Времена года и бомж Егор. 0

Ироничная фантазия.

Страдания весенние.

По сосульке весна
Мне скатилась на мятый загривок,
Холодна и нежна,
И гораздо активнее пива.

Промочила насквозь
Алкогольную вялость синдрома,
Повело меня вкось,
Словно нос у речного парома.

Хорошо бы смолчать,
Передёрнуть плечами и ходу!
Нет ведь, стал вспоминать
Материнскую линию рода!

Невесёлый Егор,
Устремлённый к пивному киоску,
Вздрогнув, влип как топор
Носом в женщину с пухлой авоськой.

Бабу русскую тронь
Без особой на это причины!
Опустилась ладонь
На худую Егорову спину.

Заскользил мужичок
По укатанному тротуару,
Извергая поток
Отслужившей уже стеклотары.

Вам всё хаханьки, да!
Вам бы в юморе только поплавать!
А Егора куда
С перебитой стеклянной халявой?

Он полдня у бачков
Проторчал под весенней капелью,
Ради пары глотков
Парфюмерного синего зелья!

Всё, Егора долой,
Он свои комментарии выдал
Той бабёнке шальной
Со сложением кариатиды.

Комментарии те,
Шелуху обоюдных симпатий
Вряд ли мне на листе
На кириллицу перелопатить.

Продавщица стоит
В сарафане поверх телогрейки,
Положительный вид –
Не для юмора бравого Швейка!

На прилавке блины,
Под прилавком российские маты,
Мне отсюда слышны
Эти милые сердцу раскаты.

Упреждая вопрос,
Молодуха изящной ногою
Хлёстко двинула в нос
Сангвиническому перепою…

Задержались скворцы,
Холода ещё бродят по марту,
Голосят бубенцы –
Чудо-тройка готовится к старту.

Камуфляжный дедок,
Борода из технической ваты,
Сделал нужный глоток
И утёрся полою халата.

Вон и дядька Егор,
Что за масленица без Егора!
Расширял кругозор
С представителем из жилконторы.

Представитель стоял,
На метлу опираясь губою,
И невнятно мычал
В унисон городскому прибою.

Город сам по себе
Невозможен без дядьки Егора,
Без сопли на губе
У держателя акций конторы.

Без меня он ничто
И без тётки, глазеющей шало
На летящий в манто
Дружелюбный плевок самосвала.

И не тётка она,
А вполне благородная дама,
Не метнула бревна
В стоп-сигналы водителя-хама!

Жидковатый снежок
Желтовато казённого цвета
Я смахнуть ей помог
И бабахнул улыбкой-дуплетом.

Отразился дуплет –
Понимает она, понимает,
Что заждался поэт
Персонально цветущего мая!

Я галантен и свеж,
Даже шляпу поднял над загривком,
Словно зонтик надежд
Над намокшим газетным обрывком.

Голубые глаза,
Удлинённые тушью ресницы.
Но она не гюрза,
И к прилавку со мной не струится!

Не нужны ей блины
С баклажанной молдавской икрою
И мужские штаны
Неизвестно какого покроя.

Без концовки роман,
Эпилог совпадает с прологом,
Я ей просто Иван,
А она мне не послана богом.

Залепив две скулы
Эластичною маской смиренья,
Огибаю углы
Неудачного прикосновенья.

Возле тройки Егор,
Хлебанувший изрядно и славно,
Производит обзор
Веселящихся толп православных.

Лет десяток назад
Атеистом он был непреклонным,
Бога вкладывал в мат
В состоянии не похмелённом.

А сейчас анекдот
Из него выдираешь со скрипом,
Но кастрирован тот,
Сколько б дядька сивухи не выпил!

Заменяется бог
В них особами среднего пола
С кочерыжкой меж ног,
Непригодной для минифутбола.

Смысл у фразы двояк,
Но товарищ, привыкший к мясному,
Плюнет в этот форшмак,
Обратясь за поддержкой к другому.

Так и дядька Егор,
Мужичина с пупка до колена,
На решения скор
При звонке сексуального крена.

