За полгода

Очная ставка

Как надгробье асфальт, как покойник земля,
но задышит весной и без жалоб
вдруг рожает траву, как корова телят
и на бойне брюхатой рожала б.
У меня на окне за решёткой цветы, -
 им с большой бы землёю связаться,
но цветочный язык отвергают коты,
непонятен он солнечным зайцам.
 Прислонятся цветки, уперев лепестки,
и глядят в бронебойные стёкла,
как на воле берёзку лишают руки,
как она от мучения взмокла.
И течёт распорядок такой городской, -
но не впрок нам  природная мука.
И глазеет она с гробовою тоской
на упрямца сквозь дырку от сука.

Уцепиться в даль глазами

Уцепиться в даль глазами
и бежать, бежать, бежать,
чтобы лица образами
замелькали в этажах.
Будто вдоль вагонных окон
мчится горе-пассажир,
позабывший ненароком,
для чего сюда спешил.
Перепутал часовые
пояса и часовых
фонареет взгляд на выях,
оттого, как мчится псих.
В край, где звери без названий,
без числа и падежа,
где живут без скучных знаний,
где, зачем и как бежать.
Над землёй и по воде
потерявшей вес кометой,
по туманной бороде
непроснувшегося лета,
по росе во сне рассветов,
улыбаясь первым птицам,
свои восемь километров,
чтобы в жизнь опять влюбиться.

Кому-то везёт на зло

Кому-то везёт на зло.
Кому-то везёт на зависть.
А мне больше всех повезло.
Мы с ангелом соприкасались.
Спугнешь его - чиркнет крылом,
и ходишь в румянах пощёчин.
Разлука всегда поделом,
 а с ним - одиночества счётчик
любую казну разорит,
любого казнит толстосума.
И сходишь с ума от зари
до зарева прожитой суммы.
И ёжишься голым нулём
один на один с пепелищем,
крыла очертанья углём
рисуя  в надежде, что ищут...

Пусть чьи-то стихи напечатаны

Пусть чьи-то стихи напечатаны,
и лижут читателям руки.
Мои уродились волчатами
и скалят молочные звуки.
Их мамочку музу из логова
хрен выманишь ради забавы.
Постигла природу двуногого.
Рычат за спиной волкодавы.
Но смолкнет мычание ящика,
уступит рычание храпу,
и спустится вниз настоящая
волчица по лунному трапу.
Ей горло бы выгрызть обидчикам
да бросить их мясо волчатам,
но морда сменяется личиком
и мы до рассвета печатаем...

В мир, воскрешённый весенними духами

В мир, воскрешённый весенними духами,
Кресень идёт богатырь!
Полнятся рощи зелёными слухами -
солнце сзывает на пир!
Пенятся солнечной живицей
чаши бездонных очей.
Хвалится русская житница
злаками спелых лучей.
Шумные стольные здравицы,
вольные песни сердец!
Каждому гостю поставится
сбитня янтарный корец.
Игрища в поле пестреют нарядами,
чудится душ перезвон.
Лелям быть с Ладами, с ладными чадами!
Вовсе не чудился он.
Млеют поля под ромашковой россыпью,
льют васильковую синь.
Пьёт всё живое во здравие досыта,
славит своих берегинь.
Кресень за Летницей, Червень за Серпенем -
осень войдёт в хоровод.
Грузно колосьям и древам под бременем,
птица зорит огород.
Вдосталь всего. Нет больниц. Только здравницы.
Мощны рамена Руси.
Вынесла всё, но одной ей не справиться
в людях Богов воскресить.

Ни рубля, ни фунта в доме

Ни рубля, ни фунта в доме.
Безработный снова я.
Я спокоен. Просто в коме.
Но крепка ещё семья.
Я опять найду халтуру.
Я способный. Я пробьюсь.
Но судьбы своей как дуры
Отчего-то сторонюсь.

Я родился уже с дипломом

Я родился уже с дипломом
В коренных пожелтевших зубах.
Были заняты руки ломом.
Где же быть ему как не в руках?
Вот таким вот суровым и умным
Вышел в люди и высший свет.
Мне платили приятные суммы.
Приглашали на званый обед.
Я повесил на стену диплом.
С ломом как-то я людям ближе.
И встречают меня с теплом.
И собаки мне ноги лижут.

Не страшен ни бомж нам, ни пьяница

Не страшен ни бомж нам, ни пьяница.
Нам страшен суровый праведник.
Живём, чтобы чреву понравиться.
И ставят нам дети беспамятник...

Спящие вместе

Мне приснилось, что небо залепят рекламой.
Что охотятся люди за солнцем в кино.
Что оно и в кино вымирает как мамонт,
Как деды во дворах за игрой в домино.

