Сотворение жизни на Земле. 0

Ёрническая фантазия.

Часть первая.

На небесном чердаке,
Где-то там, среди галактик,
Со стаканом в кулаке
Бог живёт, стратег и тактик.

Он дурачиться мастак,
Внутрь приняв ведра четыре,
Рэкетирует чердак,
Хрен его утихомирить!

Простоватенький на вид,
Не крикливый, не занудный,
Он словесно не гвоздит
Приближённых и приблудных.

Но ручищею своей
Брякнет или глянет косо,
Струйки розовых соплей
Сами просятся из носа.

По натуре бог снохач,
Первым слизывает пенки,
Плачь, красавица, не плачь,
А раскидывай коленки!

Если вякнет визави
И отождествит с тираном --
Жить без божеской любви
Век тому в Тьмутаракани!

Прав ты, сыне, иль не прав,
Дуй в загранкомандировку
В галактический рукав
За космическую бровку!

Так и стало. Младший бог
За поруганную жонку
Врезал бате между ног
В агрессивную мошонку.

Взвился старый до звезды,
Засвистел от перегрузки:
--Мать твою туды-сюды!!! --
Не на идиш, а по-русски.

Пережало семенник,
Тело стало раздуваться,
Грыжа выскочила вмиг
Килограммов на двенадцать.

Под рыданья милых баб
Новое приобретенье
Еле вправил эскулап
Общерайского значенья.

Взбудоражился Эдем!
Конопатые метрессы
Всех расцветок и систем
Ставят боженьке компрессы.

Пострадавший аппарат
Вздулся синим баклажаном,
Сыновья в углах шуршат:
-- Так и надо хулигану!

Так и надо петуху!
Пусть теперь по переписке
Тычет в каждую сноху
Аномальную редиску! --

Дни немеряны в раю,
Ночи точно по заказу,
Можно времени струю
Выгибать собой, как фразу.

Затушёвывать скандал
Бог не стал, чего стыдиться!
Но зато сынку воздал
Розгами по ягодицам.

Разукрасил под паркет
В бело-розовую клетку,
И суда на бога нет
И не отвлечёшь соседкой.

Почему? Да потому!
Если мыслить по земному,
То соседка ни к чему
После этаких надломов.

Всё хорошее светло,
Всё плохое чернолесье,
Мысль быстрей, чем помело,
Легче зада в думском кресле.

Жигулёвского приняв
В бане после экзекуции,
Сына он лишил всех прав,
Кроме права на поллюции.

Что вы, нет, не вырывал
Он наследственного корня,
Цербера не подсылал
К виноватому со шкворнем!

Конституции знаток,
Учредитель высших премий,
Бог и на помойке бог,
А тем более в Эдеме!

Подпространственную связь
Подключив к сети извилин,
Он в космическую грязь
Вытряхнул из рая сына.

Мусор вертится вокруг
Нашинкованной капустой,
Нет ни временных подруг,
Ни жены с тяжёлым бюстом.

Астероидный горох
И базальтовая крошка...
Самодур ты явный, бог,
Мухомор в чужом лукошке!

До чего же ты жесток,
Мирозданья повелитель,
Даже к тем, кто твой гудок
Мыть не брезгует в корыте!

Лизоблюды, стукачи,
Те, кто раздвигает ножки,
Все над пламенем свечи,
Выжигающей до крошки!

И финансовый магнат
И держатель индульгенций,
Все на ниточке висят
Через богово коленце.

А архангелы трубят,
А пророки, громогласно
Чавкая, икру едят
Под блины с топлёным маслом.

А святая простота,
Выкушав бутыль амброзии,
Ищет спальные места
У сантехники с коррозией.

Ну, а если, ети мать,
Нечистоты хлынут лавой,
То куда себя девать
Неумеющему плавать?

Бестолковый какаду,
Я спросить себя изволю:
-- Кто же варится в аду,
Что за перекати-поле? --

Больше слова не скажу,
Обещаю, кровь из носу!
Банкой с пивом остужу
Наболевшие вопросы...

Бог-сынишка на звезде
У Вселенной на отшибе
Ловит крошки в бороде
От позавчерашней рыбы.

Трёпка, данная отцом,
Отразилась на здоровье,
То, что значилось концом,
Свисло выменем коровьим.