Заскорузлый кулак
И рычанье на низкой октаве –
И ложись в саркофаг,
А Егор тебе крышку поправит!

Я куплю ему блин
У ближайшего блинного стойла
И пошлю в магазин
За бутылью приличного пойла.

Он помчится бегом
И вернётся, баюкая нежно
Поллитровку с орлом,
Намекающим на неизбежность.

Неизбежность во всём,
А не только в таинственных бульках!
Я заел их блином,
А Егор для начала сосулькой…
«»»»»»

Страдания летние.

Солнце било в упор,
Грея август до самых подмышек.
Хмурый дядька Егор
Из кустов на проплешины вышел.

Что он делал в кустах,
Одному только богу известно,
Может, сказку в стихах
Пересказывал нимфе прелестной.

Мне понятно без слов,
Промолчу из врождённого такта,
Вышел он из кустов
Без моих «Аргументов и фактов».

Шелестела волна,
Огибая худые лодыжки,
У Егора спина
Ныла после вчерашней интрижки.

Размешал он слюну
С перегаром, с табачною крошкой,
Смачно плюнул в волну,
Ошарашив шальную рыбёшку.

Вырыв нору в песке
Для себя и сегодняшней крали,
Обозначил в руке
Я ему антиподы морали.

Клюнул дядька Егор,
Заблестели глаза у Егора!
Он чего-то растёр
Под волной апатичного моря

И помчался рысцой,
Огибая чужое веселье,
Чтобы дёрнуть кольцо
У жестянки, хранящей похмелье.

К чести нужно сказать,
Пиво выпил он и удалился,
Чтоб не очень мешать
Той, с которой я в пляжик зарылся.

И орёл на спине,
Разрисованой в годы застоя,
Синим крылышком мне
Помахал как строка запятою.

Солнце жарко палит,
Солнце в каждую впадинку въелось,
И подруга не спит,
Бережёт златотканое тело.

Что беречь, всё равно,
Всё равно я до вспышек восхода
Буду мять полотно
Исключительно женского рода!

Знаю, бледная ночь
Будет в окна заглядывать чётко,
Чтобы чем-то помочь
Пропотевшей до лямок красотке.

Зря готовишься, ночь,
Оторвусь я по полной катушке,
И уйдёт она прочь,
Опустевшая, как погремушка.

Мне не жалко любви,
Не иссякнет она в переплясе,
И дави, не дави,
До черта остаётся в запасе!

Гимн пропет до конца,
Потянулись девчонки от пляжа,
Молодые сердца
Унося невесомой поклажей.

Вон и дядька Егор,
Долежавший до нужной минуты,
Устремляет свой взор
На остатки от винных салютов.

Два здоровых мешка,
Кулаки побелели от груза!
Даже для знатока
Непомерная это обуза.

Если ты не знаток,
То не мучай извилины даром,
Сколько весит мешок
С жестяной и стеклянною тарой.

Я уже подсчитал,
Метеором слетал к остановке
И в автобус втолкал
Дядьку, словно товар в упаковку...

Мы с подружкой ушли
Через мост в глубину звездопада,
Пляж остался вдали,
Выплыл город гремящей эстрадой.

Как он здесь без меня,
Без солиста, артиста, актёра,
Пережил те полдня,
Что провёл я вблизи от Егора?

Да нормально, мужик,
Ничего не случилось, не скисло,
Армянин ел шашлык,
Сочинитель насиловал мысли;

Кандидаты наук,
Подавив свои охи и вздохи,
Молча чистили лук
Для гурманов из новой эпохи.

Я с одним был знаком,
Политически благонадёжен,
Он шагал напролом,
Выдираясь из собственной кожи.

Чуть не влез в доктора
На подшипниках из древесины,
Холостя тракторам
Металлические пуповины.

Было всё по уму,
Но ума-то как раз нехватало…
Я красавице жму
Недожатое мною с начала.

Проверяю тайком,
Не осталось ли у волнолома
Под горячим песком
То, что мне пригодилось бы дома.

Слава богу, срослось,
Всё на месте по первым подсчётам,
И не вкривь, и не вкось,
Всё подогнано к трепетной плоти!

