанут ли держать нас страсти
Под тягостным своим ярмом?
Исправятся ль народов нравы,
Прервутся ли войны;; кровавы,
Грабеж, убийство, плач и стон?
Дождемся ль мы Астреи царства,
И на развалинах коварства
Воздвигнет ли свой правда трон?
Ах! нет, друзья, и мы напрасно
Толкаться будем к счастью в дверь.
Веков с начала солнце красно
Сияло, точно как теперь.
Годами годы заменились,
Но сим никак не пременились
Земля, огнь, воздух и вода.
Свое хранит все положенье,
И жизни нашей так теченье
Не пременится никогда.
 
1810
 
ПОСЛАНИЕ К ДРУГУ
 
Служи отечеству – твердят нам с юных лет,
Люби отечество – твердит весь белый свет;
Да только на словах те речи исполняют
И со вредом его счастливо поживают.
А службой верною, любовию к нему
Что можешь ты найти? – найдёшь костыль, суму,
С которыми пойдёшь по улице шататься
И, именем Христа прося твой хлеб, питаться.
Как это может быть? Что ж делать, свет таков.
Он бедных почитать привык за дураков.
Будь честен, будь умен, да денег нет в кармане –
И ходишь ты всегда в заношенном кафтане,
Не можешь никогда ты царству нужным быть.
Ну можно ли тебя куда определить?
В Сенат бы, например, – там люди для парада,
Расшит чтоб был кафтан, а головы – не надо.
И без нее дела доныне там решат, –
На что б секретарей туда определять.
Они бы вовсе там без дела оставались,
Когда б сенаторы делами занимались.
А если плутни все и взятки истребить,
То род подьяческий льзя ль в бедность погрузить.
Так честность тут твоя, мой друг, и не годится.
Куда ж бы <ты> хотел теперь определиться,
Отечеству чтоб быть полезну твоему?
В Совете заседать ты мог бы по уму.
Да ум не надобен в верховном сем Совете,
А надо приезжать в двухтысячной карете,
И цугом правил чтоб с усищами немчин,
Лакей в басонах весь чтоб означал твой чин,
Чтоб были у тебя гайдуки, скороходы
И разные тому подобные народы.
А если б ты пешком в собрание пришел,
То б умный твой совет в нем места не нашел.
Две службы не по нас – ты метишь в прокуроры,
Так будут у тебя в команде сенат;ры.
По дудочке своей заставишь их плясать,
И станут всякий день в Сенате работ;ть.
Не станут взяток брать, дела пойдут в порядке –
Да мигом голову свернут такому дядьке.
А если хочешь ты на месте этом быть,
То должен всех своих приятелей забыть,
Поклонами никак не должен унижаться,
Считать грехом большим делами заниматься.
Кто с просьбою к тебе, того не принимай,
Слова ты все забудь, лишь «завтре» повторяй.
Так тотчас наградят казною, деревнями,
Обвешают тебя портретами, крестами.
А если иначе ты станешь поступать,
В отставку выгонят и век велят молчать.
Так видишь ли, мой друг, – чтоб обществу годиться,
Богатым дураком в свет надобно родиться;
Или, к отечеству любовь всю истребя
И только лишь себя единого любя,
На счет жить ближнего и, честность презирая,
На счет его же жить, народ весь разоряя.
Т<ирану> чтоб служить, карман свой набивай,
И подати ему и для себя сбирай.
Быв страшен ты для всех, окончишь дни спокойно,
И скажут – награжден за службу ты достойно.
А с честностью твоей ты бедно кончишь век,
И скажут о тебе – он глупый человек:
Имев случ;ев тьму, где мог бы он нажиться,
Да не имел ума от ближнего живиться.
Вот что наградою получишь ты себе.
Послушай же совет мой искренний тебе.
Покойную ты жизнь всему предпочитая,
Живи для дружества! обязанность святая.
Почтеннее ты мне и лент всех и крестов.
Верь, счастье не живет возле больших чинов.
С чинами искренность из сердца исчезает,
И честолюбие всю душу занимает.
Ты в бедности твоей будь добрый гражданин,
Будь вечный твоего отечества ты сын.
Оплакивай его, не говоря ни слова, –
Коль слово скажешь ты, награда вмиг готова.
За честность за твою, за вздох об оном твой –
Квартера в крепости и черный хлеб с водой.
 
1810-1812
 
Марин С., Милонов М. Стихотворения. Драматические произведения. Письма. – Воронеж: Центр.-Чернозёмное кн. изд-во, 1983. – С. 25-147. (Серия «Отчий край»)