Облака опустили, добавили света.
И на пухлых экранах – коммерции пир.
Я стоял, составляя рекламную смету
За наивный призыв: «Не проспите свой мир!»

В тот же миг я был схвачен полицией мыслей
И почуял свой срок сразу взмокшей спиной.
Мы поехали вместе на экстренный вызов.
Оказалось, что кто-то согласен со мной.

Здесь пускают дожди по маршрутам как транспорт
И стоят снегопады, скучая в депо.
Здесь из книг самой ценной считается паспорт.
Без него вне закона и ты, и любовь.

Я нахально встречал полицейские взгляды
И надумал крамолы на целую казнь.
Я смеялся над тем, что для счастья пьют яды.
Я не знал, что виной всему солнцебоязнь.

Ожидая допроса, как исповедь – грешник,
поцелуем любимой нарушивший пост,
я был точно измерен, рассмотрен и взвешен,
и какой-то прибор мой прощупывал мозг.

Я погиб как преступник, как вор их покоя,
Так и не отыграв роль в театре суда.
Но опять возрождён – спать и сидя, и стоя,
И в семье, и в кино, и в разгаре труда.

Спит о нас наша власть, мы храпим в телевизор.
И чем крепче ты спишь, тем болтливей твой блог.
Спим о том, что когда-то были страны без визы,
где на камеру Солнца всех записывал Бог.

Не умеем других как товар продавать

Не умеем других как товар продавать
И собой торговать не умеем.
Испокон на Руси не в деньгах благодать.
Нам милее певцы-душегреи.
Мы спешим помогать, износив сапоги,
Ну а сами за помощь заплатим.
Нас не кормит ни раб, ни чужие долги.
Мы не носим улыбку как платье.
За доверчивость нас презирает торгаш
И мордастый чиновник глумится.
Не торопится Бог в наш для рая шалаш,
Глядя в наши испитые лица.
В каждом что-то от Бога и дьявола есть,
Но с рабами намного всё проще.
Приходите ж, попы, отпевать нашу честь
На останках разграбленной мощи.
Сколько предков легло как зерно в чернозём,
Чтоб могли называть его Русью...
Рождены мы летать, но к могиле ползём.
Отчего же воспрянуть мы трусим?
Не хочу ни икон, ни крестов целовать,
Пусть безбожным слыву чистоплюем.
Мне теплей от родных, и Земля словно мать
Мои ноги босые целует.
Разве собственной матери ловко соврёшь
Без того, чтоб не мучиться после?
Что мы божьи рабы, что советские – ложь!
Понимаешь у пропасти возле.

У нашем настоящем

В нашем настоящем
Много ль надо спящим?
Был бы вещий ящик,
Пиво, рыбы хрящик...
Много ль было в прошлом,
Отчего не тошно?
Много снилось пошлых
Снов о нас, х о р о ш и х.
Смирных снов, как лошадь,
Было всё же больше.
Что зальют в грядущем
Власти неимущим?
Той же вязкой гущи
С новенькой ведущей...

Глубоко ты забрался, Господи!

Глубоко ты забрался, Господи!
Как живётся-то в этой глуши?
В огроменном дарованном космосе
До сих пор необжитой души...
То не сердце звездою всходит,
То не разум мой так солнцелик,
Это ж ты улыбаешься вроде?
Я признал тебя. Здравствуй, Старик!
Ты похож на седого отца
И на деда по матери тоже.
Вижу, лучик идёт от лица
И в грудине ледышечку гложет.
Ты оставь мне ледовый кристалл, -
Я его как-нибудь растоплю.
Разве он не подобье креста,
Если в сердце вморожена лю...

Побег

Что есть все наши слёзы?
Разъятый океан?
И те, что как занозы
Со дна глубоких ран?
И те, что едким гневом
Способны сталь прожечь?
И те, что - слово неба,
Немая счастья речь?
И те, какими тело
Оплакивает боль?
И те, что горе съело?
И те, что сцены соль?
Слеза слезе не ровня
И даже не родня.
Одни теряют с кровью.
Другие лишь саднят.
Легко ль живётся грубым,
Что чувства душат рост,
Что в душу бьют как в зубы,
Чей взгляд ледком зарос?
Чужие лить ручьями –
Своих с лица не пить.
Не вытянет из ямы
Серебряная нить.
Быть чутким. Что за доля?!
Впускать до сердца ток.
Прозрачной кровью боли
Поить души росток.
Но что за плод сулит
Расцвётшая душа?
Телес цветущий вид?
Что выпадет вкушать?
К тебе – из рабской тени,
сквозь слёз солёный снег,
Сквозь глину смертной лени
пробьётся Человек.

Есть пот. Есть кровь. Есть слёзы.
Но жаждет жизнь одно –
Для смерти став занозой,
Пустить ей корни в дно.