Как сказал бы Егор,
Выбирая из урны окурки,
Это просто позор,
Если с бабы летит штукатурка.

Он за словом в карман
Не полезет напрасности ради,
По-французски: шарман!
Произносит, за пазуху глядя.

Можно верить, что там
Затаились хорошие вещи,
Не пластмассовый хлам,
Не унылый и плоский подлещик.

Я Егора ценю,
Не лакействует он перед каждым,
Ног не скрутит слепню,
Если тот обезумел от жажды.

Что ж ты делаешь, брат,
Говорит он, нещадно потея,
Я не денатурат,
Опохмелить тебя не сумею.

Благородство не шик,
Не взращённый искусственно образ,
Просто честен мужик,
Даже в трезвом томлении добрый.

Был ли трезв он когда?
Я не помню такого момента!
Впрочем, что за беда
Для российского интеллигента!

Он Есенина чтит,
Он «Онегина» шпарит на память,
И деньгами сорит,
Как политик своими друзьями.

Дорогой мой Егор,
Я с красоткою откочегарил,
Тело в душе протёр,
Душу в теле любовью прожарил.

Можно смело и в рост
Под любую берёзу ложиться,
Мир обыденно прост,
Даже мне в нём легко утвердиться!

Подплывай, не томись,
Рядом сядь наподобие краба,
Выпьем, дядька, за жизнь,
Ничего в ней не трогая лапой…
«»»»»»

Страдания зимние.

Накатила зима
На зелёные маковки сосен,
Мир, сошедший с ума,
Поразительно многоголосен.

Из подвалов и с крыш,
Из-за стен с многорядной укладкой,
Обнажён и бесстыж,
Лезет звук и вкрутую и всмятку.

Громыхает состав
По бетонным просроченным шпалам
И сороки в кустах
В вицмундирчиках под адмиралов.

Верещат, ети мать,
Даже уши у всех заложило!
Я бы смог их понять,
Да у крыши провисли стропила.

Не сороку спрошу,
А небритого дядьку Егора:
Объясни, что за шум
Воспалённо ложится на город?

Мне ответит Егор,
Поллитровке насилуя плеву:
Шёл бы ты, мухомор,
До своей положительной девы…

Дальше мог быть петит,
Но слова до того непечатны,
Что петит подтвердит
Непечатность мычаньем невнятным.

Я не стану молчать,
Я сурово спрошу у Егора:
Как прикажешь понять
Мне присвоенный чин мухомора?

Заскорузлой рукой
Он смахнёт меня с узкой тропинки –
Долгожданный покой
И снежинки толпой на ширинке.

В отношениях прост,
Собачонкам галдящим на радость,
Распевает без звёзд
Под балконом Егор серенады.

Я бы так не сумел,
Я в сомнениях год бы копался,
В январе бы потел,
По июлю ангинно ломался.

А ему хоть бы что,
Спит по самому центру сугроба,
Завернувшись в пальто
Под надзором картонных коробок.

Вот и звуки ушли
Под защитный покров снегопада,
Грустный кончик сопли
Со слезинкой Егоровой рядом.

Что он видит во сне,
Мне узнать никогда не придётся.
Да и нужно ли мне
В чьих-то мыслях скакать иноходцем!

Тут свои под ребром –
Антилопами в лапах у львицы –
Не желают добром,
По-хорошему остановиться.

Не смахнуть их с себя,
Как и линии Скиапарелли,
Наплывают, трубя,
Под размашистые метели!

Кое-чем закусив,
Кое-что натянув на фактуру,
Надоевший мотив
Подключаю в свою процедуру.

Он до ужаса прост:
Олигарх, представитель народа,
В волосатую горсть
Нефть качает по трубопроводам.

У него миллиард!
Мне бы тоже частицу какую,
Я не кавалергард,
На имение не претендую.

Мне бы домик и сад
Чуть подальше от шумных кварталов,
А в саду виноград
И вино молодое в подвалах.