Суть не в этом, что клепать
На шального сумасброда!
Заживёт, ядрёна мать,
Поспособствует природа.

Перво наперво чертог
Он из мусора свалтузил,
В ванной тряпочку для ног,
И, естественно, санузел.

Полотенце, простыню,
Галифе и два халата,
И приличное меню
Для случайного собрата.

А в округе пустота,
До галактик сто парсеков
И не навести моста
За космическую реку.

За рекою кабаре
И скабрезные частушки,
И гуляют по заре
Фантастические шлюшки.

Но отец суров, сметлив,
Он чувствительней медузы,
Снова ветками от ив
Испохабит весь огузок.

Для него пространство тьфу,
Что мозги для Винни-Пуха!
Бросит пузом на софу,
Звезданув ручищей в ухо.

И начнёт опять писать
Губернаторскою вязью,
И не сесть потом, не встать
Составителю фантазий...

Перегонный аппарат
Имплантировав в жилище,
Бог сынок решил свой зад
Подбодрить духовной пищей.

Зад, конечно, не дурак,
Любит с книгами общенье,
Знает, кто такой Бальзак
Из земного измеренья.

Он почитывал статьи
Из газетного подвала,
Комментарии свои
Расставляя где попало.

Шутка. Я люблю шутить,
До стола губу развесив,
Веселей на свете жить,
Умственно сношаясь с прессой...

На ремнях от рюкзака,
Не на крылышках морали
Бог спустился с чердака
На земные пасторали.

В рюкзаке живой огонь,
Расфасованный и сладкий,
А не узкие, в ладонь,
Одуревшие прокладки.

Без огня какой базар
С журналистом на скамейке,
Просадившим гонорар
Весь, до погнутой копейки!

По зелёной мураве
Бог идёт без передышки,
Чешет лапой в голове:
Где же, чёрт возьми, людишки?

Тыщу вёрст отхлопотал,
За вторую зацепился,
Хоть какой-нибудь шакал
Перед взором бы явился!

Ничего и ни хрена,
Только джунгли и болота,
Перекисшие до дна
Без коровьего помёта.

Посвистел он без свистка,
Сел в податливую травку,
Вынул жбан из рюкзака,
Произвёл перезаправку,

Диким луком закусил
И, обрызгавши колени,
Землю сверху оросил
И послал к едреней фене.

Пообщался, так сказать,
Он и передом и задом,
Огорчив земную гладь
Непечатною тирадой.

На Венеру скаканул,
Та же самая картина,
На песочке саксаул,
В море льдины-субмарины.

Нос не щупает комар,
Не курлычет птеродактиль,
Мамонт не спускает пар,
Человека нет де факто.

Жбан допил он до конца
В кольцах дикого Сатурна,
Помянув не мать, отца
Выраженьем нецензурным.

И вернулся на чердак,
Брагу новую заквасил,
Палец в глину сунул, так,
Лишь бы скуку чем украсить.

Скукота не лепота,
А чердак не санаторий,
Где раздутая глиста
Сатанеет от калорий.

Дел вокруг невпроворот,
Сколько нужно отмантулить,
Чтоб апостол у ворот
Встал в почётном карауле!

А пока гуляй, душа!
В недостроенном чертоге
Бродит ветер, вороша
Старый мусор на пороге.

Слова некому сказать,
В шахматы сразиться не с кем
И по-пьянке в репу дать,
Получив в ответ по феске.

Мысль летучее стрелы,
Палец в глине не забава,
Хочешь жить, руби узлы,
Служишь, действуй по уставу!

Взяв себя за образец
Как межзвёздного скитальца,
Догадался, наконец,
Он слепить неандертальца.

Обтесал его, как смог,
Приблизительно, примерно,
Вляпал фаллос между ног,
Чтобы было достоверно.

Просмотрел оригинал,
Копию слегка подправил,
Толщину чуть-чуть убрал,
А длину чуть-чуть добавил.

Всё! Игрушка на века,
Хоть веди её налево
И клади на мужика,
Если не найдётся девы.

Богу богово дано!
Оживить творенье разом,
Ткнуть в пупок и вот оно,
Испражняется, зараза!

