Поэма Поимённо

I

Я смотрю на свои колени,
А они как два бугра,
А на них растёт трава,
И всё машет головой!

Я смотрю на свои глаза,
А они – как отблеск пепельного янтаря:
Прыгают вокруг меня,
А тепло мне не дают!

Я смотрю на тебя в упор,
А вижу перед собой говорящий рупор,
Который держит в руках Трувор,
Ведя за собой народ!

Как в ушах скобит орёл,
Цепями к земле прикованный,
Как женихи рассекают торт бальный,
Не спеша рассеять в вине скованный голод,

Так и я буду с нежностью краток.
Женских ноготок
Ревнивый  гогот,
Я, как песню гота, не смогу понять!

Руки стелятся в жарких объятьях,
Сжимая всю предыдущую боль,
Воспринимая всё как долг
И как долю наследства ослепшей души!

Закройте уши,
Вслушавшись в сердце!
Смерд цел,
Пока крепка плеть!

Не переосмыслим мы другие горизонты,
Пока не заполоним пустоту нашего духовного восприятия,
Духом воспрянувший, и с креста не снятый, я
Продолжаю о любви вопить!

II

Но это было потом,
Пока не грешен
Был душой, и не крещён
В стаю овец в волчьей шкуре!

Сумрачно томились дни,
А мне судорожно хотелось отведать любви,
Молчаливо чесал лоб Вий,
Хоть и в делах не смыслил таковых!

И вот, обугленному томленьем,
Явилась мне на закате к окошку звезда,
Губ твоих обветренных помады дар,
Целовавший меня пеклом в щеку,

Мне она поводом объявила себя,
Сердобольную боль сжавшихся лачуг,
Где мертвые свой приют волочат,
Завернутую в центр её ядра.

Я не мялся, не маялся,
Только тело душой убаюкал,
Так она стучать в окно костяшкой оскала
Стала, прося моей аудиенции!

Вот я и открыл ей форточку,
Так она, бедная,
С ночного сбежав молебна,
На коленки села мне.

Ни к селу, ни к городу,
Ни к скобкам, ни к апострофу,
Ни к попу, ни к апостолу,
Просто прижалась ко мне.

Голос я слушал журчащий её,
От которого город покачивался вспять,
Не чуя на себе тепло женских пят
И острие женского гнева.

Нож распинания  обрезал ночь
И приказал начаться дню,
А ну-ка,
Без струн, но бесшум-

Но поведай, зачем ты пришла?
И улыбка её растеклась по лицу,
Аж свело ключицу
Треснувших отчаяньем глаз!

И молча так,
Вычеканивая у времени денег
На моё онеменье негой,
Ногой своей упёрлась в мою ногу.

Но-
Та
Сменилась разлучной волной,
Но та,

Что светом посыпала зелень моих глаз,
Дурманя и маня,
Утаив, что звезды, дню не вняв,
Не утешают днём скорбящих о них людей,

Улетела со скоростью дневного света
В космоса дом и его дыры.
Для нас – чудеса и квартиры,
Для них – объеденные обыденностью вакуумные площади.


III

Свечу притушив рукой,
Свистя глазами красными,
В которые переоделся рассвет, разными
Резаными бликами радуя.

Крадучись, иду я,
Дуя за ветром, чтоб не останавливался,
И в землю осанкой не вливался,
К берегу.

Кроны лип,
Пронырливо
Без дна разлив
Природы стакан,

Свешивались.
Семь деревьев
Семя в почву смело вдавливая,
Осипшее потомство ей оставляли.

И вот эти, пух
Выпахивающие
Деревья, дурно пахнущие,
На которые птицы, порхая, садятся

Зачем-то выросли передо мной.
Чувствую и спелый запах полыни,
Надгробной полыньи,
Доносящийся, верно, с реки!

По дороге пальцы стал по пальцам перекладывать,
Млад загадывать, но осмелюсь небо спросить,
Почему я низвергнут в Аид
Сам.

Сморит меня эта утренняя мошкара,
Ударяющая в зеленый фо-
Нарь, одаряющая земных нар фон
Своим нелепым присутствием!