Разлетелся сугроб
Под могучим напором Егора –
Переморщенный лоб
И глаза с алкогольным укором.

Размечтался, индюк,
Голой жопой тебя по гороху!
Эмигрируй на юг,
Там подвалы у каждого лоха!

Все Россию сосут,
Набивают безмерное брюхо,
А в народишко льют
Тормозушную вонь бормотухи.

Прав, конечно, Егор,
Воровство не имеет предела,
Только я не топор,
Чтобы головы сечь оголтело!

Руки сунул в карман,
Поиграл там шарами и лузой,
Пнул Егоров стакан
И ушёл в однокомнатный узел.

Из-за левой стены
Глухо ухают рок-барабаны,
Возмущенья полны
Дребезжащие в кухне стаканы.

У Егора в руке
Им приятнее пивом налиться,
Чем вот так, налегке,
На паркете в ничто превратиться.

Реп за правой стеной
Беспрерывен, тосклив, однозначен,
Он согласен со мной,
Что покой за квартиру оплачен.

Но, едри тебя бог,
Тот, который вопит полупьяно,
Тоже платит налог
В ту же кассу рублём деревянным!

Он далёк, как Нарым,
От тактичности и воспитанья.
Мне бороться не с ним,
Со своим одряхлевшим сознаньем!

Понимаю. Молчу.
И, лелея набухшую злобу,
Я к Егору лечу,
К исходящему паром сугробу.

Дядька чувственно спит,
Поллитровку прижав, как девчонку,
Рядом сучка лежит,
Подвывая тоскливо и тонко.

Проходящий народ
Изгаляется в юморе классном:
Дама песни поёт,
А уста кавалера безгласны!

Будто сам он не пил,
Не валялся под тополем синим,
Никогда не просил
О прощеньи приблудную псину!

Коли это не так,
Бросьте камень мне в трезвую рожу!
И в сугроб как в гамак
Завалился, Егора тревожа.

Поперхнулся Егор
И соплю подтянул до макушки:
Это ты, мухомор?
Что, опять убежал от подружки?

Не ругайся на жизнь,
Эта штука довольно приятна
И скорей оженись
С кандидаткою одномандатной!

Ах, Егор ты Егор,
Недоношенный образ поэта!
У меня семафор
Приоткрыт с прошлогоднего лета.

Да не хочет состав,
Громыхая просроченной шпалой,
Завалиться в кустах
Под лоскутную рвань одеяла!

А лебяжьего нет,
С олигархами мне не тягаться,
Под коробку конфет
Не желают со мной напрягаться.

Может, с девичьих пор
Головой я слегка перекошен?…
Спит блаженно Егор
И ложится поверху пороша.
«»»»»»»»

Осенние страдания дядьки Егора.
Игорь Белкин

Страдания осенние.

Вот и лето прошло,
Не судачат по лесу кукушки,
Кто сороке крыло
Заломил впопыхах на опушке,

Канул с ясеня лист
На опавшую грудь мухомора,
Тот согнулся, артист,
Вроде пьяного дядьки Егора.

О Егоре потом,
А пока моложавая осень
Украшает свой дом
Нераскрытыми шишками сосен.

Ёж в кустах шебаршит
Жестяною пивною посудой.
Он Егора шерстит,
Но об этом я тоже не буду.

Есть у дядьки права
Оттянуться до бани в субботу,
Ведь будильник-сова
Снова втянет Егора в работу.

В жёлтых всплесках берёз
И в зелёной еловой прохладе
Зреет вечный вопрос:
Что тебе, человече, здесь надо?

Я ответить могу
За себя, никого не касаясь:
Я любовь стерегу,
Потому под берёзами маюсь!

Вдруг она стороной,
Как Людмила в руках чародея,
Пролетит надо мной,
За подол ухватить не успею!

Впрочем, что я плету?
Это раньше подол до лодыжек!
Нынче мода в ходу,
Чтоб не выше мочалки, не ниже!

Поневоле взгрустнёшь
Под субботние хрипы Егора
И ногою смахнёшь
Обнажённую плешь мухомора.

