Whore

"Мораль заключается в том, что можно практиковать определенную технику — технику "Догмы" или технику идиотизма — хоть до второго пришествия, и ничего хорошего не получится, если у тебя нет глубокого страстного желания и необходимости это практиковать"

Ларс фон Триер


Whore



Равномерно дышавший осенней прохладой, октябрьский день. Солнца нет. Ветхий дом у реки, окружённый лесом. Жёлтые листья в плавном полёте спускаться на воду. На террасе двое. Женщина, укутавшись в плед, сидит на стуле. Мужчина стоит рядом.


- Пристрастие к осени. Да, пожалуй, это и есть то, что мне сейчас нужно. Вот только бы не солнце, как свет его не манит, но так и прогоняет. Мне кажется, что птицы в этом году останутся со мной. В них слишком много слёз накопилось за это лето. Переизбыток слёз, да, пожалуй, эта причина веская. Я их приглашаю, передай им.
- Ева…
- Что? Ну, что опять не так, в прошлом году ты мне это строго запретил. Намерен и в этом?
- Ева, давай прогуляемся, посмотри какая чудесная погода.
- Мне сейчас же, мне просто необходима моя прежняя слава. Где? Где всё это? Чего же мы ждём? Пошли, ты ведь сам сказал – прогулка, да, это наверняка то, что мне сейчас нужно. В глубинах леса я встречу своего проводника, мы отправимся в чащу прерий, и всё станет ясно. Я так долго была одинока? Адольф, ты ведь знаешь.
- Да? дорогая, я знаю, всё изменится. Всё будет хорошо, вот увидишь.


Лес, словно старик, седой, и замкнутый в себе. Пленив себя однажды, он более не смог высвободить своих корней. Осенняя пора, навеяла на него грусть, и он поглощённый слегка горчившим привкусом воспоминаний о былой свободе, нашёптывал что-то себе самому еле слышным шелестом опадающих, покрытых желтизной листьев. Иногда по его венам, что есть тропы, циркулировала кровь, то есть люди. Так было и сейчас. Мужчина и женщина. Медленным шагом.


- Адольф, не так давно я наблюдала за облаками. Знаешь, их свобода не знает приделов. Как ты считаешь, что у них в мыслях, о чём они думают, когда пролетая над нами, наблюдают за всем, что происходит?
- Они выражают свои эмоции в виде различных форм, каждая из которых несет в себе определённый смысл для нас. Мы просто пока не научились их понимать.
- Мы не хотим, милый. Не хотим учиться понимать их. Знаешь как это больно, когда тебя не понимают?
- Ева, мы обязательно научимся.
- Пообещай мне, что мы будем учиться понимать облака?
- Обещаю, дорогая.
- А этот лес, он так великолепен и велик, что я даже не знаю, куда мне посмотреть, чтобы не увидеть его.
- В небо. В алое небо.
- Не всё так просто, мой принц. Мы говорим о красоте возможностей, мы говорим о таинстве желаний, мы не говорим о свершениях. Я точно знаю, что когда ты уйдёшь, я уйду в след тебе…, моя мысль не окончена, моя мысль….

Адольф. Внутри.


Он помнил о её прошлом. Мысли об этом как ему казалось никогда больше не оставят его вне своего присутствия.
- Подсознание, и эти чёртовы таблетки…
До отъезда из города ему часто повторяли: оставь прошлое в прошлом, забудь, измени своё отношение к этому.
- Стайка чокнутых пришельцев. Советы, советы – приказы – указы. Ядерные помыслы, это всё, что сейчас волнует меня. А ведь главное, я знаю, что будет, и вы об этом знаете тоже. Уверяю.

- Всё та же любовь. Всё те же ощущения, те же реалии, эмоции. Происхождение сути единой утробой, и гнев и милость, и мораль и абсолютнейшая бессмыслица. Всё именно так, как должно было быть, собственно иначе и быть не могло. Фатализм и вечные попытки предугадать то, что будет, и порой изменить то, что есть. Мы погружены в собственное одиночество наедине друг с другом. Этот лес и эта вода, есть то, чего мы всегда желали, страхи оставшиеся позади, грузным скопом не поспели за нами, потому как та скорость, которую мы набираем, доступна только нам и не кому более. Помните, я говорил о том, что и я, и вы одинаково хорошо знаем? Так вот, я знаю, что дорога наша по обрывистому склону. У нас есть время, насладится ездой по прямой. Но, что ещё более приятно, как и неизбежно, осознавать, что на следующем повороте, мы не сбросим скорость…
Адольф и Ева. Внутри.


Мы окунаемся в облако морали, мы следуем обрывистым склоном. Мы в сетях, мы тени обречённых на существование в гневе. Ни что из того, чтобы могло произойти, или произошло, никоем образом не повлияет на ход дальнейших событий. Не могу предположить как далеко до финальной сцены, но тот путь, что проложили ранее, не мы, а те, кто, уже добравшись до цели, ощутив вкус лунной крови, потеряли всякий интерес к реальности и пребыванию в ней, как бесформенной массе угрюмых сожалений.