-- Я те дам! вопит творец,
На хрена в раю мне хамы! --
А оно в ответ: Отец,
Нареки меня Адамом.

Нарекать не водку пить,
Дело лёгкое, пустое,
Будь Адамом, так и быть,
Но почисти за собою!..

Бог валялся на песке,
Пузо грел, сдувая пену
С кружки глиняной в руке
На вспотевшие колени.

Лепота, скажу я вам!
Думал он неторопливо,
Хорошо живёт Адам
И работает красиво!

Вишь, грушёвкой обсадил
Нужнику и юг и запад,
Чтоб в округе не бродил
Никому не нужный запах!

Снова мысль, но не стрелой,
Костяной ленивой спицей:
Может быть, на шар земной
Мне с работником спуститься?

Красной глины накопать,
Белую в неё добавить
И людей насоздавать,
Чтоб навек себя прославить?

Вновь сивуха в рюкзаке,
Жбан Адаму, бочка богу,
Тяпнули вдвоём в теньке
Посошочек на дорогу;

Снизошли за окоём
На земные пасторали,
Бог обнялся с рюкзаком,
А работник стал авралить...

И у нас такой компот:
Кто-то спит, а кто-то пашет,
Кто из бабы давит сок,
Кто довольствуется кашей...

В луже, носом к лебеде,
Спит Адам, храпя натужно,
Жбан болтается в воде,
Опустевший и ненужный.

А вокруг по бережку
Звери, птицы и химеры,
Всё, что снится мужику,
Хлебанувшему без меры.

Не был скульптором Адам,
Зря толкнул его на это
Бог, и аз тебе воздам,
Я пришёл к тебе с приветом!

Бог проснулся, глаз протёр,
Крякнул селезнем с испуга,
Ожил вылепленный вздор,
Разбежался по округе.

Звери прянули в леса,
Кашалот забился в луже,
Голубая стрекоза
Комара сгребла на ужин.

Сплюнул бог, пошёл дымок,
Слово пало неприличное.
Где же общество, сынок,
Самое демократичное?

Где парнишки без штанов,
Где девчонки без бикини,
На хрена на комаров
Перевёл ты столько глины?

На хрена да на хрена --
Неуместные вопросы,
Всё, что делалось спьяна,
И у нас разнополосо!

Алкогольные пары
Проникают при зачатьи
В хромосомы детворы,
Словно комары под платье.

Я не ною, не коси
На меня, мужик, зверюгой!
Любишь водочку, соси,
Угощай жену и друга.

А родится обормот,
Нос пятак, сопля верёвкой,
Будет и хмельной народ
На тебя смотреть с издёвкой...

Возвратившись на чердак
Вместе с чадом кривоногим,
Бог наклюкался, да так,
Как умеют только боги.

Вусмерть, в лёжку, в драбадан,
До свинячьего надрыва!
И, естественно, Адам
Пил на равных без отрыва.

Что у них случилось там,
То известно только богу,
Но очухался Адам
Без ребра и дырка сбоку.

Рядом девица стоит,
Врозь соски, а ноги вместе,
В голубую даль глядит,
Руки понизу, как крестик.

Призадумался Адам:
Вот те на и фунт картошки!
У неё напополам,
У меня двойным горошком.

Намудрил творец слегка,
Перепутал пряжу с ниткой,
Разве можно без свистка
Помочиться за калиткой?

Бог Адама подозвал,
Взял за жёсткую трахею:
-- К этой деве, он сказал,--
Интерес я свой имею!

Если где чего не так,
Из тебя за деву Еву
Новый выкрою рюкзак
Я, едрит твою налево! --

Мысль мутна, Адам не вник,
Не прочувствовал сознаньем,
Что имел в виду мужик,
Пережав ему дыханье.

Мозг работает у всех,
Даже у неандертальца,
Шестерёнки без помех
Он прокручивает пальцем.

Низок лоб, зато силён,
Кость потоньше на затылке,
Льёт оттуда перезвон,
Как из глиняной копилки.

Ева полет огурцы,
Перегнулась через грядку,
Смотрят в стороны концы
Круглых маленьких придатков.

Для которого рожна
Эти штуки человеку?
Будет хлопать их волна,
Если кролем через реку.