Нынче женщина так,
Не загадка, а сразу отгадка,
Познакомились, бряк! –
Поломалась бы хоть для порядка!

Дефицит мужиков,
Полупьяных галантных гусаров,
Свёл различье полов
К единенью в нестойкие пары.

Как тут стойкою быть,
Если муж, от рождения пьющий,
Стал домой приходить
На руках каракатицей сущей?

И дрожащей рукой
К вам за пазуху лезет неловко –
Может, шустрик какой
Там вчера позабыл сторублёвку.

Не поможешь ему,
Целомудренностью не докажешь,
Что у вас на дому
Не погляды и не вернисажи.

У Егора жена
Вечно лается Жучкой из будки,
А хранит дотемна
Принесённые ей незабудки!

Дядька шасть на порог –
Шиш тебе, полупьяное вымя! –
От цветочков парок
С лёгким запахом сладкого дыма.

Печка выдержит всё,
Об неё хорошо опираться
При слияньи с гусём,
Неспособным пока женихаться.

Но Егору с женой
Подфартило, ей-ей, подфартило!
И рукою одной
Баба парня доводит до мыла.

О Егоре потом,
А пока, если кто-то не знает,
Я шагну в бурелом –
Мужиков без рогов не бывает!

Не тянитесь, мужья,
Перекрасить поэту сусала,
Эта тропка моя,
Посторонних на ней не бывало!

Сучья здесь и пеньки
И тенёта над сгнившею ивой,
И кулак у руки
Небольшой, но весьма справедливый.

Успокойтесь, прошу!
Тем, кто честен был перед женою,
Морду мне разрешу
Пофутболить любою ногою.

Не найдётся таких,
Гарантирую на сто процентов!
Ставим крестик на них
И на нашем простом инциденте.

Даже дядька Егор,
Исходя перекисшею брагой,
На любовный простор
Выходил с небывалой отвагой.

Он к соседской вдове
Приходил не однажды с приветом,
Принося в рукаве
Колокольчики синего цвета.

Пели песни они,
Заедали картошкой и салом,
А жена у родни
В Беловежье каком-то моталась.

Всё, Егору покой,
Пусть подремлет пока у порога,
Он какой-никакой,
А домой не забудет дорогу!

Это мы, глухари,
Октябрём отражённое племя,
Смотрим в календари
На портретики с этими-теми.

Тех не стало давно
И от них никакого нам проку,
Перегнило говно,
Породив молочай и осоку.

Грач скорбяще вопит,
Прилетая на прежнее поле –
То не трактор мычит,
А надсадно храпит алкоголик.

Мужики целый день
Подешевле смолят табачище –
Всё вокруг поебень,
Но в душе не становится чище.

Безлошадный народ
Запрягает в телегу корову,
Что в разрез не идёт
Со стратегией левофланговой.

Эти вкусно едят,
Пиджаки у них сшиты по моде,
Там, где надо, сидят,
Где не надо – опять верховодят!

Если писан закон,
Утверждён неподсудным синклитом –
Он под них подведён
Коровёнкой под бычью элиту.

И расхряпан бюджет,
Словно девичья нежная прелесть,
И слюна на паркет
И Егору на нижнюю челюсть.

Я Егора спрошу,
Мне словами делиться не жалко:
Может, зря я машу,
Безобидною, вобщем-то, палкой?

Что ответил Егор?
Я вам слышать того не желаю,
У меня до сих пор
Под рубашкой мурашки гуляют!

По совету его
Я на просеку вышел, где с дамой,
Изогнувшись дугой
Попыхтел от души пилорамой…

Вот и лето прошло,
Комары отзудели над лесом.
На корове седло
Никогда не являлось прогрессом.

Тот, кто снизу лежит
И не стонет от страсти и неги –
Дармоед, паразит
И ленив, как Евгений Онегин.

Остальное потом!
Если что-то кому не по рылу,
Прянь к Егору с болтом,
Он как раз подвернулся на вилах.

Трезв Егор или пьян,
Никакого значенья не значит,
Он не чтоб хулиган,
Но с достоинством вас отсобачит!
«»»»»»