- Адольф, отведи меня обратно к дому. Я ощущаю прохладу. Но нужно мне сейчас тепло и желательно твоё, я ведь так люблю тебя, мой принц.
- Да любимая, вернёмся к дому.

Лесные тропы, которые их привели сюда, они же отсюда их и уводят. Седой старик проводит их взглядом, ему нет ни какого дела до них. Он слишком долго живёт. Ему многое известно наперед. Он почти потерял интерес к жизни. Снова осень. Снова зима. Нескончаемый круговорот одинаковых событий, на фоне которых рождается, растёт и умирает любовь двоих.

Дом обманчиво ветхий снаружи, это лишь придаёт ему чарующую магическую красоту. Он всем своим видом, пожилого и мудрого старца, заставляет задуматься о великой и неизбежной утрате - времени. Близится завершение сегодняшнего дня, мы наблюдаем за плавно поглощающей пространство темнотой, мы вблизи от дома, но вне его. Лишь свет его глаз, указывает нам на то, что в нём всё ёщё живёт душа. Ощущая холод приближающейся ночи, мы погружаемся в мир диалога двух любящих сердец, двух измученных временем душ.

- Огонь.
- Ты что-то сказал?
- Да, огонь этого камина, он так яростно сопротивляется темноте. Для чего ему это? Ради чего он не прекращает бороться?
- Ради нас с тобой. Адольф, огонь сейчас – это символ. Символ нашей борьбы. Пока он горит, мы продолжаем бороться…
- Да, но с кем.
- С собой.
- Разве? Разве это необходимо. Эта извечная борьба, к чему всё это приведёт и чем закончится.
- Ты ведь знаешь, я уверена, ты всё сам прекрасно знаешь. Ты подобно автору, знаешь, чего нам будто героям рассказа, ждать в конце.
- Ева, мир умирает. Он угасает подобно этому пламени, у меня нет больше дров, я не знаю чем топить свою печь.
- Тогда мы умрём от холода. Главное, что любя. Умереть в любви друг к другу не страшно. Ты ведь знаешь? Правда?
- Я точно, знаю, что никогда не позволю тебе уйти вслед за мной. Этот мир готов распрощаться со мной, но он ни как не готов потерять тебя. Я это чувствую, нутром ощущаю его жалобное – прости… мне не за что прощать его. Не он этого требует.
- Тогда кто? О ком ты говоришь?
- Я говорю о себе, и о своём внутреннем мире. В мире осознания того, что целиком отсутствующих фигур наружности нет, что их олицетворяют тряпичное нутро марионеток, обезглавленных палачей и осуждённых судей, не просто быть, не просто видеть весь этот хаос, но и понимать, что он – это не одна из тысячи мерцающих иллюзий больного воображения. Ветер реальности заставит даже самого стойкого и смелого, содрогнувшись пошатнуться, и все устои, все порядки, все лицемерные признаки образа и подобия теряются на фоне этого измученного временем пространства.
- Но, как же я? Адольф, ты не способен оставить меня одну. Я не способна быть одна. Одиночество поглотит меня словно ночь, поглощающая день. И разве я не есть смысл, твоего существования?
- Ты смысл всех жизней, всех её проявлений и всех чувств. Ты – символ дышащей, парящей над нами любви, её ангелы вечно кружат над нами, освещая наш не лёгкий путь в тёмных коридорах отношений между. Но ты не якорь, не крест, не тягостное ощущение бессмысленного существования.
- Я королева сердец?
- Ты королева моего сердца.
- Нет! Скажи, я королева сердец? Я та самая, что для меня могут значить все эти краски? Ровным счётом восприятий? Оттенки? Вся гамма, всё теряет цвет, каждое дуновение ветра реальности, о котором ты говорил, ни как не способно отразиться на мне. За что, Адольф? Скажи, за что?
- Это не наказание Ева. Тебя не карают, тем самым ты, и только ты, способна видеть себя, и позволять наблюдать за собой другим. Да, Ева, ты – королева сердец.
- Нет, замолчи! Я в ярости, я в агонии противоречий, что это? Для чего это всё, чем и кем, и для кого всё это служит? Почему я склонная к сотням вопросов, но сама не могу дать себе ни одного ответа. Ни на один из них. Даже на простейший.
- Спроси, и я отвечу, я помогу, если буду знать, если смогу узнать, если смогу произнести, если смогу ответить…
- Я люблю тебя, мой Адольф.
- И я люблю тебя, моя родная Ева. Ни хочется банальности, но мои слова ей не служат, и никогда не будут служить. Моя любовь к тебе останется в вечности, она всегда, запомни, всегда будет рядом, и даже у самого края, даже пред таинственной чертой произнесу - я люблю тебя, Ева.