Если за грибами в бор,
Все колючки выйдут боком,
Если прибивать забор,
То прищемишь ненароком.

Впрочем, если провернуть
Шестерёнку до отказа
И по-новому взглянуть,
Вроде бы приятно глазу.

Что-то дёргает пупок,
Что-то топорщИтся снизу,
Словно хватанул глоток
Импортного антифриза.

Мысль опережает всех
Сантиметров на семнадцать,
Невеликий это грех,
Задом Евы любоваться!

Хрустнул челюстью Адам,
Лопушки сорвал за грядкой,
Срам, он и в Эдеме срам,
И вприкуску и вприглядку.

Сам прикрылся, а второй
Протянул галантно даме,
Даже сделал пасс рукой,
Как герой в телерекламе...

Голяком ходить смешно,
Пыль и прочее такое,
Вдруг сучкастое бревно
Снизу вцепится рукою.

То-то вскинется жена,
Завопит, ногой сыграет!
Боль, по сути, не страшна,
Неизвестность убивает.

Если б знать, чего и как,
Что кому и сколько нужно,
Почему, какой мудак
Лезет к женщине замужней.

Проще было бы тогда,
Можно и договориться,
Не устраивать скандал
При сопутствующих лицах...

Прост Адам, как носорог,
Прост, как хоровое пенье,
Кроткий фиговый листок
Не скрывает вожделенья.

Две морщины вместо лба
Опустились на надбровье,
Привела его судьба
На свидание с любовью.

Бог у нужника стоит,
Навалился на грушёвку,
И кулак его торчит,
Словно штык наизготовку.

А Адам ушёл в кусты,
Пара яблочек подмышкой,
Белый ангел чистоты,
Но с подспудною мыслишкой.

Ева заполночь пришла,
Топ-модель с лукавым взглядом,
Лопушок приподняла,
На Адама села задом.

Ибо, если сверху он,
Чёрт-те что случиться может,
Этот толстокожий слон
Сплющит, сдавит, обезножит.

Вот и всё. Создатель спит,
Утром встанет с похмелюги,
Ева с яблоком стоит
В лопуховой окольчуге.

В огородике Адам
С помидорною рассадой,
За галактикой бедлам,
Звездопад за звездопадом.

Тишина и благодать,
Жить приятно и вольготно,
С этим все, ядрёна мать,
Соглашаются охотно.

Часть вторая.

Ева богу не жена,
Не любовница, не шлюха,
Не даёт ему она,
Слушает его вполуха.

Если постирать портки,
Это можно, это разом,
Только не тяни руки
К нецелованному тазу!

Женщина нужна? Лепи!
Глина есть, ума не надо,
Только нервы не трепи
Душедралом-самосадом!

Пристрастился бог курить
То ли так, а то ли чтобы
Тело дымом оградить
От какой-нибудь хворобы.

Поливал батрак табак,
Топором Адам помахивал,
Бог ширинку кое-как,
По нужде сходив, запахивал.

Не привык к одежде бог,
Он с рождения бесштанен
Так же, как его отец,
Не любившей тесной дряни.

Нет ведь, Ева, мать её,
Навязала всем из лыка
Это самое бельё
С узелочками на стыках!

Бог сигары делал сам,
Лист закручивал на ляжке,
Крошки липли к волосам,
Он их стряхивал в чеплашку.

А теперь, ядрёна мать,
Чтоб сигарой наслаждаться,
Нужно ляжку обнажать,
Попросту, разнагишаться!

Ева личико кривит,
Будто сроду не видала,
Как у мужика висит
Детородное начало...

Бабы всюду таковы,
И в раю и в Подмосковье,
Не поднимут головы,
Если ты к ним за любовью.

А когда носки кладёшь
У супружеской кровати,
То вопят, ядрёна вошь,
Жанной д"Арк, но при ухвате!

Что орать-то, что вопить,
Я же их стирать не буду,
Если хошь красиво жить,
Выйди замуж за верблюда.

Бессловесность при горбе,
Жир и транспортное средство,
Всё, что хочется тебе
И о чём мечталось с детства...

Тих Адам за верстаком,
Молча пилит и строгает,
Люльку делает тайком,
Ева тайно набухает.

Бог слепец, он ячменя
На глазу своём не видит
И Адамова мотня
За такое не в обиде.