Так вот, если боги соизволят ответить,
А не отмалчиваться, как в настоящее время,
Всю эту реку выпью, и заживо съем я
Того лодочника, что меня сюда перевёз!

Я спешу перебраться через воды Стикса,
Сикстинские капеллы о кой не поют,
Блеск залепленного молчанья блю-
Дут утром, днём, весной и летом!

О ком не засверчали соловьи,
О ком не трещит колокол,
В чьё сердце ввинчен кол
Добродетельными свиньями,

Слушают их лихо слепленные сплетни
О боге. Что могут они сказать о загробной,
Когда ничего не смыслят в жизни земной? Утробны,
Как-то мне их причитанья в шуме этой реки!

Застегнуты глаза их! И проржавевшая
Застежка
В кормане поповского кошелька застигнута мошкой
С берега реки, со сторон света меня стиснувшей!

IV

Крадучись, иду я,
Не сыскав покоя,
У угаданного убоя,
Сервиз столовый прихватя!

Лишь хвои запах онемелой,
Сгнившей под сырым хворостом,
Хворым хвостом
Размахивал, ведя меня;

Твоих
Волос мне заменяя нужный вкус,
Притяженья цепкий укус, хоть пахнул как уксус,
Но всё ж о тебе помышлял!

Мышеловка Ада захлопнулась;
Мы шли ловко: ветер и я,
С глаз слёзы вытирая,
Снова увидевших свет.

Белый свет, беглый след, бодрый лёд,
Бёдер нег
Я стал вёдрами
Собирать!

Не исправить моего нрава
Раскрасителя и окропителя обветшалых сердец,
Свешенных, брошенных брошек вшивых детством
Какого-то юнца!

За пошлостью поверхности, знай,
Неизмеримая есть душа.
Она скрывается, любви ища,
За пеленой окутавших её имя фраз.

Который, люди, скажите час?
«Семнадцать минут первого» –
Донёсся голос прохожего, вожжи не сдержавшего первого,
Я зачем-то добавил: «Ого!»

Скорей, к ней навстречу спешу;
Пешку, обгоняющую ферзя,
Сравнить с моей скоростью нельзя,
Хотя нет – глупая метафора!

Иконы в твоём доме нет!
Она б тебя попридержала
От моего любовного жала,
Ведь я – скорпион, а ты – водолей!

Но как ты пойдёшь?
Через метры полей,
Через своды уличных щелей,
Иль опять забежишь на минутку к подруге?

Для меня нет богини, любимей Лады,
Свежей, чем прелесть её, воспетая сейчас на все лады,
Ушедшие вовсе не туды-куды-нады,
Поэтому о ней я ещё всплакну.

V

А ты словам моим не верь –
Я обманщик и вор,
Если слова об amour’е
Так нелепо сумел переврать!

Почему любил я семь раз,
И каждой любви воздвиг пирамиду,
Нарушив закон Фемиды,
Запрещающий любить более двух раз?

На что мне поп?
Я не люблю и рок,
И петлю рук,
Что проповедует он с курком у рта!

Слушай!
Грех
Ходить без креста! Эх!
Ты может ещё и не крещена?

Твои обнаженные перед всеми плечи
Не смогли надо мной возобладать,
Твои нежны сердца ритмы, которые ты всё обещаешь дать,
Но никак не дашь!

Ну, где же мне тебя искать
В этом мире печали и скорби?
Мы с ветром и там и тут кричали, сгорбившись,
Поскольку ты невысокого росту!

Поспею я лучше ко тво, ко твоему дому,
Чтобы кот твой, мною прирученный,
Тебя нагло к отворенной двери не ждал, прищу-
Рившись ко творогом выложенной дорожкой тарелке!

И не шуми мати дубровушка
И не проси у солнца хлебушка,
Когда слышишь пенье воробушка
И причитанья леса листового – дедушки!

Кто запретит тебе
Духовность,
Вздох лесных духов услышать и греховность
Матери позади оставить?

Не стоит твой дом без тебя прямо!
Повернись ко мне передом, а к другим – задом,
И дверь заодно
Мне открой; не дом, а сплошное умиление!

VI

«Так и будемте стоять,
Иль пройдёмте в мои скромные апартаменты?» –
Нарушая поэтическую речь, произносишь, сотрясая штукатурку стен, ты,
Вместо того, чтоб пригласить войти!

Я просто хотел увидеть твои, заплёсканные непониманьем, глаза,
Но ты предложила лишь чай.
Как тут не одичать,
Когда тебя так странно и нелепо принимают?

На что мне притязанья материи,
Ей был сыт я тогда,
Из царства мрачного Аида выходя!
Посмотри какие спицы моё сердце смастерило:

Они вяжут и плетут,
Всё любовь одну, лета,
И не без надгробных плит
Живут, и не бес тебя по пропасти гоняет,

Поняла?
В этих испачканных тоской спицах
Ты могла бы прочитать бывшие до тебя лица;
Как отчаянно стучал ногой Пан и закрывал глаза Ярило!

Как родные духом и скудные телом сходись
Звезды,
Как превращались колёса в верст дым,
И как роженицы принимались поле сеять!

Как груба моя каторжная роба,
Как застенчива твоя утроба,
Как изменчив я, но люблю до гроба,
Робко…

А ты хочешь,  чтоб мои слова
Доской
Душу переградили? А на той доске лежит тоска…
Опять забыл выучить любовный заговор!

По рабе Божьей, кажется…
Но ведь тебя нельзя назвать рабой??
Хоть за тебя рад Бог,
Но небо просто так не свалится!

Учти! Из нуля всё вычти и сочти,
Сколько получилось.
Сколько листьев снегопадом смочило
Точно в середине зимы – вот что получилось!

Так, моя несказанная, вымученная и выстраданная
Мысль о тебе,
Повоя немного в горах Тибета,
Вернётся лишенным жалости существом!

«Я не прошу, чтоб ты нишу
Предо мной выкладывал.
Ведь ты сам давно как-то сказал, что крадены
Души, выложенные спозаранку!»

Как вымерших видов забытый росток
Во мне твой голос прозвучал:
Урча,
Сверчая, он вдруг занемог!

Ведь обращён он,
На то, что было прежде,
Ни к волосам не прилип, ни к одежде,
Одержимый победой, сник с дождём!

VII

Я, утомлённый, жаждал бы уйти,
Когда б тебя с собою мог унесть!
Но прогнила моя любовная сеть,
Если чешуя слов в ней только осталась!

Я, не доскональный,
Потому что щепок нету в кадильнице,
Молчаливый садится зад Ниццы,
Когда иду в Петербург;

Вот и сейчас мне пора уходить:
День, отстриженный и укрытый полотницей,
Полнится,
Трупным ядом наливается.

Ты читала об Анне Карениной?
Да ведь и я не читал!
Коренной переворот в её душе стал,
Когда она с Вронским познакомилась!

И вот до чего любовь её довела!
Черный ворон за окном тихо плачет –
Мне не по себе, когда он так с ветки на ветку скачет,
Как вор, бредущий под покровом ночи!

Ниже пепла, выше солнышка,
Ищу кров я,
Обескровленный,
Обездоленный и бездонный;

Хоть очень часто
У бездуховных и сердцем падших
Искал причастья, жаждя
Обойти всех стороной!

Мы с ритмом други:
Он вышел сразу же за мной.
Печаль слогов замня,
С воскресшей  головой!

Оставь теперь и ты меня –
Видишь, как небо топорщится?
Мне сон о тюремных нарах снится,
Окажусь я опять по другую сторону.

Но в мыслях и не держал другую,
Только ты способна сдвинуть
Горы моей души! Ароматом вин ут-
Тренних пробудить меня ото сна.

Не могу пожелать, чтобы мы были вместе,
Ведь сейчас я опять спущусь в Ад,
Но без тебя занемочь рад!
Боже сохрани!

А ты ещё спрашиваешь,
Чем я вечно недоволен!
Звоном колоколен
И не боле!

А ты не устанешь
За свои грехи?
Когда в кармане одни прорези и прорехи
Измученной и непотребной души?

Когда мой народ несёт крест,
Значит на нём я!
Но немеют
Лица, обращенные к Христу!

15 – 16 мая 2004 года.