Ева за малиной в лес
И мотня в малинник тоже,
Обоюдный интерес,
Не касаемый прохожих.

А прохожих-то: батрак
В единичном исполненьи,
Он и слесарь и рыбак
С мощным слюновыделеньем.

Более питекантроп,
Чем кто-либо из живущих,
Он шарахнуть может в лоб,
Чтобы овладеть насущным.

Вот оно, юбчонка вдрызг,
Это сущное явленье,
Испускающее визг
На потеющем сиденьи.

Ах, любовная игра!
Ева девочкой на шаре.
Несусветная жара
И Пикассо не в ударе...

Липы нарубил Адам,
Лыко замочил в болоте,
Часть для юбок местных дам,
Часть спелёнывать кого-то.

Налилась у Евы грудь,
Клином смотрится животик,
Скоро соберётся в путь
Самородок новой плоти.

Поначалу без конца,
В бантик собирая губки,
Будет писать на отца
И на лыковые юбки...

От мала до велика,
От бомжа до Руставели,
Знаем, как невелика
Наша доля в этом деле.

На пупок пупком нажать,
Подтянуть штаны, и ходу,
Неприлично, ети мать,
Так насиловать природу!

Аккуратней нужно быть,
Обещать чего-то массам,
Даже денежки вносить
В не общественную кассу.

А потом уже, потом,
Опорожненый от стресса,
Можешь числиться отцом
Или беженцем у прессы...

Самогонный аппарат
Не простаивает часа,
Каждый присосаться рад,
Голову подняв с матраса.

Похмелился и вперёд,
За оградку и подале --
Рожь старательней растёт
От питательных фекалий.

В винограднике роса,
У тропинки шампиньоны,
Ласковые небеса
И созвездье Ориона.

Здесь не так, как на Земле,
Здесь всё сразу и помногу,
Здесь ходячее филе
В рот само стремится к богу.

К богу да, а к прочим нет,
Хочешь есть, копай землицу,
Зарабатывай омлет,
Сея во поле пшеницу.

Бог сигарою дымит,
Батраку мораль читает,
Тот, естественно, молчит,
Ноздри пальцем очищает.

Говори, не говори,
Жолудь это не фисташка,
Хоть по полу разотри
На мышиные какашки.

Так на так не будет так,
Дважды два нелёгкий ребус,
Но работает батрак
На всеобщую потребу.

Помолчал бы лучше, бог,
Отпустил питекантропа,
Пусть помлеет он чуток
В зарослях гелиотропа!

Есть табак и самогон,
От еды прогнулся столик,
Нахрен тебе сдался он,
Непобритый алкоголик?

Ты бы лучше смастерил
Что-то вроде обезьяны,
Чтоб он ночью не пилил
Сам себя рукою рьяной!

Мысль без половых путей
Долетает до умельца,
Бог из тыквенных плетей
Обозначил контур тельца.

Сверху глины навалил,
Выплеснул ведро с водою,
Строгим взглядом оживил --
Пилится батрак с женою!

Хорошо, ядрёна нить!
Все при деле, кроме бога.
Даже меньше стали пить,
Отвыкают понемногу.

Бог пытался много раз
Поживиться на халяву,
Но ему ссужали в глаз,
Как телёнку за потраву.

А слепить себе кого
Трусит -- там, за сто парсеков
Вдруг узнают про него,
Что живёт он с человеком!

Вот и капает слюна
На раздавшееся пузо,
А под пузо ни хрена
Не заглядывает муза...

В недостроенный чертог,
В идиллические будни
Заявился старый бог
В окружении сотрудниц.

Мы-то знаем, что к чему,
Но молчим, зажав усмешку,
Чтоб не вляпал никому
Он ногою по орешкам.

Хорошо иметь бардак
В виде сотни референток,
Ублажающих чердак
В соответствии с моментом.

Глянул бог из-под руки,
Глянул влево, глянул вправо,
В каждой луже сопляки,
Разномастная орава.

Посреди лужайки сын,
На лице восторг телячий,
Брюхо словно желатин,
Взбухший от воды горячей.

А у сына на хребте,
Восседают, рожи в маке,
Без хвостов и в наготе
Пять детёнышей макаки.

Рядом Ева в бигудях,
Обезьянка в пелеринке,
Пара мужиков в штанах
С узелками на ширинке.

На столе большой пирог,
В гриле вертится индюшка,
Отрок ростом с ноготок
Табака всосал понюшку.

И чихнул. И бог чихнул.
Референтки поддержали.
Дух веселья протянул
Руки к призраку морали.

Сдавит горло или нет?
Есть вопрос и нет ответа,
Как сказал один поэт:
-- Что вы скажете на это?

Ничего я не скажу,
Не моё собачье дело
В рот заглядывать ежу,
Если что-то захотелось!

Хватанёшь его -- облом,
Нёбо ноет, нос в колючках,
Лучше было за углом
Повертеться возле сучки...

Свита бродит босиком,
Из одежды только бусы,
У одних соски торчком,
У других раздуты флюсом.

Старый вовсе не дурак,
Знает, за чего схватиться,
Если буря на чердак
Вдруг сумеет навалиться.

Он басит, орёт, хрипит,
Кулаками грозно машет,
Но его свирепый вид
Никому вокруг не страшен.

Референтки хи-хи-хи,
Малышня грызёт грушёвку,
ПитекАнтроп из трухи
Самокрутку вертит ловко.

По стаканам самогон
Разливает дева Ева,
Породившая в сезон
Сразу трёх писючих девок.

Старший бог затих, иссяк,
Взял канистру из мочала,
Отхлебнул и крякнул так,
Что созвездья закачались.

-- Ну вас к богу! -- он сказал,
Отломил индюшью ногу,
Из канистры дососал,
Успокоился немного.

Думу думает, шары
По извилинам катает,
Самогон от детворы
Вглубь стола отодвигает.

-- Чьи? -- сынка он допросил.
-- Не мои! -- сынок ответил...
Подтверждаю, не грешил
Толстячок ни с кем в кювете.

Бог морщинит мозжечок,
Так сказать, гипоталамус:
Может, подпалить чертог,
Выжечь всё к едреней маме?

Громом-молнией пройтись,
Мак и репу выдрать с корнем,
Чтоб начал иную жизнь
Недоделанный затворник?

Нет, так дело не пойдёт,
Жалко глиняных уродцев,
Всё-таки живой народ,
Так сказать, первопроходцы.

Во, придумал, ети мать!
Всех на Землю переброшу,
А сынка перековать
Проще, чем надеть галошу.

Бог сказал, что отрубил,
Чад пересадил на холки
Доморощенных кобыл,
Злоязычных, как иголки.

Сам Адама подхватил,
Ух, тяжёл неандерталец!
С референтками отбыл,
Только бога и видали.

Младший выкинул портки,
Побросал столы в болото,
Ест грушёвку из руки,
А не в качестве компота.

Похудел, спустил живот,
Волос темя покидает,
Ничего в нём не встаёт
И желанием не мает...

Жалко бога, слова нет!
Ну, да ладно, он бессмертен,
Вывернется, как поэт
Из словесной круговерти!

А Земля плывёт, цветёт
В голубом весёлом небе,
Ева ножиком сечёт
Свежую ковригу хлеба.

Груди свисли до пупка,
Оттянули оглоеды,
Их не меньше сорока
Собирается к обеду.

Нет, не все они свои,
Половина батраковы,
Звонкие, что соловьи
У июня золотого.

Спит Адам в тени берёз,
Морда десять на двенадцать,
Упоительно до слёз,
Но пора мне закругляться.

Я повыжал всё, что смог
Из застиранной фантазии,
Извини меня, мой бог,
За такое безобразие.

Прав ты был или не прав,
Обустраивая Землю,
Я в переполохах трав
И такой её приемлю.

Я как ты, слегка блудлив,
Непоседлив, непослушен,
Обожаю перелив,
Недолив мне душу сушит.

Я подобие твоё,
Но в уменьшенном масштабе
И рубил себе жильё,
Глядя на передник бабий.

Он горбом, а я избу
Из сосновых брёвен в лапу,
Он горбом, а я трубу
Красной глиною обляпал.

Дом, конечно, не дворец,
Но приятно в нём любиться,
Заходи в него, творец,
Сыщем, чем опохмелиться!

2003г.